Белая звезда Звездинского
Сколько бы сейчас ни появлялось мнимых отцов русского шансона, первым это понятие в обиход ввел именно Звездинский. Еще в середине 1970-х у Михаила, первого в стране, появился импортный радиомикрофон. С ним певец мог выйти в зал, присесть к какой-нибудь девушке. На вопросы любопытствующих, в каком стиле он поет, Михаил неизменно отвечал: «Я работаю в манере французских шансонье»…
Про таких как Михаил Звездинский, говорят: родился не в свое время. Просто уникальный случай: в детстве умудрился не стать ни октябренком, ни пионером, ни комсомольцем. В юности, когда вся страна вышагивала под бравурные коммунистические марши, он воспевал аксельбанты и эполеты белогвардейских поручиков. В зрелом возрасте, в эпоху махрового застоя, открывал первые в нашей стране нелегальные ночные клубы... Раз за разом «он пробовал на прочность этот мир». Как водится, мир оказался прочней. 16 лет в общей сложности Звездинскому пришлось провести в тюрьмах и лагерях строгого режима. Сейчас автор знаменитых песен «Поручик Голицын» и «Очарована, околдована» говорит, что, даже если бы ему выпал шанс начать все сначала, он бы не стал ничего менять. Единственное, попросил бы Б-га оставить в живых его близких: отца, деда...
Семейные традиции
Михаил Звездинский в шутку называет себя потомственным каторжанином. Горькая шутка. В 1937-м был арестован его дед. Кадровый офицер, полковник инженерных войск царской армии, в 1917-м он принял революцию. Долгие годы работал военспецом в ведомстве Орджоникидзе, занимался тяжелой промышленностью. Подвело дворянское происхождение. Во время обыска молодой гэпэушник обнаружил его письма к жене, в конце которых значилась подпись: «Целую нежно Ваши ручки, всегда влюбленный в Вас поручик». «В Красной армии поручиков нет», — сказал как отрезал представитель органов. В 1938-м деда Звездинского расстреляли.
Отец Михаила прошел всю Великую Отечественную. В один из дней эшелон, в котором ехал отец, бомбили немцы. Раненым он попал в плен, через некоторое время бежал. Страна оценила подвиг солдата по-своему: штрафбат, снова лагеря. Теперь уже сталинские. Там он и погиб.
Мишина мама также не избежала горькой участи узницы. В те годы, когда повсюду красовались плакаты с надписью: «Не болтай у телефона, болтун — находка для шпиона», скромную чертежницу проектного бюро Туполева по нелепому обвинению в выдаче каких-то суперсекретных сведений сослали в Павлодар. Этот казахстанский город и стал местом рождения Михаила.
– Маму позже по амнистии освободили, и она снова начала с утра до ночи строить советскую власть, — горько усмехается Звездинский. — Уходила на работу в 6 утра, а возвращалась в 11 вечера. Воспитала меня бабушка, выпускница Смольного института. Благодаря ей уже в четыре года я научился читать и писать, был воспитан на хорошей русской литературе. По средам бабушка собирала у нас дома своих подружек, бывших фрейлин. Они что-то рассказывали друг другу, кого-то вспоминали, а я сидел тихонечко в углу и с упоением слушал.
Так уж получилось, что Звездинский не был ни октябренком, ни пионером, ни комсомольцем. «Меня принимают в пионеры, дружина носит имя Павлика Морозова», — обрадовал как-то Миша свою бабушку. «Не дай Б-г, этот мальчик — исчадие ада. Он предал своего отца», — сказала она внуку.
В 13 лет он уже зарабатывал деньги — играл на танцах. Затем поступил в музыкальную школу по классу ударных инструментов. И в 17 лет аккомпанировал почти всем звездам того времени: Майе Кристалинской, Марку Бернесу, Гелене Великановой... Потом ударные забросил, стал исполнять свои песни. В кафе «Аэлита», что в Оружейном переулке. Там-то его впервые и забрали.
16 лет без права переписки
В те годы в кафе «Аэлита» собиралась вся столичная богема. Там играли полузапрещенный джаз, выступали признанные кумиры поколения 1960-х: Вознесенский, Евтушенко, Окуджава, Галич. Полная демократия: если ты поэт — читай что хочешь, сочиняешь песни — пой. И Звездинский пел. Уже тогда написанные им «Очарована, околдована», «Свечи», «Поручик Голицын» с его: «...Ведь завтра под утро на красную сволочь развернутой лавой пойдет эскадрон...»
– Это был период творческого фонтанирования, — вспоминает Звездинский. — Будучи еще совсем юным, я окончательно влез в тему Белого движения, написал романсы, которые вошли в «Белогвардейский цикл». Да, многие из нас тогда расслабились, стали дышать, мыслить и говорить свободно. Оказалось, что все мы, охмелевшие от вседозволенности, слегка заблуждались... Ну, сами посудите, разве мог я предположить, что хорошенькая девчонка, с которой я познакомился после концерта в кафе «Аэлита», окажется провокатором КГБ? Девчонка, как и я, обожала джаз, посещала все джем-сейшены. И как-то раз она предложила мне поехать в гости к ее друзьям, попеть под гитару. Я согласился. У выхода нас ждал ЗИЛ, за рулем сидел ее брат. Но не успели мы проехать и 500 метров, как раздался милицейский свисток. Машина резко остановилась, вся моя компания дружно куда-то испарилась, а я, с гитарой, замешкался. Пока сообразил, в чем дело, было уже поздно. Ко мне подошли сотрудники милиции, представились, сказали, что машина в розыске, что в багажнике какие-то краденые вещи... Я пытался было объяснить, что, находясь на заднем сиденье, машину не угонишь, да еще с гитарой в руках, но мои объяснения их не интересовали. Их интересовал я, потому что мой «Поручик» не нравился властям.
Полгода продержали Михаила под следствием в Матросской Тишине, прежде чем объявить окончательный приговор — два года условно. Однако судимость осталась, поэтому следующий срок Звездинский отмотал уже по полной — на строгом режиме.
Михаил служил в армейском ансамбле в Томске. Дисциплиной молодой солдат явно не отличался: постоянно в самоволке, постоянно с какими-то девушками. И новобранца бросили на исправление в стройбат. А в один из дней Звездинскому пришла телеграмма, в которой сообщалось, что с его мамой случился инфаркт и она при смерти.
– Сколько я ни просил начальство отпустить меня хоть на недельку домой — никто и слушать не стал, — продолжает Михаил Михайлович. — Даже с капитаном на этой почве подрался. Тогда я продал свою дорогую английскую ударную установку «Премьер», купил билет на самолет и ушел в побег. Долетел до Москвы, купил самые дорогие лекарства, а когда мать пошла на поправку, вернулся. Конечно, меня сразу же арестовали. Объявили: «самовольное оставление воинской части с нанесением оскорбления старшему офицеру». И впаяли пять лет строгого режима.
В общей сложности в тюрьмах и лагерях Михаил провел долгих 16 лет. Последний раз его посадили в 1980-м. Тогда, перед Олимпиадой, Москву активно очищали от неугодных властям элементов. А Звездинского с его лихими песнями к тому времени давно уж записали в ярые антисоветчики и злостные диссиденты. Сам Михаил в перерывах между сроками выступал вместе с популярными ВИА, для души пел на неформальных вечерах. Но когда в 1981-м перед закрытием дела он знакомился с материалами, состоящими из 12 томов, не поверил собственным глазам — едва ли не каждый его шаг был расписан буквально по минутам. В то время в Москве почти половина фарцовщиков, валютчиков и спекулянтов, которые в основном и заполняли залы на нелегальных концертах, сотрудничали с КГБ или МВД и давали на опального певца полный расклад. Тем более рассказать им было что.
От Галины Брежневой до Аллы Пугачевой
Сколько бы сейчас ни появлялось мнимых отцов русского шансона, первым это понятие в обиход ввел именно Звездинский. Еще в середине 1970-х у Михаила, первого в стране, появился импортный радиомикрофон. С ним певец мог выйти в зал, присесть к какой-нибудь девушке. На вопросы любопытствующих, в каком стиле он поет, Михаил неизменно отвечал: «Я работаю в манере французских шансонье».
Звездинскому принадлежит идея открытия в Москве первых ночных клубов. Рестораны в столице обслуживали клиентов, как правило, не позже чем до 11 вечера — заведения, где работал Михаил, в 11 только открывались. Первой ласточкой в этом плане стал ресторан «Сатурн» на улице Кирова. В означенное время на двери благообразного предприятия общественного питания вешался замок и для посвященных открывался вход служебный.
– Все это, конечно, происходило не вполне законно. Но договориться с директором ресторана не составляло особого труда, — рассказывает Звездинский. — Вслед за «Сатурном» пошли вечера и в других, в основном подмосковных ресторанах: «Архангельское», «Русь», «Иверия»... Успех был колоссальный — со всей Москвы к нам съезжалась элита. Приезжали Ирина Алферова с Сашей Абдуловым, Валентин Смирницкий, Борис Хмельницкий, Владимир Высоцкий.
Мы дружили с Володей где-то с середины 1960-х, часто встречались на каких-то вечерах. А однажды он мне подарил свои стихи «Оплавляются свечи на старинный паркет». Помню, сказал мне: «Вокруг столько нужных, острых, социальных тем, а ты все время витаешь где-то в облаках: аксельбанты, эполеты...» Я ему отвечал: «Володя, а мне скучно петь про все эти стройки, пятилетки. У меня были свои пятилетки — в лагерях строгого режима». Вот тебе, говорит, стихи, и протянул мне листок бумаги: «Оплавляются свечи на старинный паркет./ Дождь стекает на плечи серебром эполет./ Как в агонии, бродит золотое вино./ Пусть былое уходит, что придет — все равно». Я написал музыку, получился красивый романс.
Подобные вечера Звездинский устраивал всего семь раз в году. Как говорит Михаил Михайлович, ему хватало вполне. Кроме прославленных артистов, в первых советских ночных клубах собирались и разного рода представители теневого бизнеса: валютчики, фарцовщики и другие подпольные коммерсанты. Входные билеты на вечера Звездинского стоили ни много ни мало 200 рублей — деньги, на которые большинство советских семей существовало целый месяц. За одну ночь Михаил мог заработать огромные по тем временам суммы. В число расходов «устроителя бала» входил неизменно шикарный стол с самыми изысканными деликатесами и зарплата артистам. А музыканты на вечерах Звездинского играли только самые лучшие.
– Барыкин и Кузьмин играли на гитарах, Серов и Мазаев играли на саксофонах и пели, — рассказывает Звездинский. — Время от времени бывали Буйнов, Градский, Глызин. Лариса Долина со мной проработала несколько лет. Даже Пугачева бывала. Она приезжала ко мне на Новый год. Уже в разгар вечера Алла воскликнула: «С этого дня этот кабак называется “Арлекино”». Должен сказать, она никогда не брала денег, хотя предлагали там всегда много. Как-то один богатый грузин протянул мне упаковку тысяч в пять. «Мишенька, — говорит, — пусть Алла что-нибудь споет». Я принес ей эту пачку денег, говорю: «Вот, Алла, один грузинский князь хочет с тобой познакомиться». Она ответила, по-моему, очень достойно: «Я не знакомлюсь с князьями, мне фамилия не позволяет, я — Пугачева».
Одним из постоянных завсегдатаев неформальных вечеров Звездинского была и дочь тогдашнего генсека Галина Брежнева. На полулегальных концертах кремлевская дочка отрывалась, что называется, по полной — все ее самые безумные романы развивались на глазах Михаила. С Марисом Лиепой, Игорем Кио, цыганским бароном Борей... Звездинский не раз бывал в гостях у Галины на Малой Бронной, в доме, где она занимала весь десятый этаж.
– Галя часто приглашала к себе домой. У нее всегда был заставлен полный стол из «Березки». Наливала себе перцовку, мне — мартини, крепкие напитки я никогда не любил. Потом я брал в руки гитару, садился в кресло, что-то пел, а Галя сидела на пушистом ковре и с бокалом в руке подпевала: «Очаро-о-ована, околдо-о-вана». Но после одного случая я перестал у нее бывать. Ну что это такое — входит ее тогдашний муж, первый заместитель Щелокова, а она ему: «Слышь, ты, генерал, возьми стакан и стоя выпей за Мишенькино здоровье. У него искра Б-жья». И он вставал, играя желваками, пил за мое здоровье. После этого я ей сказал: «Галь, ты завязывай с этими вариантами, ты меня просто подставляешь». — «Да ладно, — говорила она, — пусть знает свое место». Кстати, когда меня арестовали в последний раз, целый месяц мне не предъявляли обвинение. Все ждали: позвонит она или не позвонит. Галя не позвонила — как раз тогда месяца на три ушла в запой. А так заступилась бы наверняка.
Возвращение
В феврале 1980-го Звездинский записал свой первый полноценный магнитоальбом, а в марте того же года его арестовали. Но песни не пропали. Бывшая манекенщица сохранила бобину с записями. Спустя некоторое время она вышла замуж за американца и уехала за океан. А в 1984-м в Штатах вышел альбом Михаила Шуфутинского, почти целиком составленный из произведений якобы неизвестного автора. «Это очень легко», «Зачем вам это знать», «Мальчики-налетчики», «Сгорая, плачут свечи» — все это были песни Звездинского.
Официально страна узнала своего героя только в 1990-м, когда Звездинский вернулся на большую эстраду. С тех пор он дал не одну тысячу концертов, записал 25 компакт-дисков, издал несколько книжек своих стихов, объездил весь свет. Сейчас он счастлив — есть возможность работать, как он хочет, жить, как он хочет. Сейчас его время. И даже о потерянных 16 годах Михаил Михайлович, во всяком случае вслух, не сожалеет.
— Я никогда не эмигрировал, — говорит Звездинский, — хотя многие думают, что я живу в Америке. Нет, я просто провел 16 лет в тюрьмах и лагерях строгого режима. Никому не пожелаю такого. Но так сложилась моя жизнь. И я благодарю Б-га за все. За его щедрый дар. За то, что могу петь, писать музыку к своим стихам, могу общаться со своими зрителями на концертах — это счастье…
Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ
Россия
Комментарии:
Гость
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!