Фуга жизни и смерти. Ко Дню Катастрофы

Фильмы о Холокосте снимают уже более 60 лет. Конечно, нельзя говорить о возникновении здесь отдельного жанра. Сама тема – горькая, страшная – сопротивляется формальному подходу, не дает свести себя к набору клише, требует от художников трепетного, не общего взгляда. Но, несмотря на это, с годами в кино кристаллизуется своеобразный канон: эмоционально насыщенные образы начинают довлеть, «бронировать» себе места в каждой картине, хотя бы мельком касающейся истории геноцида евреев. Так, например, Владислав Шпильман в исполнении Эдриена Броди олицетворяет для современного зрителя обобщенный тип жертвы Холокоста, а жуткий Амон Гетц Ральфа Файнза – эталонного палача, палача «вообще». Эти киногерои когда-то были реальными людьми, но время идет, и трагическая история на наших глазах превращается в легенду.

Это нормально, так происходит всегда и везде, на место исторической правде в кино приходит правда поэтическая (как, например, в полуфантастической «Полной иллюминации»). Вопрос уже не в том, что показывать, а в том – как обобщать и анализировать историю. После Оскаров «Шиндлера» и «Пианиста» этот вопрос стал ключевым, вызвав даже некоторое затишье в киномире. Казалось, что два тяжеловеса – Спилберг и Поланский вплотную приблизились к тому, чтобы исчерпать тему. Но в прошлом году режиссер, не имеющий к еврейству никакого формального отношения, снова дал ей ход, сумев отойти от всех шаблонов – как сюжетных, так и смысловых. Имя этого режиссера – Пол Верхувен, и «Черную книгу» многие называют лучшим фильмом великого голландца за всю его карьеру..

Змеи, игра

Полу было 7 лет, когда закончилась война. Он с семьей жил тогда в Гааге, в центре немецкой оккупации, и постоянные бомбардировки союзной авиации остались одним из самых сильных впечатлений в его жизни: «…было весело! Мне, ребенку, очень интересно жилось в те дни. Реальность была переполнена спецэффектами, как хороший фильм. Жили по звонку, ждали следующей сирены, и я помню: как только звучал сигнал, что бомбардировка окончена, я стремглав выбегал из убежища, чтобы подобрать куски металла, гранат и гильзы» – вспоминает Верхувен. И еще: «С детства я привык думать, что война – нормальное состояние человека. Что оккупация – это нормально. Что смерть – в порядке вещей. Я так рос». Последний комментарий особенно важен. Это не характеристика поколения (миллионы детей жили в тех же условиях по всей военной Европе), но портрет самого режиссера; художника не жестокого в смысле намеренного садизма, но предельно жесткого, лишенного малейшего намека на сентиментальность.

Почти все его фильмы имеют этот привкус смерти. Кино, даже самое умное, – очень грубое зрелище, и режиссер, умеющий зарядить кадр насилием, почти всегда попадает точно в цель, добивается пристального зрительского внимания. Верхувен это понимает и умеет делать как никто со времен Хичкока, достаточно вспомнить наэлектризованную атмосферу «Основного инстинкта» или «Звездного десанта». Внимательный к знакам смерти, он не испытывает уважения к ней. Его герои идут в расход быстро, жестоко и как-то бессмысленно, без малейшего пафоса (или с нарочитым пафосом, превращающим смерть в гротеск). Верхувена обвиняют в том, что он не любит людей. И, похоже, заслуженно. Правда, есть одно исключение, тем более важное, что «Черная книга», последний фильм режиссера, целиком этому исключению посвящена.

Маргарита

Собственно война, лагеря и массовые казни, все главное зло оставлено за кадром, как само собой разумеющийся набор обстоятельств. Все внимание сосредоточено на истории Рахили Штайн, когда-то – певички из кабаре, а сейчас (в сентябре 1944-го) – скрывающейся от нацистов неприкасаемой. С поправкой на страх и тревогу за близких Рахиль остается все такой же легкомысленной попрыгуньей, какой была до оккупации. Единственная цель – выжить – достигнута, остается только терпеливо ждать конца войны. Но у судьбы свои планы насчет бойкой девицы…

Промах английского бомбардировщика, сжигающего дом Рахили, – как стартовый выстрел. Теперь она должна бежать не останавливаясь, а относительный покой убежища рушится, как оперный задник, открывая за собою холодный и людоедский, так называемый реальный мир, отнимающий друзей, семью, только что не саму жизнь. Мир полностью, сверху донизу мужской. И героиня, такая, как наша, чтобы выжить в нем, просто обязана меняться. Рахиль превращается в звезду совсем другого кино. Она перекрашивает волосы, берет псевдоним, что больше, чем просто конспирация, это – новая личность с новым образом мысли, подчиненная совершенно новой цели. Отомстить.

Похожие женщины уже встречались у Верхувена. Сходу вспоминаются агрессивная танцовщица Молли Мэлоун из «Шоугерлз» и смертельная Кэтрин Трэмел – героиня «Основного инстинкта». Не важно – в каких обстоятельствах они действуют и как мотивированы, главное здесь – сочетание стопроцентной женственности с умением жить и побеждать в жесткой мужской среде. Тип женщины-воина; только к ним с их потрясающей жаждой жизни режиссер-мизантроп испытывает уважение, едва ли не любовь. В «Черной книге» же Верхувен идет еще дальше, возводя мелодраматическую Рахиль Штайн к амплуа, в котором блистали в свое время Марлен Дитрих, Ингрид Бергман, Типпи Хедрен, – лучшие актрисы Европы и Голливуда, создавая изысканный образ «хичкоковской блондинки» Эллис.

Можно сколько угодно романтизировать Мату Хари и Грету Гарбо, правда же в том, что грязи и страха в их историях гораздо больше, чем авантюрного куража. Верхувен вообще не склонен романтизировать кого-либо, а значит, на месте грязи в его кино обязательно будет грязь же. В каждом кадре «Черной книги» мерзость рифмуется с красотой, любовь – с отчаянием, смех – с последним страхом. И надо видеть, как изящно движется сквозь это безумие героиня! Шпионка Эллис наследует от прежней Рахили оболочку легкомыслия, своего рода жадность. Она, загнанная в тупик, продолжает брать от жизни свое, будь то красивый наряд, выпивка, или любовь интересного немецкого офицера*. Впрочем, история хичкоковской блондинки всегда триллер, а по законам жанра, для того чтобы узнать, кто убийца, надо перейти некий рубеж. Эллис ожидает еще одно, самое болезненное превращение.

Суламифь

Строго говоря, «Черную книгу» нельзя назвать вполне «еврейским кино». Рахиль никогда не забывает – кто она и откуда, но увлекательная детективная фабула поначалу оставляет в тени все остальные, включая линию обретения своего национального «я». Верхувен ведет эту линию, словно пунктиром, например, давая основному рассказу сюжетную «рамку» – крошечный эпизод близкого будущего. Из этой рамочной истории нам становится ясно, что в фильме помимо довоенной Рахили Штайн и подпольщицы Эллис действует и третья героиня в том же облике – Рахиль Розенберг – жена и мать, простая учительница из кибуца Штайн.

Ее появление неизбежно. Рахиль, проходя сквозь мрак подпольного периода и пытки лагеря, устроенного добрыми победителями для коллаборационистов и «фашистских подстилок»**, добивается цели - находит истинного убийцу своих близких. И в момент исполнения приговора, своего апофеоза, ипостась мстительницы будто растворяется, за ненадобностью уступает место собственно Рахили. Не прежней девочке из кабаре, но будущей поселенке из кибуца, обладающей мудростью самого чистого и горького вида, той, которая приходит через боль. Ненависть отступает, а вместе с ней умирает все остальное, что горело и просвечивало в образе золотоволосой Эллис.

Пепельноволосая Рахиль плачет, сидя на берегу озера Кинерет, и в этих слезах собрана вся ее история. Кого она оплакивает? Семью, народ, довоенное прошлое, но также и утерянную навсегда, побочную и случайную, тем не менее – живую и любящую, свою немецкую душу. Здесь Верхувен, не терпящий обычно высоких материй, подбирается близко к тому, чтобы охватить и выразить глубину и красоту великой корневой силы, действующей в истории всякого народа – женской жертвенности. Груз на плечах героини становится все тяжелее, а женское начало раскрывается со всей полнотой от сцены к сцене: радость молодого бесстыдства прорастает оглушительной любовью на волосок от смерти и, наконец, – ежедневным подвигом матери-основательницы.

Могилы

Но как бы ни любил свою героиню автор, как бы ни оправдывал ее (проведя перед этим через все круги ада, конечно), он снимает полностью свое кино. «Черная книга» – история женщины, которую предали все. А приговор режиссера миру глупцов, убийц и лицемеров остается последовательно жестоким. Лучше его об этом никто не скажет: «Все – плохие. Любой народ может устроить то же самое – и, поверьте, с удовольствием устроит, если ему выпадет такая возможность». Очень точное и важное напоминание в наше время. А о том, что это – только одна сторона медали, должны напоминать совсем другие фильмы. Не просите об этом Пола Верхувена.

__

* Кстати, типаж «хорошего немца», знакомый нам по Марлону Брандо в «Молодых львах», здесь смотрится страшноватым анекдотом, в «Черной книге» речь идет о высоком чине гестапо!

**Верхувен вспоминает: «…и вполне честные борцы Сопротивления часто поступали, как мерзавцы. Сцена жутких издевательств над пленными после освобождения написана нами на основании реальных документов. Был один руководитель нацистского подразделения в Гааге - голландец по происхождению, которого судили и посадили в тюрьму после войны. Он там такое пережил... Вокруг этого тоже был настоящий скандал. Однажды я узнал, что девочка, в которую я был влюблен в детстве, была его дочерью! Мне тогда было четырнадцать лет».