Возвращение блудного сына

– Максим, вижу, репетиция непросто далась. Игра стоит свеч?
– Вот сейчас уже начинает казаться, что да. А еще неделю назад я был просто в панике. Сомневался, что это вообще возможно как-то собрать воедино — огромный актерский ансамбль, оркестр, свет, эти декорации, которые ездят, опускаются и поднимаются; четырехуровневую сцену, которая тоже вся ездит в разные стороны. Честно говоря, все это вызывало большие сомнения.
– А вы вообще импульсивный человек? Могли послать все это куда подальше и махнуть обратно в Питер?
– До тех пор, пока не подписал контракт, я мог это сделать.
– Чем же история зацепила?
– Во-первых, она американская — что мне уже нравится. А потом, она хулиганская — в хорошем смысле слова, она разбивает ханжеские представления о том, что можно, а что нельзя. Тем более в России, с нашей ханжеской моралью — даже не пуританской, как в Америке, а именно ханжеской. История, в которой два еврейских продюсера заводят дружбу с нацистами, а те в свою очередь заводят дружбу с геями для того, чтобы всем вместе заработать денег, — сама по себе несколько скандальная. И она подтверждает, что в искусстве, в принципе, можно все. Если это остроумно, если талантливо и если это является предметом искусства. Вот главный критерий. Ведь, если не остроумно и не талантливо, то можно сделать пошлость даже из Гоголя и Шекспира. Поэтому, если будет какой-то скандал вокруг этого спектакля, я только порадуюсь. Это что касается истории. Ну и роль — тоже новость для меня. Во-первых, это человек, который меня старше, и это будет парик, грим. Ему уже под 60, а значит, и пластика другая: он тяжелее, чем я, он разговаривает иначе. И вообще, он старая циничная театральная лиса.
– Такая увлеченность новым амплуа не отменяет вашего основного занятия — сочинения и исполнения песен? 
– На какое-то время отменяет. Но вообще, у меня есть группа, с которой я уже 12 лет работаю. Мы выступаем в самых разных местах — начиная от концертных площадок и заканчивая корпоративными вечеринками. Кроме того, есть спектакль «Двое других», который с Андреем Ургантом, Лешей Кортневым и еще несколькими артистами мы играем по всей стране, и в Москве в том числе... 
– Просто у нас же какое массовое мышление: выпал из «ящика» — нет человека.
– Вы знаете, это потому что я занимаюсь только тем, что мне нравится. Я ни за какие коврижки не полезу в «ящик», если мне там неинтересно. Не хотелось бы становиться медийным лицом. У меня двое маленьких детей, прекрасный дом, красавица жена, собака. И все это находится в Петербурге, и я совершенно счастлив там.
– Чувствую, сильно вы изменились со звездных времен бит-квартета «Секрет».
– Естественно, изменился. А изменения для любого человека, особенно для мужчины, мне кажется, органичны. Если мальчик в 20–25 лет хочет стать суперпуперзвездой и покорить весь мир, то это абсолютно нормально. Если же подобное ощущение сохраняется в мужчине сорокалетнем, то, мне кажется, это как-то немного странновато.
– У 47-летнего Максима Леонидова сейчас какие стремления в жизни?
– Это даже не стремления, это желание жить гармоничной жизнью. А именно — заниматься тем, что нравится, проводить время с теми людьми, с которыми хочется. И, соответственно, — не заниматься тем, к чему не лежит душа и не общаться с теми, с кем не хочется общаться.
– Это идеал…
– Правильно. Но это идеал, который делается твоими руками, он не сваливается с неба.
– Все ваши громкие зигзаги — будь то уход из «Секрета» или отъезд в Израиль — следствие вашего идеализма?
– Уход из «Секрета» был обусловлен тем, что группа для меня закончилась как коллектив. Я понял совершенно отчетливо, что эти четыре человека вместе больше ничего хорошего сделать не могут, нас тянуло в абсолютно разные стороны. А просто оставаться в группе, потому что она популярная, и продолжать играть старые песни, — это не для меня. Чисто физически я не мог этим заниматься, мне просто становилось плохо, я был несчастен. Поэтому я из группы ушел. Что же касается Израиля — я туда уехал, потому что ушел из группы, потому что абсолютно не знал, чем мне заниматься дальше. Я был на распутье, эти семь лет активной концертной жизни меня совершенно измотали. Я был пуст, как, знаете, пустое ведерко, по донышку которого уже скребешь, а там ничего нет. Плюс на это наложилась общая обстановка в стране. И, в общем, все это привело к тому, что я решил попытать счастья в другой стране, что-то в себе найти новое, чем-то себя наполнить.
– Много, как думаете, потеряли к своим 47 годам от подобных шараханий из стороны в сторону?
– Вы знаете, это же жизненный опыт. Как можно потерять — это все работает на тебя, на твою копилку, это делает из тебя человека…
– Но другие в это время занимали освободившиеся ниши.
– Да, наверное. Но это же все очень индивидуально. Если человеку там нравится, в этой нише, и ему нескучно, ему хорошо, ему уютно, — я очень за него рад. Значит, там его место, он его нашел. Я свое место долго найти не мог, мне нужно было понять, чего я хочу на самом деле. Знаете, это ведь молодым людям свойственно подражать друг другу. Ты смотришь, что делают остальные — начиная от покупки автомобиля (я хочу такой же) и заканчивая ведением телепрограмм (я тоже хочу в «ящик»). А потом, с годами, ты понимаешь, что ты на самом деле хочешь. И только тогда тебе становится легко. Я, к счастью, продолжаю писать песни, которые мне самому нравятся. Время от времени какие-то из них попадают на радио. Но не часто — потому что, по мнению программных директоров радиостанций, они неформатные. Но, я думаю, здесь дело не в песнях, а во мне самом — я сам неформатный.
– Но вы сказали: двое маленьких детей, красавица жена, дом. Дом-то у вас форматный? 3-этажный, 4-х?
– Дом одноэтажный. Знаете, эта тяга к многоэтажному строительству — тоже некий рудимент советского менталитета. Раньше это было совсем нам неподвластно, еще какую-то избушку на курьих ножках построить мы могли. И поэтому, когда появилась возможность, стали все расти ввысь. Это во-первых. А во-вторых, многоэтажность — это еще потому, что, как правило, мало земли: 6 соток, 10 соток — там особо не распластаешься вширь. А поскольку я купил сразу 30 соток, у меня была возможность спроектировать дом так, чтобы он был длинный, широкий. Вообще-то, это ранчо на самом деле. Где я организовал свой мир так, как мне этого хочется, где есть все, что мне нужно…
– Давайте лучше перейдем с «что» на «кто».
– На этот счет я скажу, что женат третий раз, и счастливо женат. Потому что наконец-то у меня в семье мир, покой, гармония. И мы с женой чудесно понимаем друг друга, она тоже актриса, в театре Ленсовета работает. Саша родила мне двоих очаровательных детей: дочку Машу, которой четыре с половиной года и сына Ленечку, которому чуть больше года. 
– Впервые вы стали отцом в 42 года. Не жалеете, что поздно?
– Нет, не жалею. Единственное, мне бы хотелось успеть их вырастить по-настоящему: проследить и школу, и институт. Никто же не знает, сколько нам отпущено. А так, — конечно, не жалею. В позднем отцовстве тоже есть свои плюсы. Осознанность, в первую очередь. В молодости люди часто рожают детей и воспитывают их, не осознавая самого процесса. Как и живут, в общем. Уже в зрелом возрасте появляется осознанность минуты. У меня, во всяком случае, она появилась.
– А представляете, у вас мог уже быть сын 20-летний — ровесник практически, друг.
– Ну да. Но мне трудно себе это представить. 
– Хотя, с другой стороны, были бы уже таким солидным отцом семейства. А сейчас — молодой папа. Ощущаете, что жизнь только начинается?
– Я вам скажу, что меня молодит-то главным образом все-таки профессия моя. Я играю на гитаре громкие песни и порой истошно ору. И какие-то молодые люди все время скачут в зале. Это ощущение не дает тебе стариться, все равно должен быть в форме. Поэтому я занимаюсь спортом, поэтому плаваю, поэтому я не ношу галстуки, жилетки, костюмы и все прочие атрибуты солидности и благополучия. Они мне попросту не нужны.
________ 
* «Продюсеры» — русская версия бродвейского мюзикла по мотивам одноименного фильма Мэла Брукса. Премьера спектакля (продюсер Давид Смелянский) состоялась 23 апреля этого года в театре Et Cetera. (Ред.)

Давид Яковлевич Смелянский: 
– Мы с Калягиным были инициаторами появления Леонидова в театре. У Максима замечательное театральное образование. Он хороший театральный артист. И поскольку часть моей жизни прошла в Ленинграде, где я учился в Театральном институте на факультете экономики и организации театра и кино, то я видел Леонидова в дипломных спектаклях, когда он играл Элвиса Пресли.