СМЕРТЕЛЬНАЯ ДЕКОРАЦИЯ

Убил Арона Шпигеля кто-то из работников театра, или это все-таки сделал посторонний? Беркович размышлял над этим вопросом вторые сутки. Позавчера вечером во время спектакля «Странные люди» в театре «Барабан» был убит выстрелом из пистолета артист Арон Шпигель, игравший главную роль. Заканчивалось второе действие, оставалось отыграть последнюю сцену — как граф Бональдо (артист Арон Шпигель) настигает своего смертельного врага Джино Гадони (артист Марк Тараш) и после короткого нервного диалога выпускает в него две пули из бутафорского пистолета. Пистоны обычно хлопали так, что у зрителей в первых рядах закладывало уши. Так произошло и на этот раз. Тараш картинно схватился обеими руками за грудь и повалился на спину, а Шпигель, вместо того, чтобы воскликнуть: «Боже! Я убил его!», испустил вопль и упал в трех метрах от ничего не понявшего коллеги. Помощник режиссера тоже в первые мгновения ничего не понял. Он даже спросил громким шепотом у Шпигеля, что тот себе позволяет, но ответа не получил. Лишь увидев, как вокруг головы артиста расплывается темное пятно, помреж дал команду опустить занавес. Инспектор Беркович и эксперт-криминалист Хан, прибыв по вызову вместе с оперативной группой, констатировали смерть артиста, последовавшую от пулевого ранения в затылок. Стрелял — это не вызывало сомнений — кто-то, стоявший позади деревянной декорации, изображавшей старую мельницу. Зрителей попросили покинуть театр, а все двери, что вели за сцену, закрыли. Заперли и рабочий выход из театра. Тщательный осмотр показал, что ни одна живая душа за декорацией не пряталась. За сценой в тот момент было всего одиннадцать человек, и все они уверяли, что видели друг друга. Никто, по их словам, за декорацию не заходил. Всех пришлось обыскать. Беркович допросил всех задержанных, а потом отпустил, потому что никаких причин для задержания не оказалось… * * * На работу инспектор пришел с такой тяжелой головой, что ясно было: ничего путного он в этот день не придумает. Но пускать дело на самотек тоже было нельзя, и Беркович поехал в театр. Он прошел в кабинет главного режиссера Ноаха Ахимеира, который на том злополучном спектакле не был и ничем следствию помочь не мог. Из часового разговора Берковичу удалось узнать, что актером Шпигель был замечательным, но в личной жизни ему не везло — жена от него ушла два года назад. В театре Шпигеля не любили за его острый язык и удивительное умение устраивать гадости, которые он почему-то считал смешными розыгрышами. Не любили — это еще мягко сказано. Многие его просто ненавидели и с удовольствием пустили бы Шпигелю пулю в затылок. — Придется отказаться от пяти спектаклей, — вздохнул Ахимеир. — В них у Шпигеля нет замены. — А Тараш? — спросил Беркович. — Он хороший актер? — Хороший, — кивнул Ахимеир. — Но Гамлет, к примеру, из него не получится. Кстати, жена Шпигеля ушла именно к Тарашу, так что, когда во время спектакля Арон стрелял в Марка, мне всегда казалось, что он представлял, как делает это на самом деле. — На самом деле, — напомнил Беркович, — убит оказался не Тараш, а Шпигель. Инспектор принялся перечитывать протоколы ночных допросов. Одиннадцать человек. Действительно ли они каждый момент времени видели друг друга? Помощник режиссера видел стоявшего в противоположной кулисе пожарного, тот, в свою очередь, наблюдал за осветителем, осветитель видел стоявших в коридоре артистов, те были вместе и, следовательно, никто из них не убивал..... В общем, заколдованный круг. А Марк Тараш, в которого Шпигель стрелял из своего пугача, видеть ничего не мог, поскольку после выстрела должен был упасть и глядеть в потолок, изображая покойника. Перед тем как отправиться домой Беркович спустился в отдел судебной экспертизы, где застал Хана, вносившего в компьютер какие-то числа. — Я так и не нашел, за что уцепиться в деле Шпигеля, — признался инспектор. — Мистика какая-то. — Я тоже весь день над этим размышлял, — сказал Хан. — Версии не моя область, но то, что никто из этой компании не стрелял, — объективный факт. Когда человек стреляет из пистолета, на ладони в течение некоторого времени обязательно можно обнаружить следы пороха... — Что ты мне рассказываешь? — воскликнул Беркович. — Я прекрасно понимаю, что никто из них стрелять не мог. Но стрелял же! Никто не мог незамеченным проникнуть за декорацию. Но проник же! И никто не мог из театра выйти, чтобы вахтер его не заметил. — Или... — медленно сказал Беркович. — Послушай, Рон, я вспомнил одну фразу, которую мне сказал главный режиссер театра. «Шпигель стрелял в Тараша так, будто хотел это сделать на самом деле». — И что? — поднял брови эксперт. — Убили-то Шпигеля, а не Тараша. — Тараш увел у Шпигеля жену, — напомнил Беркович. — Так ведь Тараш увел у Шпигеля, а не наоборот! — Шпигеля все ненавидели. — Не пойму я, куда ты клонишь, — пожаловался Хан. — Пойду, — вздохнул Беркович. — Появилась одна мысль, но никак не думается, голова, как бревно... Поужинав, Беркович неожиданно спросил у жены: — Ты еще дружишь с Дорой? — Ну... — растерялась Наташа. — Мы болтаем по телефону. Но почему ты... — Она все такая же театралка? И в «Барабан» ходит? — Конечно. — Спроси у нее, пожалуйста, были ли она на позавчерашнем представлении. Там артиста убили... — Я и спрашивать не стану. Она мне уже три раза эту историю рассказывала: как перед самым концом спектакля кто-то стрелял в главного героя. — Значит, она там была? — Была. А что, ты ведешь это дело? — Я хочу поговорить с Дорит, — воскликнул Беркович, — позвони ей и дай мне трубку. Минуту спустя он задал, наконец, мучивший его вопрос: — Дорит, там ведь по ходу пьесы Бональдо должен был стрелять в Гадони. — Да, а вместо этого сам вдруг упал и... — Что значит «вместо этого»? Артист Тараш упал, когда в него стрелял артист Шпигель. Звук выстрела из-за декорации слился со звуком пугача... — Может, Тараш и упал, — неуверенно сказала Дора. — Я не видела, его ведь на сцене не было. — Как не было? — поразился Беркович. — Ну как... Они спорили, перешли на крик, потом Бональдо — то есть Шпигель — вытащил пистолет, а Гадони — ну, Тараш — бросился бежать, и Бональдо выстрелил ему вслед. Один раз, потом еще, а потом упал. — Вот как! — вскричал Беркович. — Спасибо, Дора, вы просто гений! Положив трубку, он тут же набрал домашний номер эксперта Хана. — Рон, — сказал Беркович, — мы оба лопухи. Мы проверили всех, кроме Тараша. — А его-то зачем было проверять? — удивился Хан. — Кто совсем уж никак не мог убить Шпигеля, так это Тараш. Он же лежал на сцене... — Должен был лежать, согласно пьесе! Но его на сцене не было. Он выбежал за кулисы, обогнул декорацию, выстрелил в Шпигеля и вернулся — в это время уже началась паника, занавес опустили, так что ему даже и ложиться не нужно было. — Но его видели сотни людей, включая и тех, что стояли за кулисами! — Если ты говоришь о зрителях, то они Тараша как раз и не видели. А если говоришь о тех, кто стоял за сценой... Я думаю, все они соучастники этого преступления. На следующее утро, уже оформив нужные документы, Беркович рассказывал инспектору Хутиэли: — Шпигеля в театре ненавидели и сговорились убить. Все, кто был в тот вечер за кулисами, знали, что произойдет, и заранее обсудили, что станут говорить полиции. А зрители восприняли все произошедшее как деталь представления. И то, что после выстрела Шпигеля Тараш бросился бежать, и то, что Шпигель выстрелил ему вслед — а что ему оставалось делать? Он наверняка в эти последние секунды жизни не понял, почему Тараш не падает, но продолжал играть роль. А я был уверен, что уж кто-кто, а актер, лежавший на сцене, не мог иметь отношения к убийству... — Это твои предположения, или ты уже получил доказательства? — поинтересовался Хутиэли. — Оружие. Пистолет найден в квартире Тараша. Калибр соответствует, Рон сейчас проводит баллистическую экспертизу. — Ну что ж, — улыбнулся Хутиэли, — поздравляю, Борис, и радуюсь вместе с тобой. — Мне не до радости, — махнул рукой Беркович. — Мне бы поспать часов десять...