Иван Дыховичный: «Мне нечего бояться — я знаю, что такое смерть»

 Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ
 30 августа 2009
 4791

Умный и тонкий режиссер. В высшей степени интеллигентный человек. Но когда-то и ангельскому терпению наступает предел. Именно сейчас Ивану Владимировичу надоело раз за разом подставлять другую щеку. Он объявляет войну. Хватит ли сил у режиссера бороться? Ведь главная борьба Дыховичного — за жизнь — еще далеко не выиграна. Многие бы скисли после страшного диагноза — онкология. Только не он…

– Иван Владимирович, вы еще не оставили надежду снять фильм о Лиле Брик? Насколько это осуществимо сейчас?
– Это абсолютно неосуществимо. Потому что государство не дает на это деньги, оно занимается совершенно другими делами.
– А сейчас подобные проекты могут осуществляться только при господдержке?
– Ну конечно. А кто же их еще должен поддерживать? Это же наши великие имена, наша история. Даже советская власть понимала про это больше, чем эти чудные буржуи. Тем более что до 6-серийного фильма про Лилю Брик я хотел выпустить кино о Маяковском и на этой волне развить интерес к Лиле, потому что сегодня для молодежи ее имя ничего не значит. А история-то феноменальная…
– Но есть же некая программа поддержки социально значимого кино Министерства культуры. Да и подобных проектов за последнее время было запущено немало: и Пушкин, и Есенин, и Гоголь…
– Программа есть. Но, понимаете, это же все очень формально. А то, что вы перечислили, было так, для галочки. Вот зачем, скажем, было снимать к юбилею Гоголя «Тараса Бульбу»? Картину, как мне кажется, ужасную, формальную, абсолютно невнятную. Потратили дикие деньги, и никакого толка от этого нет: ничего не вернули и все забыли. А фильм про Маяковского?.. Ну не в масть он сейчас, понимаете.
– Как думаете, это отношение к Маяковскому, к Лиле Брик? Или, может, конкретно к вам?
– Ко мне, конечно. И, конечно, к темам, которые я выбираю, к тому, что я снимаю. Мне это понятно. Я вообще от государства денег никогда не имел. Только на «Черного монаха» дали — первую мою большую картину, — и то я снял ее за полбюджета.
– А что вы хотели — снимаете же авторское кино, арт-хаусное, а такие фильмы государство не часто поддерживает.
– Но оно же дает деньги Хотиненко, который тоже снимает арт-хаусные картины, он просто больше власти удобен.
– У Хотиненко больше патриотизма.
– Ах, да, там больше патриотизма. Он вообще дикий патриот.
– Сейчас Хотиненко по Достоевскому что-то снимает…
– Я тоже хотел снимать Достоевского. У меня был с Арабовым написан сценарий по «Преступлению и наказанию» в 1988-м. И мне не дали это снять.
– Из-за чего такое отношение к вам? Считаете себя несправедливо обиженным?
– Нет, я не считаю себя обиженным. Я просто считаю, что люди конкурентны. Люди боятся меня, люди не хотят принимать меня.
– На это всегда должна быть какая-то причина.
– Да, и эта причина есть. Я их раздражаю. Я самостоятельный человек, ни с кем не считаюсь. Художник и не должен ни с кем считаться. Он должен находить какие-то компромиссы, но считаться не должен — он должен делать свое дело, он только один знает, как и что ему нужно делать.
– Это сейчас вы так говорите. А когда ваша картина «Вдох — выдох» не была принята критикой, помнится, сильно обиделись.
– Я посчитал оскорблением слова одного из критиков, что моя картина — это три минуты позора. Он написал это в такой хамской манере, он не имел права этого делать. Потом извинялся передо мной, что-то такое лепетал…
– Но вспомните классика: «Хвалу и клевету приемли равнодушно…» Далее по тексту.
– Вы знаете, это легко говорить…
– «Европа — Азия», последний ваш фильм, тоже не был принят критикой. И это уже симптом?
– Да у нас вообще критики нет! Это какое-то отсталое сообщество застрявших в 1970 году людей, такие культур-мультурные женщины, которые любят Гребенщикова. Которые считают, что Тарковский — лучший режиссер, а в свое время, кстати, они его не воспринимали никак. Они не видят ни нового шага, ни нового развития кино. Они считают, что должно быть красивенько, понимаете. А сейчас кино некрасивое, и оно будет еще более некрасивым.
– Может, у них выработалась своего рода привычка, что Дыховичный — это не комильфо?
– Они меня не любят — и слава Б-гу, я этим горжусь… Вы знаете, Андрюша Тарковский, у которого я учился, мне как-то сказал: «Ты — талантливый человек, это вообще я редко кому говорю. Но когда у них перестанут скрежетать зубы по поводу тебя, уходи из кино». Пока, слава Б-гу, у них зубы скрежещут… Вообще, у нас шикарно прошла премьера картины в Сочи. И публика воспринимала ее на ура. Но Сельянов и Дуня Смирнова, которую я помню маленькой девочкой, — жюри «Кинотавра» — они вообще не воспринимают такое кино, они снимают свое: милое, бабское. Которое я не очень понимаю…
– Ничего себе бабское — вы «Груз-200» видели?
– Конечно. И я написал, что это картина года. Но у Балабанова есть и другие картины: «Мне не больно», например, с Ренатой Литвиновой и с Михалковым плачущим, — пустая абсолютно, труха. Или «Жмурки» — вообще ужасный фильм. То есть он два раза попадает, три раза не попадает.
– Хороший процент, в общем-то.
– Да, но он много снимает. Если бы я снимал столько, сколько снимает Балабанов, думаю, у меня были бы чаще успехи.
– «Европу — Азию» вы сняли за месяц. Многие могут сказать: халтура! Как про фильмы Астрахана или Эйрамджана, которые умудряются снимать по несколько картин в год.
– Вы посмотрите картины Астрахана и посмотрите мои картины. Я снял «Прорву» за полтора месяца. И это «Прорва» была, понимаете! Я всегда снимаю быстро, это мое свойство. И это совершенно не диагноз. Просто критики меня не любят. И я их тоже не люблю. Они — никто, понимаете, просто ничто. Они лишь пересказывают сюжеты. Что это такое — чушь собачья!.. Вы знаете, ни одного хорошего слова от них за всю жизнь я так и не дождался. Вышла картина «Копейка», вышла картина «Прорва», вышла картина «Черный монах» — ни одного хорошего слова я не прочитал в нашей прессе. Но мне этого и не надо. Я живу спокойно и знаю, для кого я работаю.
– Извините за вопрос, но ведь во время съемок той картины вы узнали о страшном диагнозе. Может, оттого и торопились?
– Нет, я приступил к съемкам, зная уже свой диагноз. Но я снимал быстро, потому что комедию вообще нельзя снимать медленно, и мы работали по 16 часов в день.
– Иван Владимирович, вы победили свою болезнь?
– Эту болезнь нельзя победить, она навсегда со мной. Я могу жить дольше, могу жить меньше — только и всего. Но я не обращаю на это внимание, абсолютно равнодушен.
– Как на это можно не обращать внимание?
– Уверяю вас, что на это можно не обращать внимание. Мне кажется, я знаю, что такое смерть, я пережил это несколько раз в процессе лечения. И поэтому мне не страшно совершенно. Страшно мне только за остающихся в живых.
– Можете сказать, что за это время стали другим человеком?
– Конечно, я стал другим человеком. Главное отличие — что ты понимаешь, что такое суета… Правда, я и раньше это понимал, как и то, что для меня главное в жизни. Я же ни одну картину не снял компромиссную, ни одну — в угоду кому-то. Ни одну. Я снял только то, что я хотел. Сам ошибался, сам мог расписаться в своем невежестве и в чем угодно. Но это я сам. Я ничего не сделал для того, чтобы кому-то понравиться.
– А сейчас есть некий соблазн пойти на компромисс? Для того чтобы просто что-то успеть, — может быть, самое важное в жизни?
– Никогда не надо ничего успевать. Вы не успеете, вы попадете в суету. Я это точно знаю... Вообще, я не ценю так жизнь, как ее ценят многие. Знаете, кто ценит жизнь? Начальство. А мои друзья-художники, они жизнь не ценят, без особого пиетета к ней относятся. Мне кажется, жизнь дана человеку для того, чтобы ее прожить достойно. Это и надо постараться сделать. А дольше она будет, короче ли… Я не знаю, зачем она дольше. Мне хватит этой жизни.
– Знаете, сейчас вспомнил Данелия, который некоторое время назад собирался снимать большую картину. Но денег под него не давали, поскольку не были, скажем так, в нем уверены…
– Я понимаю, о чем вы говорите. И я сталкиваюсь с подобным отношением. У меня же много «друзей»… Один Михалков чего стоит. Например, есть у нас фестиваль современного кино «Завтра», он два года уже существует. Михалков пришел в Госкино и сказал: если вы дадите Дыховичному деньги, я буду с вами бороться. И они не дали. Ну и что — мы же провели фестиваль… Ну, да Б-г с ним, с Михалковым.
– Может, лучше простить?
– Не надо прощать человека. Вы ему ничего плохого не должны делать, а прощать его — совершенно не стоит. Он столько людей обидел и столько подлостей сделал, о которых вы не догадываетесь даже…
– Вы знаете, как зрителю мне, по большому счету, и не нужна эта информация, — главное, он снял несколько очень хороших картин.
– Да, это немаловажно. Но последнее время он снимает плохие картины. Понимаете, он выродился. Я ему сказал как-то: «У тебя просто кончится талант. Ты будешь искать, где взять энергию, и не найдешь. Ты просто живешь не по человеческим законам, а по законам дьявольским…» Знаете, все думают, что они будут жить вечно, потом народ им поставит памятники… Лично я Михалкову ничего плохого не сделал. Но он всю жизнь со мной боролся, всю киношколу…
– Ну, это борьба такая, знаете, с заведомо ясным исходом. Он же сильнее.
– Нет, он не сильнее. Он был слабее меня. У меня были возможности намного выше, чем у него. Но он лукавил, врал про меня, что-то ужасное говорил. Ну, это его право. То, что люди верят в него, — это ужасно… А простить? Он мне закрыл две картины. Вы бы могли простить человека, который вам такое сделал? А ведь это шесть лет жизни. А жизнь коротка вообще, вы знаете?
– Догадываюсь.
– И ему за все придется ответить… Фильм «12», кстати, был моей идеей — я собирался снимать картину про этого чеченского мальчика, которого майор усыновил. Но тут я как раз не в претензии — пусть он снял. Тем более что он снял картину плохую.
– Иван Владимирович, слушаю вас — вы прямо как Немцов при Путине.
– Да, я как Немцов при Путине.
– Но Немцова все больше считают неадекватным, и все уже настолько привыкли, что он неадекватен...
– Нет, я адекватен абсолютно. Я понимаю, что говорю. И я всегда говорю ему правду в лицо, всегда говорю, кто он такой. И он не может со мной ничего сделать. Остальные боятся его, боятся смертельно. А мне-то чего бояться? Я знаю, на чьей я стороне, и точно знаю, с кем я и кто со мной. Это совершенно другие люди. Это не люди, которые стоят при власти, около власти и близко к власти. Художник вообще не может быть близко к власти. Никак…
 

Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ
Россия

 



Комментарии:

  • 21 декабря 2010

    Елена

    Когда Дыховичный учился на курсе у Михалкова, именно Михалков добился того, чтобы Дыховичному поставили пятерку за дипломную работу. Дыховичный "забыл" об этом. Он называл Михалкова "буржуем", а сам и был таким буржуем, дом на Рублевке, коллекция снегоходов, мерседесы разного цвета, жена - дочь члена Политбюро, "золотой мальчик". Дыховичный отравил себя завистью и ревностью. Мне его жаль. Когда другие снимали хорошее кино, он лишь воздевал руки к небу - почему мне не дают денег, я ведь гений.

  • 30 сентября 2009

    Гость

    Прав Дыховичный.Царство небесное ему.
    Включаешь телевизор, на каждом канале кто-то
    из членов этой большой семьи Михалковых. Все говорят, пишут, снимают.От них всех тошнит. При любой власти им удобно, вольготно, сытно и славно. Бр-р-р-р-р....
    Многие мои знакомые также считают.


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции