Наследница престола

 Бася ГРИНБЕРГ, Россия
 12 сентября 2007
 3508
Она обожает свой Дом. Здесь у нее все: работа, забота, отдых, любовь, творчество... Московскому Дому актера в этом году исполнилось 70 лет. И все эти годы им руководят Эскины. Сперва Александр, теперь она - Маргарита. Тот случай, когда дочь за отца отвечает…
– Маргарита Александровна, какие события в истории Дома стали для вас самыми счастливыми, а какие самыми грустными?

– Я в Доме актера из этих 70-ти всего 20 лет. Так вот самое трагическое событие – это пожар, когда казалось, ничего восстановить уже нельзя. А самое счастливое... Да каждый вечер – радость большая. Вот только представьте: устраиваем для ветеранов клуб «Еще не вечер». Это ж наслаждение. Ведь я могу видеть, как пожилые люди, которых я знала по театру еще 30-40 лет назад, счастливые, нарядные приходят, чтобы пообщаться: чай пьют, закусывают немножко у нас в ресторане, смотрят подготовленную для них программу.

– Кто главный организатор тех капустников Дома актера, которые мы видим по ТВ?

– Еще при папе придумали должность – уполномоченные московских театров. В каждом театре есть человек, который отвечает за связь с Домом актера. Они регулярно собираются, придумывают песни, зовут меня, чтобы показать свои номера…

– Признайтесь, вы всегда довольны своими капустниками?

– Можно сказать, что уровень вечера меня почти всегда не устраивает. Остаюсь довольной от силы два раза за сезон. Понимаете, в чем дело. Я живу по принципу – каждый вечер должен быть спектаклем. Помню, мы отмечали юбилей Михаила Ульянова, ему исполнялось, по-моему, 60 лет. И это был вечер потрясающего уровня. Там был номер у Евстигнеева, который забыть нельзя: на гитаре играет Тодоровский, а на тарелках, на вилках, на ложках – Евстигнеев: он фирменно улыбается, ноги двигаются в такт. Вот это, я считаю, идеал.

***

– Маргарита Александровна, скажите, сейчас зачем нужен Дом актера? Какие у него задачи?

– Во-первых, это дом с домашней атмосферой. Второе – наш дом объединяет людей добром и любовью. Это моя вера, мой, как говорят, пунктик. Ведь Дом актера по многим показателям уже не должен был бы существовать. Время другое: более динамичное, коммерческое. Но я всегда успокаиваю себя тем, что могу жить так, как считаю нужным. Ко мне приходят люди, не связанные с коммерческими делами. Им ничего не нужно от Дома актера, и мне от них ничего не нужно. Вот Коля Цискаридзе, – говорят, он с той тусовкой, с этой... А приходит к нам, ему никто ничего не платит, а он может весь вечер с нами и петь, и танцевать. Понимаете, каждому человеку нужно отдохновенье от сегодняшней трудной жизни.

– Маргарита Александровна, вы фактически унаследовали кресло директора. Как вам это удалось, ведь в былые времена семейственность не приветствовалась?

– Первый человек, которому пришла в голову эта идея, был Михаил Жаров. Когда мой папа лежал с инфарктом, Михаил Иванович сказал: «Хорошо было бы, если б Маргарита пришла в Дом актера помогать своему отцу». А я тогда работала на телевидении. Но когда спросили мнения моего папы, он сказал твердое «нет». И когда все же я пришла сюда работать, первое время мне было безумно страшно. Занять папино место тогда для меня было все равно, что сесть на Олимп и править всеми-всеми. Нужно еще учесть и то обстоятельство, что я не была в близких отношениях с актерами. А ведь отношения с этой братией было одним из самых важных составляющих в работе. Но помогла мне, как это ни странно, моя фамилия. Ее я сохранила, чтобы папе сделать приятное – у папы не было сыновей. Так вот, когда я пришла сюда, поняла: фамилия – лучшее мое наследство. Вы даже не представляете, как реагировали люди на то, что дело Дома продолжает Эскина. Плятт, который был близким другом папы, звонил и говорил: «Я только об одном страдаю, что не могу прийти и увидеть Эскину за столом». Плятт был тогда уже болен, ноги не ходили. Другие актеры тоже меня поддержали…

– А папа не давал вам мастер-класс по общению с актерами?

– Нет. Во-первых, он вообще нас с сестрой ничему не учил, у него совершенно отсутствовал педагогический дар. Показывал что и как только собственным примером – ведь он как никто другой обожал актеров. Да и нас с Зиной, своих дочек, он любил не меньше. После смерти мамы – это случилось, когда мне едва исполнилось восемь лет – папа остался с двумя дочками на руках. Он нас растил и за папу и за маму. Но, если откровенно, – на первом месте у него все равно оставался Дом актера.

– Вы не обижались?

– Нет, я смотрела на папу как на идеал. Иногда, правда, было обидно, когда, например, он убегал с моего дня рождения на работу. Или мог днями ездить по Москве и искать киевское варенье из сухофруктов, которое так любила Марецкая. Должна сказать, в сущности, папа не понимал театр. Но он очень любил актеров. Эту черту унаследовала и я – мне совершенно не хочется обсуждать: кто, где и как сыграл. Хотя я закончила театроведческий и все понимаю. Но заниматься подобным разбором у меня нет желанья, я просто их люблю.

– Вы были дочкой директора Дома актера. Можно сказать, что являлись представительницей так называемой золотой молодежи?

– Да ну что вы, нет-нет, мы жили более чем скромно. Слово «бедно» сказать неудобно, но – абсолютно без достатка. Папа воспитывал двух дочек, с нами жила еще его мама, которая никогда не работала. В общем, только еда была, а все остальное... Потом к нам никто не мог прийти домой – мы жили в разрушенном доме на Арбате, и добраться до нашей квартиры была целая история. К нам ходил только Утесов. И то потому, что был очень близок папе – только его из людей известных я знала хорошо. Плятта поменьше. И помню еще, очень осуждала Ширвиндта – он папу называл на «ты» – хамство, считала тогда, беспредельное. Он же младше меня на год, а моему папе запросто говорил «Шура, ты...» Детство мое связано еще и с воспоминаниями о бабушке, которая фактически нас и вырастила. Она, должна вам сказать, персонаж для пьесы. У меня папа – еврей. Так вот у папиной мамы – такой типично еврейский характер…

– Это какой?

– Ой, это несусветные перепады настроения. Например, папа говорит, что сейчас к нам приведет мальчика, сына своей любимой женщины. Бабушка рвет и мечет, она всех их ненавидит, и этих женщин, и этого мальчика проклятого! Входит папа, а за его штанину держится Вовка этот. И бабушка начинает: «Вовочка, какую котлетку ты будешь? А какую конфетку?» И нежность у нее вдруг просыпается, причем абсолютно искренняя. Потом она была, конечно, с невероятным чувством юмора. Начинала рассказывать анекдоты – только говорила первую фразу, сразу начинала хохотать, и все окружающие тут же умирали со смеху. Хотя продолжения анекдота никто не слышал. Или мы говорили: «Бабушка, да что ты можешь знать, ты ведь никогда не работала». А она: «Я не работала? Да я работала под носом у ЧК!» Мы все на нее набрасывались: расскажи-расскажи, что было-то, – интересно все же. Оказалось, она продавала пирожки на Лубянке... Бабушка дружила со всеми папиными женщинами. Правда, по большей части потом, когда он уже с ними расставался. Вообще, хочу сказать, и папа, и бабушка были жуткими истериками. Но с другой стороны – в чем-то они были абсолютными детьми. Мы могли часами играть в карты: посуда не мылась, – просто сдвигалась в другую часть стола. Вообще, моя бабушка и папа были, конечно, невероятной парой. Она готовила все, что он любил. И когда папе удавалось отправить ее в дом отдыха, она мне давала наставления, что и как нужно приготовить. А тапочки нужно поставить непременно в это место, потому что, когда папа спускает ноги с кровати, то прямо и в тапочки попадал... В общем, она обожала папу, и именно из-за нее он долго не мог жениться. Сделал это, когда я уже собиралась замуж...

***

– Когда вы пришли в Дом актера, с кем из актерской братии сошлись быстрее всего?

– С Марией Мироновой, она была моим ангелом. Этуш сегодня мне как брат родной. Ширвиндт – это уж вообще слов нет. Но есть люди и очень трудные. Была такая замечательная актриса Лидия Сухаревская. Очень колючая, к ней просто подойти было нельзя. Но с годами мы и с ней сдружились. Я знаю, например, что Доронина из театрального сообщества только меня близко допускает. Или вот, например, Юрий Соломин. Человек совершенно невероятный внутри. Но имеет защитные щупальца, выпускает их, чтобы его не обидели. Наверное, все-таки я могу найти подход к любому человеку, проникнуть сквозь его заслон еще и потому, что всегда мечтала быть педагогом. И у меня есть, как мне кажется, педагогический дар.

– Неужели не было таких, кто так и не подпустил к себе?

– Есть люди, которых я сама от себя, скажем так, отодвинула. У нас в Доме выросло много людей, которых мы сейчас часто можем увидеть по телевизору: Костя Эрнст, Валдис Пельш. За последнее время они, конечно, переменились. Нет, я их не осуждаю. Но они утратили то невероятное человеческое обаяние, которое у них было.

– Маргарита Александровна, кто из актеров всегда готов принимать участие в капустниках, кто у нас эдакий массовик-затейник?

– Знаете, вот есть такая группа, так сказать, дрессированных актеров, вот они в доску свои. Это Ширвиндт, Державин, Этуш, Маковецкий, Аронова, Рутберг, Сотникова, Колган, Добронравов. А еще меня удивляет Табаков. Вот нужно кого-то поздравить, и он сразу мне говорит: приду на этот праздничный вечер, но – когда смогу. И что вы думаете? Он будет бежать, торопиться, но обязательно поздравит. Был случай, который меня ну очень удивил. Отмечали мой юбилей. Делали вечер, и Табаков – он же ни разу не репетировал, даже текста своего выступления не знал. И вот я сейчас пересматриваю на пленке запись. Кто лучше всех выступал? Табаков! Импровизировал и даже не запнулся ни разу.

– Маргарита Александровна, как вы думаете, династия Эскиных в Доме актера продолжится?

– Нет, сын у меня человек технический, он генеральный директор американской фирмы. Деятельность связана с высокими технологиями связи. Дочка, она медик. Характер у нее жесткий, глубокий. Творческого завода, который у меня есть до сих пор, у моих детей нет. Но вот внучка генетически очень похожа на меня. В том смысле, что ее интересует только работа. Только работа на уме. Ну, вся в меня!



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции