Кто там? Вадим Верник

– Нам с Игорем предложили сделать один проект… Дело в том, что мы никогда не стремились работать вместе и даже не думали, что такое вообще возможно. У нас уже был печальный опыт. Как-то, когда я еще работал в газете, я взял у Игоря интервью. И когда показал готовый вариант, дело дошло до такого грандиозного скандала, практически до драки. После этого мы зареклись что-то делать вместе. Но обстоятельства так складываются в последнее время, что все чаще мы получаем предложение о совместных проектах.

– Я так понимаю, что первое поступило от радио?

– Да, нам предложили вести совместно каждую неделю двухчасовой прямой эфир на российском радио «Культура». Программа получила название «Театральная среда братьев Верник» и существует успешно уже почти год. Я думаю, причина того, что проект продержался так долго, в том, что мы с Игорем слишком разные: он играет на эмоциях, а я могу задавать более профессиональные вопросы. В результате мы имеем удивительное сочетание.

– И все же, что вас привело в Тель-Авив?

– Нам поступило предложение из Тель-Авива сделать некий клуб, в котором мы с Игорем представляли бы публике интересных и ярких людей. Мы и подумали – а почему бы и нет?

– Ну и как ваши ощущения – удалось?

– Мне кажется, что главный успех заключается в том, что нам удалось разрушить так называемую «четвертую стену» между актером и зрителями. Клуб – это ведь не театр и не эстрада, а именно общение с аудиторией.

– Вы с Игорем братья-двойняшки. И вы очень разные. Игорь более активный, открытый, у него лидерский характер. А вы и спокойнее, и более закрыты. Не потому ли, что Игорь родился на 15 минут раньше? Может быть, отсюда такая разница в характерах?

– Возможно. Игорь действительно родился очень быстро, а со мной были проблемы. Дело происходило в Сибири, в городе Новосибирске, и у врачей было немного возможностей помочь мне появиться на свет. Даже моя бабушка, врач-гинеколог, взмолилась: «Вы нам хотя бы одного сохраните...» Эта фраза мне очень нравится, она стимулирует. Я думаю: «Слава Б-гу, что сохранили обоих. Что я живой». Поэтому я и делаю что-то более спокойное.

– Вы выросли в еврейской интеллигентной семье. Поэтому ничего удивительного в том, что вы связаны с культурой. Поражает только то, насколько разные пути в творчестве вы выбрали…

– Наша мама, Анна Павловна, много лет преподавала в знаменитой музыкальной школе им. Прокофьева, отец, Эмиль Григорьевич, много лет руководил литературным вещанием на радио. Есть нечто символичное в том, что мы с Игорем вернулись на радио. И в семье все время шли разговоры про театр. Старший наш брат Слава – актер, он окончил школу-студию МХАТ. Я даже не помню момента, когда Игорь захотел стать артистом. Все так органично произошло… Он мог бы быть хорошим журналистом, он прекрасно пишет. Но тележурналистом в итоге стал я. Мы разные – были и есть.

– Часто ли люди, у которых вы хотите взять интервью, отказывают вам?

– Бывает, что отказывают. Например, я не смог договориться с Ириной Купченко, не получилось с Еленой Сафоновой.

– Может быть, на вас работает ваше реноме открывателя молодых талантов, а они уже считаются состоявшимися?

– Нет, дело не в этом. Время меняется, и программа у меня периодически меняется. Сначала там были и молодые начинающие, потом звезды разных поколений: Юрий Яковлев, Алферова, Караченцов, Абдулов, Чурикова, Янковский, Хворостовский и многие другие, которые рассказывали о начале пути. Мне было очень интересно соединение того, что было, и того, что получилось.

– Все-таки вы не учились тележурналистике и, тем не менее, работаете в этой области. И как вам, комфортно?

– Сейчас – комфортно, а вначале было не очень. Дмитрий Дибров меня в это дело втянул. Я тогда работал в газете «Неделя» и всем был доволен, ничего менять не собирался. Но Дибров предложил один телевизионный проект. Поверьте, когда он мне звонил и, извиняясь, говорил, что проект пока откладывается, я тихо радовался. Многие мечтают попасть на телевидение и готовы пробивать лбом стены ради этого. Мне ничего такого делать не пришлось. Так уж сложилось. Но когда я попал, мне понравилось. И мне повезло, что сразу стал и автором, и ведущим.

– Вы сами себя называли «садовником, который окучивает все время одну и ту же грядку». Сколько лет передаче «Кто там…»?

– Восемь. Иногда смотрю первые выпуски, и мне кажется, что это даже не я делал. Программа живет и дышит, потому что трансформируется! Я даже думал, что следует изменить название, но мне не дали этого сделать. Сегодня меня интересуют «культовые» фигуры, они могут быть далеко не начинающими, но людьми с новым мышлением.

– Люди, созвучные времени?

– Абсолютно верно. Это неважно, сколько человеку лет. Можно в 17 лет быть созвучным времени, а в 40 – несозвучным. Мне интересны люди успешные, знаменитые, но которые при этом не изменили себе. И я говорю о тех, кому удается оставаться самим собой: Ульяна Лопаткина, Анна Нетребко, Чулпан Хаматова, Константин Хабенский – сегодня это ориентиры в моей передаче.

– Поправьте меня, если я не права, но начинающие актеры более благодарны за то, что вы их заметили и пригласили. У звезд такого нет, им это и не нужно.

– Вы правы. Но бывают исключения. Вот я прочитал в газете, что Елена Корикова такая известная, такая талантливая и такая закрытая, что ее не поймать, да она и не общается с журналистами. Может быть, она и такая, но когда я предложил ей интервью в моей программе, она согласилась. И удалось записать чудесный большой откровенный разговор. Может быть, люди, зная о том, что я делаю, уже настраиваются на какую-то волну, и поэтому, если соглашаются, то идут охотно...

– Вы хотите сказать: «идут на откровенность»?

– Да. Например, с Ульяной Лопаткиной, балериной, мы договаривались полгода: то она была не в настроении, то занята, то не уверена, что ей вообще это нужно. Но я упертый в том смысле, что если чего-то хочу, то стараюсь этого добиться. И когда мы встретились, это было, как сон наяву. И я с вами согласен, что у звезд есть стереотип восприятия, у них уже заранее есть ответы на все вопросы. Но я очень стараюсь сбить их с этого.

– А насколько вы открыты, когда у вас берут интервью?

– Не знаю. Каков вопрос – таков ответ. Те вопросы, которые мне интересны и на которые я хочу отвечать, я на них отвечаю. На которые не хочу – все равно отвечаю. Я в какой-то момент понял, что журналистика сродни психологии. Если бы я не стал журналистом, стал бы психологом.

– На телевидении зритель видит и журналиста, и его гостя. Вы все время на экране. Вы не считаете, что вам повезло?

– Я так не считаю и себя на экране не выпячиваю. Я даже стараюсь не перебивать собеседника своими вопросами, когда без них можно обойтись. Конечно, телевидение предполагает публичность. Но у меня психология газетчика, который должен все сделать сам, все проверить, вплоть до подписи под фотографией. Я сам договариваюсь об интервью, сам их расшифровываю, сам монтирую свою передачу. Вообще это нетипично для телевидения. Обычно один договаривается, другой снимает, третий монтирует...

– Давайте плавно перейдем к вашей личной жизни. Пишут, что Игорь позаботился и об устройстве вашей жизни, то есть он вас уговорил поселиться с ним в одном подъезде. Это так?

– Это был новый дом, там были новые квартиры, которые продавались на хороших условиях. Так получилось, что к тому моменту он продал свою квартиру, я – свою, и мы оба купили жилье в этом доме. Игорь даже предлагал на одном этаже, но я решил, что это уже чересчур.

– Кто-то из журналистов назвал вас «интеллектуальным телевизионным холостяком». Вам нравится такой стиль жизни?

– Да, эта формулировка меня не удивила и не покоробила. Я вам скажу про личную жизнь... Вот я спрашиваю о ней своих героев, сейчас более откровенно, чем раньше, но… Каждый волен пускать кого-то в свою личную жизнь или нет. И если я чувствую, что человек не хочет об этом говорить, я деликатно эту тему обхожу. Вот и я хоть и не делаю из своей личной жизни секретов, но предпочитаю о ней не говорить…

– Вы готовить умеете?

– Нет. Не умею. Могу только сварить кашу. Каждый мой завтрак – геркулесовая каша. Я не прихотлив в еде вообще, не гурман, мне не нужны какие-то изысканные блюда. Главное – чтобы была геркулесовая каша…

Фото Александра Саверкина (ИТАР-ТАСС) и Ильи Долгопольского