Как Аркадий Гуревич стал Ининым

 Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия
 13 ноября 2008
 4360

За долгие годы знаменитый писатель-сатирик обсмеял всех и вся. А о себе любимом так и не позаботился. Ни одной полновесной автобиографии. Мемуаров, говорит, и вовсе — не дождетесь. Только к семидесяти годам Аркадий Яковлевич преодолел природную скромность. И решился-таки рассказать о себе сам. Не без самоиронии, конечно…

Ни одной полновесной автобиографии. Мемуаров, говорит, и вовсе не дождетесь. Вот и приходится раз в десять лет отдуваться его друзьям по перу: Георгию Вайнеру, Михаилу Мишину, Виктору Мережко… Расписывая на все лады весомые достоинства юбиляра и невесомые его недостатки — продолжения достоинств.

Только к семидесяти годам Аркадий Яковлевич преодолел природную скромность. И решился-таки рассказать о себе сам. Не без самоиронии, конечно…

 

«Тебе цветной пленка какой цвет нужно?»

– В 1970 году, когда я окончил сценарный факультет ВГИКа, прорваться на «Мосфильм» или «Ленфильм» было практически невозможно. Подавляющее большинство выпускников — кроме особо талантливых, к коим я не относился, — начинали работу на среднеазиатских студиях. Я начинал на замечательном, прекрасном «Таджикфильме».

В аэропорту Душанбе — крохотном, почти сельском — в справочном бюро мне должны были оставить записку, куда ехать на съемки. Подхожу к девушке за стойкой, перед ней микрофон огромный. «Здравствуйте, — говорю. — Тут мне должны были оставить записочку». — «Ваша фамилия?» — «Инин». — «А вы откуда?» — «Из Москвы». — «Какой рейс?» — «1492». — «А вы уже прилетели?» — «Как видите!»

Тогда она берет свой микрофон и объявляет: «Граждане встречающие, рейс номер 1492 из Москвы приземлился в нашем аэропорту». Так состоялось мое знакомство с чудесным городом Душанбе.

Знакомство с киностудией еще более меня впечатлило.

Существовал некий стандарт советский: к главному павильону на всех киностудиях страны вела аллея, по краям которой были щиты с крылатыми изречениями. Например, Ленин: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Или Горький: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».

А на «Таджикфильме» были цитаты из Омара Хайяма. Первая, на которую наткнулся, сразу врезалась мне в память. В таджикском орнаменте красовалось двустишие: «Хоть пьешь ты красное вино, лицо становится черно». Видимо, это была главная проблема на «Таджикфильме».

Как впоследствии я выяснил — не единственная.

Помню, прибегает в кабинет главного редактора студии режиссер — условно говоря, Ибрагимов. Кричит, размахивает руками — они же темпераментные все.

– Я кино не могу закончить, мне не хватает триста метров пленка, какой безобразий — я народный артист!..

– Народный артист Ибрагимов, не шуми, — пытается успокоить его главный редактор, — подожди, сейчас разберемся. Сколько тебе пленка нужно?

– Мне нужно триста метров цветной пленка.

Главный редактор снимает трубку:

– Это завсклад? Надо дать народный артист Ибрагимов триста метров цветной пленка… — и поворачивается к режиссеру: — Народный артист Ибрагимов, тебе цветной пленка какой цвет нужно?

 

Шашлык-машлык, шарад-фарад

– Первый мой фильм был снят на «Таджикфильме» в 1971 году. Картина называлась «Вперед, гвардейцы!» Рассказывала о том, как во время пионерской игры «Зарница» дети ловят шпиона.

Снимались в картине в основном местные актеры. Но был и один молодой москвич с восточной внешностью, которого звали Семен Фердман. После съемок вызывает его к себе замечательный человек, директор киностудии Обид Хамидович Хамидов.

– Товарищ Фердман, — говорит он, — вы прекрасно сыграли, чудно просто. Но сейчас титры надо писать. А понимаете, нет такой фамилии Фердман в Таджикистане.

– Но у вас тут есть и артист Абашидзе, и артист Григорян, — недоумевает актер, — их же вы пишете.

Директор подумал немножко.

– Понимаете, товарищ Фердман, у артиста Абашидзе и у артиста Григоряна есть свои республики…

– Так что же делать?

– Ну, давайте что-нибудь придумаем… Вы такой хороший смешной артист, давай придумаем что-нибудь смешное, какой-нибудь шарад-фарад…

А надо сказать, в Средней Азии все так говорят: «шапка-шмапка», «шашлык-машлык». Анекдот даже есть, как журналисты из Москвы спрашивают таджикского министра культуры: «Товарищ министр, что у вас все «шашлык-машлык» говорят, «шапка-шмапка»?» — «Да, понимаешь, — отвечает министр культуры, — у нас немножко культур-мультур не хватает!»

…Так вот, Обид Хамидович говорит: давай какой-то шарад-фарад придумаем, какой-нибудь смешной шарада-фарада… Так придумалось «Фарада». И народный ныне артист России Семен Фарада родился в этой моей картине. Пользуясь случаем, хочется от всей души пожелать ему счастливого выздоровления!

По жене и по стопам О’Генри

– А я тоже Ининым стал не сразу, моя родовая фамилия — Гуревич. Хорошая фамилия, и хочу сразу заверить, чтобы не было кривотолков, что я никогда не страдал от антисемитизма. Полная брехня, например, что во ВГИК нельзя было поступить еврею без блата. Я приехал в 66-м году: без всякого блата, никому не известный еврей из Харькова, беспартийный. Приехал — и с первого раза поступил.

Так что не в этом дело. Просто мы во всем подражали нашим кумирам. А наши кумиры все были с псевдонимами: Ильф и Петров, О’Генри, Марк Твен, Саша Черный… Как же я буду писать под своей настоящей фамилией?!

И я пошел самым легким путем — по жене Инне. Так и стал — Ининым.

А дальше начались перипетии, уже со мной совершенно не связанные. А связанные с моей женой, которая признавалась, что замуж выходит исключительно потому, что ненавидит свою страшно распространенную девичью фамилию — Иванова. И сразу после замужества стала Инной Гуревич.

Друзья острили, что раньше героические русские жены шли за мужьями на каторгу в Сибирь, а теперь берут еврейскую фамилию мужа.

Но вскоре я сменил фамилию на литературный псевдоним. И получилось: я — Инин, два сына мои — Инины. А жена осталась Гуревич. Долго она держалась, говорила: «Я — Инна Инина?! Это что-то клоунское!» И в конце концов вернула ненавистную ей девичью фамилию Иванова.

Так мы с ней и живем вот уже сорок восемь лет — пошли на сорок девятый…

«Свободу Анатолию Папанову!»

– С картиной «Отцы и деды» Папанов и я поехали на фестиваль в итальянский город Авеллино. Еще в аэропорту я натерпелся от Анатолия Дмитриевича. Только отвлекусь — он тут же хватал мой чемодан и нес его за мной. «Анатолий Дмитриевич, — возмущался я, — что же вы мой чемодан таскаете?!» Он на полном серьезе отвечал: «Вы — руководитель делегации». — «Какой делегации? Нас всего двое!» — «А вы руководитель нас двоих, потому что знаете три слова по-английски»…

На фестивале был итальянский фильм «Ключ», где главную роль сыграла Стефания Сандрелли — красавица и звезда. В картине был такой эпизод: она заходила в ванную, задергивала занавесочку. Но прежде чем задернуть, обнажала чуть-чуть плечо — самую малость.

Анатолий Дмитриевич — фронтовик, серьезный мужчина — крайне огорчился: «Как же ей не стыдно! Как может артистка такое показывать?» — «Анатолий Дмитриевич, — говорю, — ну что там особенного». — «Нет, ну неловко — люди же в зале!» Страшно переживал по этому поводу.

А потом мы получили два приза «Золотое плато»: Папанов — за лучшую мужскую роль, я — за сценарий. А приз за лучшую женскую роль дали как раз Стефании Сандрелли. И вот она приезжает на прощальный банкет.

Анатолий Дмитриевич, как узнал об этом, уперся рогом: «Я не пойду». — «Ну что вы!» — я пытался его образумить. «Нет, — говорит, — я не то что ругаю ее, просто неловко. Она будет сидеть, кругом люди, все станут ее разглядывать…» И ни в какую.

Наконец я сообразил, на что взять фронтовика: «А как же престиж советской страны? Вам вручают приз, а вы!..»

Скрепя сердце, пошел. Конечно же, на банкете их посадили рядом. Я думаю: Б-же мой, что же будет? Он ведь прямой, еще рубанет что-нибудь… Сижу как на иголках. Папанова подводят к актрисе, знакомят: вот, дескать, Стефания Сандрелли… Я дыхание затаил. А он, смутившись, как пацан, протянул ей руку лодочкой. И произнес сдавленным голосом: «Толик»…

Но это еще не все. После фестиваля в «Литературной газете», в популярнейшей юмористической рубрике «Клуб 12 стульев» выходит заметка, озаглавленная «Таможня ДС». Суть которой сводилась к следующему. Под Новый год в аэропорту Шереметьево были задержаны двое: известный артист Папанов и неизвестный писатель Инин. У них в чемодане, в тайниках, между трусами и кипятильником, были обнаружены золотые предметы. Папанов все валил на Инина, Инин — на Папанова. В общем, нарушителей задержали. Но потом отпустили на поруки жен и детей встречать Новый год.

На следующий день в газету и в ЦК нашей родной партии пошли звонки — шквал звонков, посыпались письма. «Папанов не виноват!», «Этого не может быть!», «Папанов не мог взять золото, не мог быть контрабандистом!» Это содержание 90% всех писем. А 10% были такими: если Папанов даже это сделал, то его подбил Инин.

И произошел невероятный для советской прессы случай — «Литературка» дала опровержение. Где уже прямым текстом в заметке «О таможне и чувстве юмора» написала, что 17 лет клуб «ДС» воспитывает юмор у наших читателей, но, видимо, работали мы плохо. Теперь уже безо всякого юмора сообщаем, что на фестивале в Авеллино за фильм «Отцы и деды» Папанов и Инин получили призы «Золотое плато». То есть все живы, все на свободе. А мы снова идем работать, чтобы воспитывать у наших читателей чувство юмора.

Слезы большого ребенка

– Конечно, как и любой сценарист-комедиограф, я мечтал работать с великим режиссером Леонидом Гайдаем. Однако как-то не складывалось. Он читал мои сценарии и вежливо отклонял. При этом был предельно тактичен, никогда не говорил: «Это плохо», а мягко сообщал: «Это не мое».

Все, как всегда, решил случай.

Случайно на какой-то премьере в Доме кино, пробираясь в полутьме на свое место, я споткнулся о длинные ноги руководителя мосфильмовского объединения «Союз» режиссера Владимира Наумова. Споткнувшись, я что-то сострил по этому поводу. Наумов не рассмеялся, а строго сказал: «Остряк! Чего ты хохмишь тут вхолостую, когда у меня Гайдай простаивает без сценария!» Я пропустил это мимо ушей, тем более что уже начался фильм. Но упертый Наумов назавтра же свел меня с Гайдаем. А я призвал на помощь моего старого друга по КВНу — Юрия Воловича. И с того дня мы были вместе пять лет. Пять незабываемых лет рядом с Мастером...

Гайдай никого не учил, никогда не поучал. В нем не было ни грана от мэтра, ни капли от корифея, ни камушка от монумента. Зато сам он любил учиться и своим гениальным учителем считал Чаплина. Однажды я искренне расхваливал один трюк из его старого фильма. Гайдай мне внимал не без удовольствия, а потом с детским простодушием большого ребенка сообщил: «Вам действительно понравился этот трюк? А я его слямзил у Чаплина!» И даже уточнил, из какого фильма.

Убежден, эти слова — «детское простодушие» и «большой ребенок» — скажут десять из десяти знавших Гайдая.

Гайдай много курил и немало выпивал. Но даже в этих его совсем не детских пороках было столько детского...

Когда ему, курившему только простые русские табаки, Дима Харатьян подарил блок «Честерфилда», Гайдай радовался, словно мальчишка. И выкуривал только по одной заморской сигарете после пачки российских — на закуску.

Съемки в Америке фильма «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» были очень напряженные — мало времени и денег, в прямом смысле была дорога каждая минута. А Гайдай, бывало, эти минуты тратил на, увы, сильно отвлекающее занятие. И однажды мы с Юрой Воловичем предприняли радикальную акцию: тайком от Гайдая вылили в унитаз бутылку водки. Узнав об этом, большой режиссер чуть не плакал как дитя. Не из-за водки, конечно, а из-за того, что нам в голову пришло такое чудовищное святотатство.

Между прочим, впоследствии, узнав об этом, Юрий Никулин сказал нам: «Гайдай — просто гуманист. Я бы вас обоих убил!»

Кое-что из жизни миллионеров

– Я считал, что искусство и жизнь — не пересекающиеся параллели. Долгие годы так считал, пока не написал сценарий фильма «Однажды двадцать лет спустя». Там у героини Гундаревой десять детей. И вдруг, нежданно-негаданно, я стал «отцом-героем» — когда старшему было уже почти 16, у нас с Инной родился второй сын.

После этого написал сценарий к фильму «Отцы и деды». И тут же старший сын, совсем юный еще —19 лет ему было — сделал меня дедом. Вот тогда я стал задумываться о связи искусства и жизни. А жена говорит: раз уж так у тебя получается, напиши что-нибудь из жизни миллионеров…

Машины у меня никогда не было, нет и не будет. На метро езжу прекрасным образом — никуда и никогда не опаздываю.

Мобильный телефон появился у меня позже всех. Я совершенно искренне не понимал, зачем он нужен, — кому надо, те дозвонятся домой. Сопротивлялся до последнего.

Так же и с компьютером. Кинодраматург Саша Червинский все время подбивал меня на это дело. «Зачем?» — недоумевал я. «Ну, это же так удобно, берешь абзац, раз — переносишь сюда». — «А мне и так удобно: ставлю стрелочку — и машинистка переносит абзац куда надо».

В общем, Червинский ни за что бы меня не убедил — до сих пор бы я на машинке печатал. Если бы не одно «но».

У нас возникли проблемы с младшим сыном — любимым нашим Костей. В подростковом возрасте он из дома уходил, были и другие неприятности — в общем, достаточно распространенные.

А в редкие часы, когда Костя все же бывал дома, он презрительно смотрел на мою печатную машинку: ну что это за динозавр, давай я тебя научу компьютеру…

И я заставил себя сесть за компьютер. Думаю: Костя же чаще будет приходить домой — меня обучать. А я еще прикинусь чайником, буду долго учиться, тупить, как говорит молодежь.

Прикидываться мне не пришлось, потому что я действительно оказался чайником, и действительно мне долго пришлось этому учиться. Спустя некоторое время наши проблемы с сыном утряслись. А компьютер остался…

* * *

– Внук Пашка часто надо мной смеялся. К примеру, я всю жизнь пью воду из-под крана. У нас в харьковском общежитии висел лозунг: «Микроба от грязи дохнет». И я в таких «антисанитарных условиях» прекрасно дожил, тьфу-тьфу-тьфу, до преклонных лет.

Пашка, воспитанный родителями на бутылках с водой из источника, увидел, как я пью воду из-под крана, и в ужасе полном спрашивает: «Дед, ты, наверное, и из лужи воду пьешь?»

А лет в 14 он мне сказал: «Дед, ты отстой! Ну что у тебя за часы?» — «А что — часы как часы. Время показывают». — «Нет, дед, отстойные часы. А что у тебя за мобильник?» — «Хороший мобильник — разговаривает…» — «И с этим мобильником ты ходишь в Дом кино?» — «Да, ты знаешь, Паш, и меня даже пускают туда». — «Ну, дед, ты все-таки отстой!»

А сейчас Пашке уже восемнадцать… Нет, он еще не сказал мне: «Ну, дед, ты крутой!» Но это я уж не знаю, каким надо стать, чтобы удостоиться подобного рейтинга у внука.

Но то, что я хотя бы ушел из «эпохи отстоя», уже немалое достижение к моему юбилею…



Комментарии:

  • 10 мая 2009

    Гость Борисов Евгений

    Очень большая просьба: попросить жену Аркадия Яковлевича
    позвонить подруге детства Рите Бисметовой по телефону
    в СПб 757-86-09. Передайте, пожалуйста, эту просьбу
    Аркадию Яковлевичу!


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции