Маня: К юбилею Марии Котляровой

А вот книги… не засорять же еврейскими книгами русские библиотеки! Кстати пришелся опыт инквизиторов, сжигавших на кострах произведения еврейских писателей, ученых, а следом… самих писателей и ученых.

Пролог

- Пойдем, - предложил теперь уже бывший актер ГОСЕТа Зиновий Каминский такой же бывшей актрисе Марии Котляровой, - если повезет, спасем хоть что-нибудь.

…Мария Ефимовна снимает с полки и кладет перед нами на стол бережно обернутые книги: Н. Ойслендера, «Еврейский театр 1887–1917», «Фольклор», «Мальчик Мотл» Шолом-Алейхема, «Еврейские народные песни», переведенные с идиш А. Кушнеровым и А. Гурштейном, произведения Лермонтова «Ветвь Палестины», «Еврейская мелодия», «Баллада», пьесу «Испанцы», шедшую в ГОСЕТе.

- Осторожно! – предупреждает Мария Ефимовна наше намерение взять книгу Шолом-Алейхема. – Она побывала на «аутодафе», видите, как опалены корешки, странички. Разумнее передать книги музею, но я не могу с ними расстаться, их касались пальцы учителя.

 

На плечах Михоэлса

16-летней девчонкой пришла в студию ГОСЕТа Котлярова. В украинском еврейском местечке Екатеринополе, где она родилась и жила до отъезда к старшему брату в Москву, говорили на идише, в быту придерживались еврейской традиции. Язык идиш, еврейские песни, танцы, традиция были для Мани (так ее звали дома и в театре) органичны. Ей не пришлось их учить, как многим другим студийцам.

Талантливую студентку вскоре начали привлекать к участию в массовках спектаклей. На старших курсах ей уже доверяли небольшие роли. Закончив студию, Котлярова играла в ГОСЕТе роли: Бабушки в спектакле «Гершеле Остраполлер», Генриетты Швалб в «Блуждающих звездах», Фрейдл в «Капризной невесте», Ханеле в «Цвей кунелемлах», американки Ричи в «Стоит жить», монашки в «Восстании в гетто», одну из шести служек в «Фрейлэхсе» …

Но задолго до этого, в первый же год учебы в студии, в судьбе Мани Котляровой произошло событие, предопределившее цель ее жизни, как бы ее миссию.

- В феврале 1935 года в ГОСЕТе состоялась премьера «Короля Лира» с Михоэлсом в главной роли, - рассказывает Котлярова. - Спектакли шли с неизменным аншлагом, и студийцам, не занятым в нем, посмотреть его не удавалось. Но вскоре ЦДРИ устроил «Вечер монолога» с участием Михоэлса. На вечер собралась вся театральная Москва – народу тьма! Но мы, несколько студийцев, все же прорвались в зал. Неожиданно к нам подошла секретарь студии Фаня Ефимовна:

- Котлярова! Беги скорее за кулисы. Тебя зовет Михоэлс.

- Зачем? - спросила я и подумала: «Может пуговицу пришить? Помочь надеть театральный костюм?»

Я поднялась на сцену и услышала голос Михоэлса, доносившийся из-за плотной занавеси. Робко вошла. Кивнув мне, Михоэлс, в концертном костюме, продолжал репетировать финальный монолог Лира. Но вот он умолк. И неожиданно сказал:

- Когда я к тебе нагнусь, ты подпрыгнешь так, чтобы я смог бросить тебя на свое плечо.

Неясно было, что предстоит мне, ведь спектакля я не видела. Спросить – не осмелилась, но вскоре и сама догадалась, что должна буду изображать мертвую Корделию. Почему Михоэлс в тот вечер оказался без партнерши, не знаю.

Ведущий объявил выступление Михоэлса. Соломон Михайлович подошел ко мне, я подпрыгнула, он, чуть присев, сильными руками подхватил меня и перекинул через плечо, как перекидывают плащ или легкое пальто.

Он пересек сцену, затем вернулся к ее середине и, бережно уложив свою трагическую ношу на пол, опустился перед ней на колени. Я лежала не шелохнувшись, почти не дыша, плотно закрыв глаза, боясь, что мои ресницы дрогнут, и зрители первых рядов увидят, что Корделия жива. Не просто изображать на сцене задушенную дочь, когда ее оплакивает сраженный горем отец. И «отец» этот - Михоэлс, признанный даже англичанами лучшим «королем Лиром»!

А Соломон Михайлович гладил меня по лицу, тормошил, тряс за плечи, прикладывал свои пальцы к моим губам: «Собака, кошка, мышь – они живут, а ты не дышишь…», приподнимал и снова опускал меня? на пол. Сила воздействия гениального артиста на зрителя была так велика, что многие плакали, а я, «мертвая», давясь рыданиями, должна была лежать не шелохнувшись. Внезапно дыхание Лира стало прерывистым, он задыхался: «Вы видите, на губы посмотрите.....» и замертво упал рядом с Корделией.

В зале стояла напряженная тишина. Я испугалась, а вдруг Михоэлс действительно умер. Уже готова была открыть глаза… Но Соломон Михайлович поднялся, подал мне руку, произнес неслышно «Спасибо», и зал разразился бурными аплодисментами. А я, спрыгнув со сцены, выбежала в фойе и разрыдалась.

Меня часто спрашивают, о чем я думала, исполняя эту роль? Прежде всего, как бы не подвести Соломона Михайловича. И - вы будете смеяться - как бы не открыть глаза. Так безумно хотелось мне видеть его лицо.

Значительно позже я поняла: это событие предопределило основную цель моей жизни, оказавшуюся значительней даже моего актерского призвания. Осознание этого пришло ко мне спустя годы - после злодейского убийства Михоэлса, разгрома ГОСЕТа, Еврейского антифашистского комитета, уничтожения его членов и членов еврейской секции Союза писателей - по сути дела, удушения еврейской культуры в стране.

 

Жизнь без Учителя

…Кончились страшные годы сталинщины, но говорить о возрождении еврейской культуры, в частности еврейского театра, не приходилось. Смириться с этим я, ученица Михоэлса, не могла. По сей день физически ощущаю силу его рук, поддерживавших меня в тот памятный вечер, надежное плечо Учителя. Надежное для друзей, коллег, для тех, кто обращался к нему за помощью, - для всех. Я и книгу своих воспоминаний назвала «Плечо Михоэлса». Это точное название подсказал мне Евгений Евтушенко.

Могу ли я забыть, как уезжая в Минск, Михоэлс, невзирая на занятость, написал письмо в Исполком с просьбой помочь мне в квартирном вопросе. «Есть дела, которые нельзя откладывать на потом», - сказал он, словно предчувствуя свою гибель.

Помнится, распекая труппу ГОСЕТа за какую-то неудачу, Соломон Михайлович произнес с горечью: «Что вы станете делать без меня?» И, действительно, без Него долгие годы ничего не «стало» в еврейском советском театральном мире.

…Наступили шестидесятые, время «оттепели». Многое менялось в стране, менялось и отношение к еврейской культуре. Начал выходить журнал Арона Вергелиса «Советише геймланд». В 1961-м мы, шестеро уцелевших артистов ГОСЕТа, организовали, хотя и не без труда, при Москонцерте Московский еврейский драматический ансамбль – единственный в ту пору театральный коллектив, игравший на идише, и постарались возродить спектакли ГОСЕТа. Нам удалось это, хотя тексты пьес и постановочные листы не сохранились. Многое пришлось мне восстанавливать по памяти. Мы играли «Тевье-молочник», «Фрейлэхс», «Двести тысяч», «Испанцы», «Колдунья» и другие спектакли. Своего помещения у нас не было, базировались в «Цыганском театре», выступали на его сцене, на различных площадках, гастролировали по стране и пользовались неизменным успехом у зрителя.

В 1977 году меня пригласил на должность режиссера-преподавателя в Камерный Еврейский музыкальный театр (КЕМТ) его создатель и художественный руководитель Юрий Шерлинг. Вскоре преподавать идиш привлекли и замечательного человека, талантливого актера ГОСЕТа Сашу Герцберга.

КЕМТ набирал труппу. Абитуриентов-евреев оказалось немного, помнится, зачислили человек пять-шесть, но и они не знали идиша.

Работая над ролями на идише с артистами КЕМТа, я старалась передать им все, что когда-то сама получила в ГОСЕТе, не уставала напоминать им завет Учителя: «Не играйте в еврея. Играйте характер, вам поможет мамэ-лошн».

Совместной работой Шерлинга, преподавателей и артистов мы сделали КЕМТ знаменитым.

В 1985 году из-за внутренних распрей, столь характерных для театральных коллективов, Шерлингу пришлось расстаться с КЕМТом. Это стало началом конца. Какое-то время театр, руководимый Михаилом Глузом, еще жил старым багажом.

Распался и наш Ансамбль, в котором, я, работая в КЕМТе, продолжала играть. Но я осталась верна своей миссии возрождать и пропагандировать еврейскую культуру. Помогала артистам в постановке еврейского сюжета, танца, песни. Несколько лет преподавала идиш, еврейскую литературу в Туро-колледже, организованном израильским профессором Вайнером. Часто ездила в Киевский еврейский театр, где обучала балетмейстера еврейским танцам, пропела для нее весь «Фрейлэхс». Подготовила программы на идише для Романа Карцева и Виктора Ильченко, перед их гастролями в США, а Валентине Толкуновой перед ее гастролями в Израиль. На концертах певицы Марины Бухиной в Олимпийской деревне и певицы Анны Шевелевой в городах России, Украины, Прибалтики, исполняла еврейские песни, читала «Камни Треблинки» А. Вергелиса, поэмы Ш. Дриза, Ш. Галкина. В начале самостоятельной работы Ильи Авербуха на льду поставила ему танец «Хава нагила».

В 2002-м я создала при Международной студенческой организации «Гилель» театральную группу, выступавшую в клубах и еврейских средних школах.

Однажды мне позвонил Сергей Образцов, работавший в то время над книгой воспоминаний.

– Я родился на Украине, - сказал он, - родители дружили с еврейскими семьями. Отец даже говорил на идише и научил меня, мальчишку, еврейской песне. Но я помню только ее отдельные слова, например, «херинг» (селедка).

По телефону я пропела Образцову эту песенку на идише, а потом продиктовала ее слова, которые он записал русскими буквами.

- Музыку к своему «Необыкновенному концерту», - рассказал он, - я написал под влиянием «Фрейлэхса».

Я поставила еврейский танец в спектакле «Улица Шолом-Алейхема, 40» в Драматическом театре им. Станиславского, в Тбилисском русском театре им. Грибоедова. Вместе с певцом Ефимом Александровым мы проделали сложную работу по подготовке его сольного концерта «Песни еврейского местечка». Пять лет преподавала идиш в Еврейской академии им. Маймонида.

Я и по сей день принимаю активное участие в «Михоэлсовских Фестивалях», организуемых Михаилом Глузом и Ириной Горюновой. Всех проделанных работ не перечесть.

 

Вместо эпилога

Сегодня мой юбилей. Вы спрашиваете, сколько мне лет? Разве женщине задают такие вопросы? «Пока я живу, - я женщина!» - говорят француженки. В моем доме, хоть он и одинок, не умолкает телефон. Я нужна людям, всегда готова оказать творческую помощь тем, кто содействует сохранению идишской культуры и театрального наследия великого Михоэлса.

Беседу провели Майя Немировская, Владислав Шницер

Авторское фото Александра Ешанова

 

***

Подпись под фото Котляровой:

Вы спрашиваете, сколько мне лет? Разве женщине задают такие вопросы? «Пока я живу, - я женщина!» - говорят француженки.