ПОД СЕНЬЮ ГАОНА (1)

После окончания утренней субботней молитвы мы оставались на часок-другой в синагоге и учили, кто что горазд. Элиэзер листал «Мишну Бруру»² и даже отваживался раскрывать том Талмуда. Михаэль восторженно стонал над «Танией»³ с русским переводом. Он привез эту книжку из Москвы, и таскал за собой, не вынимая из сумки. Книжку ему подарили в Малаховской синагоге, той самой, где когда-то молились Ребе Раяц и наш реб Зуся.
Вернувшись из Москвы, Михаэль первым делом помчался к реб Зусе и минут сорок восторженно пересказывал свои впечатления.
– Воздух в этой синагоге особенный, — не уставал повторять он. — С виду обыкновенная деревянная изба, а внутрь заходишь — сразу ощущается святость.
Реб Зуся сдержанно отреагировал на вздохи Михаэля, уважительно повертел в руках толстый темно-вишневый томик с золотыми буквами и посоветовал «хосиду» не таскать книгу с собой. Вместо ответа на вопрос — почему? — он молча указал на место издания. Книгу выпустило иерусалимское издательство «Шамир», и попади она в руки чекистов, счастливому обладателю раритета пришлось бы долго объяснять, где он его взял. Но Михаэль не внял совету и читал «Тания» везде, включая общественный транспорт. То ли заслуга учения хранила «хосида», то ли вильнюсский КГБ смотрел на это сквозь пальцы, но Михаэль так и уехал в Израиль с «Танией» в дорожной сумке.
Залман предпочитал разбирать комментарий РАШИ4. Он грыз его по букве, словно засохшее печенье, медленно одолевая смысл каждого слова. Слова с трудом складывались в предложения, а общий смысл всего комментария иногда так и оставался недоступным. Но Залман не унывал.
– Что не сделает разум, сделает время, — не уставал повторять он.
После учения мы расходились по домам. Делали кидуш, обедали, спали, возились с домашними, читали, а часов в шесть встречались в старом городе, на треугольной площадке, образованной пересечением трех улочек неподалеку от бывшего дома Гаона.
Желтые, охряные, терракотовые стены домов бывшего еврейского квартала хранили в себе память о тысячах судеб его обитателей, о Гер Цедеке⁵, которого вели на костер по этим булыжникам, о мудрецах раввинах, портных, сапожниках — целом народе, уничтоженном здесь, в Виленском гетто.
На месте разрушенных во время войны зданий архитекторы построили сказочный город. Небольшие дворики в стиле ренессанс с увитыми плющом водосточными трубами, тяжелые арки ворот, частые переплеты оконных рам. Там, где когда-то бурлил всемирный центр Торы, литовцы воссоздали средневековый польский квартал. Уютный, милый и ласкающий глаз, но не имеющий отношения к жизни духа, несколько веков наполнявшей улицы и дворы старой Вильны. Однако все это было раскрашено, ухожено, любовно приглажено и содержалось в такой чистоте и цветении, что мы часами, до самой «Минхи»⁶, бродили по этим дворикам.
Изредка, точно гонимый ветром столб пыли, сквозь дворы проносились туристические группы, но мы воспринимали их как неизбежное проявление стихии, вроде птичьего помета, внезапно упавшего на шляпу. Сумерки медленно, словно густое вино, наполняли дворы. Они клубились под арками, сочились из неплотно прикрытых дверей парадных, осторожно заполняли углы, взбирались на колени, накрывали с головой.
– Слова крепче камней, — повторял Элиэзер, на ходу прикасаясь рукой к стенам домов, — а мысль не поддается разрушению. В Паневежисе давно не осталось ни одного еврея, а десятки тысяч юношей, цвет еврейского народа, учатся в израильской ешиве «Поневеж».
В одну из суббот, когда внезапный дождик прервал нашу прогулку, мы оказались в синагоге раньше обычного времени. Старики медленно подтягивались, обычно миньян собирался за несколько минут до времени зажигания свечей. Реб Гирш, единственный на весь миньян коренной виленчанин, уже пришел и тихонько сидел в углу, протирая очки фланелевой тряпочкой. Я давно собирался расспросить его о Гаоне и лучшей возможности, чем сейчас, трудно было ожидать. Реб Гирш, обычно суровый и немногословный, услышав имя Элиягу бен Залман, расплылся в довольной улыбке.
– Ви… и что ви хотите знать за Гаона?
– Все! Все, что вы знаете.
– Я много знаю, — он хитро улыбнулся. — Времени не хватит рассказывать. Ну ладно, слушайте.
Он пригладил седую, с рыжими пятнами бородку, похожую на вытертый бок старого плюшевого мишки. Увы, я не смогу воспроизвести все великолепие его идишистского акцента, восстановить фразы, построить которые способен лишь человек, в зрелые годы плохо выучивший русский язык. Его речь, его облик, сумерки, медленно наполняющие комнату, создавали удивительную атмосферу причастности. Великие тени прошлого вставали за нашими спинами. «Ерушалаим де Лита» — расстрелянный и сожженный пятьдесят лет назад литовский Иерусалим — оживал в последней синагоге Вильны. Слова реб Гирша вплывали в сердца, совершая в них неповторимое чудо веры.
Я не могу повторить его интонацию и акцент и поэтому перескажу реб Гирша рассказ своими словами.
Начиная с бар-мицвы и почти до самой смерти, почти шестьдесят лет подряд, Гаон спал по два часа в сутки. Причем эти два часа были разбиты на четыре промежутка, по полчаса. Просыпаясь, Гаон мыл руки и продолжал учебу. Трое из этих промежутков приходились на первую часть ночи, то есть с заката солнца и до полуночи, а четвертый на утро. Все остальное время Гаон изучал Тору. Впрочем, современники утверждали, будто даже во сне его губы продолжали шевелиться, повторяя выученное.
Однажды ученики спросили Гаона:
– Рабейну, субботний сон Тора называет лакомством, деликатесом. Почему вы же вы не можете позволить себе это разрешенное наслаждение?
– Деликатесами не наедаются, — улыбнулся Гаон. — Деликатесы лишь чуть-чуть пробуют, чтобы лучше ощутить их вкус.
В еде ребе Элиягу был столь же удален от удовольствий этого мира. Перед смертью его вторая жена, Гитл бас Меир, призналась, что на протяжении многих лет Гаон ел два раза в день — утром и вечером. Пища представляла собой размоченный в воде ломоть черного хлеба. Ребецн Гитл размягчала его до такой степени, чтобы Гаон мог проглотить еду не разжевывая, дабы не получить удовольствие от вкуса.
О его полной отделенности свидетельствует следующая история. На свадьбе одного из внуков Гаона пропали драгоценные подарки. Отец невесты поспешил к ребе Элиягу и попросил указать на вора, ведь Гаон был известен как человек, для которого не существует тайн. Но вместо ответа Гаон окинул его недоумевающим взглядом.
– Мне трудно себе представить, — сказал он, — что кто-то из нашей семьи может потратить время, пригодное для Учения, на всякого рода ерунду.
В молодые годы, когда слава о нем еще не разнеслась по еврейскому миру, ребе Элиягу вел себя точно так же, как и тогда, когда его стали считать самым выдающимся мудрецом своего времени. Он никогда не занимал никакой должности и никогда не предпринимал малейших попыток заработать средства к существованию, посвящая каждую минуту одному лишь Учению. Его жена и дети жили в величайшей бедности. Добрые соседки как-то принялись наставлять жену Гаона уму-разуму.
– Зачем тебе нужен этот бездельник? Посмотри, в кого он тебя превратил. Молодая женщина, а как одеваешься, как выглядишь?! Разведись с ним, и мы поможем найти тебе кого-нибудь получше.
Вместо ответа жена Гаона принесла соседкам две рубашки.
– Одну мой муж носил долго, а вторая только что вернулась из стирки. Попробуйте определить, где какая.
Соседки долго мяли пальцами воротнички, проверяли манжеты, нюхали рукава, но так и не смогли найти различия⁷.
Бескомпромиссная преданность Торе вместе с невероятным подчинением всей жизни Учению принесли удивительные результаты. Рассказы об учебе Гаона потрясают воображение, кажутся сказкой, вымыслом. Они невероятны, фантастичны, невозможны. В качестве примера можно привести тот факт, что ребе Элиягу повторял Вавилонский и Иерусалимский Талмуды вместе с галахот⁸ и ришойним⁹ за… один месяц. И делал это двенадцать раз в году.
Чтобы выдерживать такой темп, он проходил более ста страниц Талмуда в день, не считая изучения других частей Торы. Тот, кто в своей жизни выучил хотя бы одну страницу Талмуда, может только содрогнуться от таких цифр. Пропасть между нами и Гаоном кажется невероятной.
Габай выразительно закашлялся, прерывая рассказ реб Гирша, и указал на часы. Ого-го-го, пора было срочно начинать «Минху».
На следующий день я оказался в районе Кальварийского рынка и по своему обыкновению зашел к реб Зусе. Беседы с ним стали для меня необходимостью, составной частью духовного рациона. Неважно, о чем шла речь: даже полчаса, проведенные в полном молчании в его будке, оказывали на меня чудотворное воздействие. Обиды, казавшиеся невыносимыми, съеживались, неодолимые препятствия уменьшались до размеров бугорка. От реб Зуси исходило удивительное спокойствие, от которого взбаламученное, покрытое волнами озеро моей души затихало.
– Про Гаона много чего рассказывают, — сказал реб Зуся, продолжая сучить дратву. — Большой был человек, большой праведник. И ты тоже можешь таким стать.
– Я?!
– Да, ты. Вот какую историю про Гаона рассказывают. Однажды, проходя по улице Вильны – а ходил он только по одному маршруту – из дома в бейс-мидраш¹⁰, он услышал, как один мальчик за его спиной говорит другому:
– Гляди, гляди, вот идет виленский Гаон.
Ребе Элиягу обернулся и ответил:
– Если захочешь – и ты тоже будешь Гаоном.

Фотографии из архива автора
_______
1 Гаон — Элиягу бен Шломо Залман (1720–1797), известен как Дер вилнер гоэн — Виленский Гаон, Ха-гаон хе-хасид — «Благочестивый гаон», Элияху Гаон, Ха-Гра — акроним ха-Гаон рабби Элиягу) — раввин, каббалист и общественный деятель, один из выдающихся духовных авторитетов ортодоксального еврейства. Основатель миснагедского (или литовского) направления в иудаизме.

2 «Мишна Брура» — один из самых почитаемых комментариев к «Шульхан Аруху», основному руководству по изучению практической галахи, признанному всеми, без исключения, направлениями иудаизма. Составлен Исраэлем Меиром Каганом (Хафец Хаим) (1838–1933) — крупнейшим раввином XX столетия, общепризнанным духовным лидером еврейства Польши и России.

3 «Тания» — основная книга по хасидизму ХАБАД. Более двадцати лет ее автор Алтер Ребе (ребе Шнеур Залман, основатель хасидизма ХАБАД, 1745–1813) работал над своим трудом, многократно выверяя и исправляя текст. Когда ребе Лейви-Ицхок из Бердичева впервые увидел «Танию», он пришел в восторг и воскликнул: «Удивительно, как удалось автору уместить такого большого Б-га в такую маленькую книгу?!»
4 РАШИ — акроним рабейну Шломо Ицхаки, самого авторитетного комментатора Писания и Талмуда.

5 Гер-Цедек — «праведный прозелит», р. Авраам бен Авраам, знатный польский магнат XVIII века, сожженный по приговору виленского церковного суда за переход в еврейство. Евреи Вильнюса до последних времен произносили за него ежегодно особую поминальную молитву в главной синагоге города во второй день праздника Шавуот, годовщину его мученической смерти.

6 «Минха» — послеполуденная молитва.

7 ...но так и не смогли найти различия. — Тело Гаона достигло такой степени святости, что не пачкало одежды.

8 Галахот (законы — иврит) — выведение законов для практической жизни  из Талмуда, очень непростое занятие, требующее серьезной научной подготовки.

9 Ришойним (ранние, первые — иврит) — термин в иудаизме, обозначающий законоучителей, знатоков Галахи периода XI–XVI веков.

10 Бейс-мидраш — помещение, предназначенное для изучения Торы.