Вечный ученик

 Юрий Безелянский
 31 мая 2009
 3784

Раньше писали пером. Теперь набирают на компьютере. Раньше добивались знания. Теперь скачивают из Интернета. В былые времена бескорыстно служили литературе. Ныне цель — пиар и «бабло». Раньше встречались тихие интеллигенты. Теперь кругом агрессивные циники. И хапают, хапают... И что остается? Вспоминать тех, кто был раньше. У кого поблескивало в руке золоченое перо. О многих рассказали, настала очередь Льва Озерова, поэта, переводчика, литературоведа. Он трудился за столом из красного дерева, а на столе теснилось множество перьев...

Не позволяйте остывать перу. 
Перо остынет — это не к добру. 
Перо накалено — какое благо, 
Другого слова я не подберу.


Лев Адольфович Озеров родился 10 (23) августа 1914 года в Киеве. Настоящая его фамилия Гольдберг. Еврей и русский писатель, проживший всю жизнь под сенью великой русской литературы. Свои первые стихи подписывал как Лев Гольдберг, Лев Берг, Л. Корнев и еще какими-то псевдонимами — до 30 вариантов, прежде чем не остановился на окончательной фамилии: Озеров. Лев Озеров. Поэт-лирик.
Лев Адольфович появился на свет в трудные, трагические времена: Первая мировая война, революция, гражданская война, лихорадочное становление новой власти. И каково ему пришлось? «Рожденный в 1914 году, — рассказывал Озеров, — я пережил все войны века и три голода. Особенно голод на Украине 1930–1933 годов, который украинцы называют более сильным словом «голодомор». Висели мы на волоске, как выжили, — непостижимо. Я тогда уже прошел скрипичную школу, дирижерскую, были свои сочинения, рисовал, начинал уже писать, получал одобрения, но пришлось из-за голода все бросить и пойти в чернорабочие на киевский «Арсенал». Переносил из инструментального цеха на склад материалы — была сила — и толкал вагонетку. Дома были счастливы, что приносил горстку каши и рыбий хвост...»
Мечты стать музыкантом пришлось отложить, но, став поэтом, Озеров часто возвращался к своему увлечению юности. Любимыми композиторами на всю жизнь остались Шопен, Гайдн и особенно Моцарт, которому Озеров посвятил не одно стихотворение.
Помимо музыкальной школы, Озеров окончил семилетний рабфак и первый курс филфака Киевского университета. К тому времени на Украине жить стало несладко, и Озеров перебрался в Москву. Подобно другим молодым и честолюбивым провинциалам, Озеров отправился в столицу как некую культурную Мекку.
И действительно, МИФЛИ оказался интеллектуальной кузницей кадров, из его стен вышла целая плеяда замечательных поэтов и прозаиков: Александр Твардовский, Константин Симонов, Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Сергей Наровчатов... Любимый профессор Озерова Сергей Соболевский внушал своим ученикам, что латинское «всегда ученик» значит, что, когда будешь мастером, помни, что ты — вечный ученик.
Лев Озеров и был вечным учеником: постоянно учился, совершенствовался, пополнял свой багаж знаний. В годы учебы написал первые литературоведческие работы о Пушкине, Тютчеве, Пастернаке. Последним Озеров занимался практически всю жизнь, и итогом исследования явилась солидная книга «О Борисе Пастернаке» (1990).
В 1941-м Лев Озеров окончил аспирантуру МИФЛИ, и — война. На линию огня по состоянию здоровья не попал, но в военной газете «Победа за нами» поучаствовал. А с 1943 года и до последних лет Озеров вел в Литературном институте им. Горького семинар поэзии и художественного перевода. Только представьте — с 30 по 80 лет, в течение полувека! У профессора Озерова, в «Озерной школе», учились в разное время такие известные поэты, как Юлия Друнина, Александр Межиров, Николай Старшинов... Озеров учил писать и учил жить. Как? Старался не быть категоричным и деликатно говорил студентам: «Я бы поступил вот так...»
Первая книга Озерова «Приднепровье» вышла в Киеве в 1940 году. За ней последовали более десяти стихотворных сборников и две книги избранных стихов.
Параллельно со стихами Озеров работал как литературовед и выпустил книги: «Работа поэта», «А.А. Фет», «Мастерство и волшебство», «Поэзия Тютчева», «Стих и стиль», «Необходимость прекрасного», «Начала и концы»... Еще одна грань труда Озерова — переводы. Он переводил с украинского, литовского, грузинского, армянского и других языков. И, конечно, с еврейского: Ошера Шварцмана, Льва Квитко, Давида Гофштейна, Переца Маркиша. Переводил чрезвычайно бережно, творчески.
Но вернемся к стихам самого Озерова. Он — поэт философского направления, тяготеющий к Тютчеву, Фету, Баратынскому. Никогда не увлекался гражданскими мотивами, а в основном писал о природе. В ней он находил темы для размышлений о высшем бытии, жизни и смерти.
Казалось бы, тихий лирик, никому не мешающий и никого не затрагивающий. Ан нет! В свое время Озерова трижды объявляли буржуазным националистом: украинским — в юные годы в Киеве, за выступления в защиту уничтоженных украинских поэтов; русским — в годы учебы в МИФЛИ, за выступления в защиту русского эпоса и фольклора; и, наконец, еврейским — в годы борьбы с космополитизмом, за переводы еврейских поэтов и статьи о них. Лев Озеров высказывал свое мнение и был за это мнение бит: не нарушай ритм четко шагающих колонн!..
Но Озеров не очень разбирался в государственной политике. Он был одним из тех, кто способствовал возвращению в литературу имен Анны Ахматовой, Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Михаила Зенкевича, Владимира Нарбута и других. И еще один важный момент из жизни Озерова. Илья Эренбург попросил его поехать в только что освобожденный от фашистов Киев и сделать очерк о жертвах Бабьего Яра, где, кстати, погибли многие родственники, друзья и знакомые Озерова. Написанный им очерк вошел в «Черную книгу» и был переведен на многие иностранные языки. Кроме того, Озеров написал тогда небольшую поэму «Бабий Яр» (это было задолго до поэмы Евгения Евтушенко). И пронзительно горькие строки: «Ведь до гроба мучиться мне, / что не умерли смертью одной».
В отличие от многих современников-поэтов Озеров не был обличителем фашизма и сталинского тоталитаризма. Его интересовала позиция поэта в обществе, поединок души с рынком: писать честно, как того требует вдохновение, не на потребу дня, не требуя денег, без хрестоматийного «но можно рукопись продать».
У Озерова была еще одна отличительная черта: он любил своих коллег по цеху, преклонялся перед их мастерством и никогда не завидовал. Редкое качество — любить литбратьев! Лев Адольфович посвятил много стихов Анне Ахматовой, Борису Пастернаку, Николаю Асееву и другим. Он опубликовал первую рецензию на сборник Ахматовой, вышедший после долгого перерыва, и это все назвали «прорывом блокады».
У писателей почти принято не замечать рядом пишущих, смотреть на них свысока. Озеров таким не был, напротив, он писал о коллегах с удовольствием и придумал даже специальный жанр верлибров-воспоминаний, так называемых белых стихов или ритмизированной прозы. Вот концовка такого верлибра-воспоминания об Исааке Бабеле:

...Смешинки, лукавинки, искорки глаз,
Крупная голова его привлекает внимание,
Она еще ни бед, ни горестей
Не предвидит,
А они через несколько лет
Тяжко падут на эту голову.
С опозданием ее оплачут.
У людей есть привычка такая,
Но это уже тема другая.


Свои воспоминания Озеров назвал «Портреты без рам». «Мне всю жизнь везло на примечательных людей. Я дружил больше со старшим поколением. Когда оно ушло, я остался в одиночестве...» Отсюда и возникли воспоминания — утешение в форме «портретов». «Поздняя оглядка», как говорил Озеров.
И еще одна грань творчества: афористика. Крылатые строки. «Всю жизнь я собираюсь жить...», «Поэзия — горячий цех», «Из рук твоих мне мягок черствый хлеб». О Ленинграде (ныне Санкт-Петербург): «Великий город с областной судьбой». И, наконец, афоризм, зацитированный до дыр: «Талантам надо помогать, / Бездарности пробьются сами».
Если посмотреть на жизнь самого Озерова, то она, можно сказать, сложилась весьма успешно. Не посадили. Не рассыпали наборы книг, критиковали, но не топтали ногами и не били наотмашь. Стихи и книжки печатали. Часто выступал. То есть вполне реализовался? На склоне лет Озеров признавался корреспонденту «Огонька»: «Я писал, не оглядываясь на сделанное, поэтому сейчас в ужасе — оглянулся. И понял, что осуществился на семь с половиной процентов. Это слова Виктора Шкловского. У него были такие припадки — сентиментальные, может быть, воспоминательные. Однажды он говорит мне: “Я осуществился на семь с половиной процентов, я был задуман как гений”».
И еще одно признание: «Я работаю параллельно над несколькими книгами: всю жизнь! Есть люди, которые не могут продвинуться к следующей строке, не усовершенствуя первую. У меня по-другому. Чем бы я ни занимался, если приходит стих, стихотворная строка, то она ведет себя, как санитарная или пожарная машина: идет на красный цвет, и я все сразу откладываю...»
Незаметно подлетела и старость. «Так это и есть старость? / Да это же просто усталость, / Которую можно избыть, / Словно воды испить». В 1986 году поэт потерял жену. «Несколько лет был один, мне бывало грустно, но не бывало скучно, — признавался Лев Адольфоавич. — А потом женился на Наталье Николаевне». А далее по стихотворной озеровской строчке: «Двое — совсем неплохой коллектив, когда это двое влюбленных».
Распад Советского Союза. Вползание в дикий капитализм. Переоценка ценностей. Рыночная экономика ворвалась в книгоиздание, и, по словам Озерова, «толпа сочинителей ринулась на рынок, подменяя боевой дух наглостью». И то, что на первый план стали выходить люди, не умеющие писать, а старых, признанных мастеров задвинули, — это очень огорчало и удручало Озерова. «Коли пауза затягивается, пропадает музыка...»
18 марта 1996 года Лев Озеров умер на 82-м году жизни. В некрологах писали: «Мастер. Писатель Книги, читатель Книги, любитель Книги, знаток Книги, ценитель Книги...»
Главное в сегодняшнее бурное время тотального невежества, дремучего незнания, цветения гламура и обжигающего всех кризиса, — не забыть ушедших рыцарей, таких, как Лев Озеров.
 

Рубрику ведет Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ 


 



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции