Жизнь по звездному билету

6 июля 2009 года в Москве скончался Василий Аксенов. Я с печалью перебирал газетные публикации разных лет о нем. «Великий антисоветский писатель», «Вася Аксенов — воплощение русской мечты», «Вася, стиляга из Москвы», «Человек богемы», «Василий Аксенов как хранитель русского авангарда», «Соловей асфальта», «Сладостный новый Аксенов», «Вольтерьянец Василий Аксенов»... А еще он — член виртуального клуба «1932», созданного мною из своих знаменитых ровесников (от Жака Ширака и Элизабет Тейлор до Андрея Тарковского и Бориса Жутовского).
Мы с Аксеновым из одного поколения. Почти одинаковое детство — репрессированные родители. В юности — увлечение стиляжеством. Затем долгие годы дышали одним тоталитарным воздухом, жили при Сталине — Хрущеве — Брежневе. Оба запали на литературу. А дальше все разное: я — это я, Аксенов — это Аксенов.
Об Аксенове вроде бы все известно, но все же, наверное, необходимо кратко напомнить канву жизни.
Василий Павлович Аксенов родился 20 августа 1932 года в Казани. Отец — партийный работник, мать — Евгения Гинзбург, ставшая знаменитой после книги «Крутой маршрут» о сталинских репрессиях. Отец был арестован, а 20 августа 1937-го, аккурат в день рождения Васи — ему исполнилось 5 лет — арестовали и мать. К подъезду подъехала черная эмка. В квартире появились чекисты в кожаном реглане. Окаменевшее лицо бабушки. Звериный вой няни. И малыш, лишенный родителей, оказался в детдоме для детей «врагов народа». Обычная история для 1937 года.
В 16 лет Василий Аксенов направился в Магадан, где мать находилась на поселении. Затем поехал в Ленинград, окончил медицинский институт и работал врачом. С 1959 года Аксенов стал печататься в «Юности». В 1960-е была опубликована повесть «Коллеги», которая вышла отдельной книгой, а затем был снят одноименный фильм (реж. А. Сахаров). Один из героев «Коллег» декларировал: «А мы, городские парни, настроенные чуть иронически ко всему на свете, любители джаза, спорта, модного тряпья, мы, которые временами корчим из себя черт знает что, но не ловчим, не влезаем в доверие, не подличаем, не паразитируем и, пугаясь высоких слов, стараемся сохранить в чистоте свои души...»
За «Коллегами» последовали «Звездный билет» (1961), «Апельсины из Марокко» (1963), «Затоваренная бочкотара» (1968), «Поиски жанра» (1972), многочисленные рассказы, — и Аксенов не вошел, а ворвался в современную литературу, стал одним из лидеров «молодежной прозы». Легко работал с языком, органически вводил в ткань сленг, изощрялся в формах писания. Быстро стал знаменитым и быстро как-то потерял молодость. Кстати, его роман «Ожог» (1975) — это своеобразный плач по ушедшему молодому времени. Но что интересно, писательская слава не придавила Аксенова, не сделала его маститым и важным. Он оставался молодым по духу, считал себя богемщиком и признавался, что едва ли не стал хроническим алкоголиком, спас стол: писал по одной крупной вещи в год. Фрондировал, но как-то умеренно, хотя и «Ожог», и другой «подпольный роман», «Остров Крым» (1979), сделали Аксенова одной из знаковых фигур диссидентского движения. И его, как говорится, соответствующие органы взяли на мушку.
Скандал с изданием альманаха «Метрополь» довершил дело: власть окончательно поняла, что Аксенова не приручить, он чужой. В одном из интервью Аксенов говорил: «Я никогда не чувствовал себя советским человеком. Я приехал к маме в Магадан на поселение, когда мне исполнилось 16 лет, мы жили на самой окраине города, и мимо нас таскались вот эти конвои, я смотрел на них и понимал, что я не советский человек. Совершенно категорично: не советский...»
В июле 1980 года Аксенов выехал в США, где узнал о лишении его советского гражданства, преподавал в Вашингтоне, в университете Джорджа Мейсона. Жил на университетскую зарплату. «За 24 года, — рассказывал Аксенов, — через мои семинары прошло около трех тысяч студентов. Я пришел туда обычным советским писателем, владеющим какими-то клочковатыми, поверхностными знаниями. Все остальное — богемная бравада. Но для настоящего преподавателя этого было слишком мало, и я стал изучать серьезные книги по литературоведению, историографии, философии... Это меня сильно изменило, я в буквальном смысле стал другим человеком. Университет — это храм. Он не соврет, не подведет...»
Закончив свою преподавательскую деятельность в США, Аксенов вернулся в Европу, купил себе дом в Биаррице и сделал его своим Переделкиным. Биарриц находится в закруглении Бискайского залива. «В этом закруглении я живу, — говорил Аксенов. — Некоторые эмигранты поют: «А из нашего окна Иордания видна, а из нашего окошка только Сирия немножко». Я же из своих окон вижу две страны — Францию и Испанию. От моего дома до границы — всего 15 километров. В Биаррице когда-то рос Владимир Набоков и наблюдал здесь своих Лолит...»
На Западе Аксенову написал роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки» (2004), книгу о России, ищущей Запада. Чем привлекает и манит Запад? Своим знанием и мастерством. Журналисты много раз расспрашивали писателя о замысле романа, об идеях, заложенных в нем, и Аксенов охотно отвечал на вопросы: «Да, нам не хватает такого, как Вольтер. Не вождя, который поведет армии, а духовного лидера, который и сдержит своим обаянием революции, и будет чувствовать социальную справедливость. Просвещенного, элегантного человека с большим чувством юмора. За роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки» Аксенову была вручена премия «Русский Букер».
Америка была давней мечтой Аксенова. «Америка встала из тумана как альтернатива устаревшей и тошнотворной вере в социалистическую революцию», — писал Аксенов в давней публикации «Мы — штатники» с подзаголовком «Культ Америки в Советском Союзе». Воспоминание о юности: «Каждый вечер «Голос Америки» передавал джазовые концерты для Советского Союза. Музыкальные отрывки, немного информации создавали золотое сияние над горизонтом — в той стороне, где заходило солнце на недосягаемом, но таком желанном Западе! Сколько мечтательных русских мальчиков возмужало под «Садись на поезд «А» Дюка Эллингтона и сладкий голос Виллиса Коновера, «мистера Джаз» из «Голоса Америки». Мы записывали музыку на свои допотопные магнитофоны и проигрывали ее снова и снова на полуподвальных вечеринках...»
Удивительно, что американский джаз оказался сильнее советской пропаганды и оказал сильнейшее влияние не только на характер Аксенова и многих других из его поколения, но и на мировоззрение, перевернул шкалу ценностей. Став писателем, Аксенов посвятил Америке несколько книг: «Круглые сутки нон-стоп» (1976), «В поисках грустного бэби» (1987). А «Желток яйца» (1989) и вовсе написал по-английски, а затем сам же перевел на русский язык. Одна только мелодия «Меланхоличной малышки», а какие последствия!..
Отдав дань Америке, Василий Аксенов обратился к родине и в 1992 году завершил трехтомный роман «Московская сага», где охватил период с середины 1920-х годов до начала 1950-х на примере жизни трех поколений семьи Градовых, и где представил множество персонажей: врачей, военных, поэтов, студентов, вплоть до смешной и нелепой еврейки Цецилии Розенблюм. «Московская сага» была превращена в многосерийный телевизионный фильм и приобрела огромную аудиторию. Кто-то был в восторге от «Саги», а кто-то посчитал ее творческой неудачей писателя. Как говорится, мнения разделились.
А Аксенов тем временем поражал всех своей плодовитостью, и на прилавках книжных магазинов регулярно появлялись новинки: «Новый сладостный стиль» (1998), «Москва-ква-ква» (2006), «Редкие земли» (2007).
«Москва-ква-ква» — это попытка создать некую квинтэссенцию сталинского «большого стиля». Повествование о стилягах, о высотках, о Сталине и множество всяких мифов. «Но главная баба — это все-таки Москва-ква-ква. Стоит, развесив цветные юбки. Красит гриву свою на Ленгорах, рыжеет, лиловеет, законьячивается...» Реализм с сюрреализмом, да еще приправленные сатирой. Аллюзивные персонажи: Жорж Моккинаки, поэт Кирилл Смельчаков, — ну как в «Алмазном венце» у Валентина Катаева. Книга особого восторга не вызвала, и кто-то из критиков меланхолично заметил: «Мэтры тоже квакают».
«Редкие земли» — это тоже какой-то сплав жанров: фарс вперемешку с приключенческим романом. Герой книги — Ген Стратов, сделавший состояние на редкоземельных элементах, олигарх, в итоге угодивший в тюрьму. Корреспондент одной из газет спросил Аксенова: «Ген Стратов — это еще и Ходорковский?» — «Отчасти, конечно, — ответил писатель. — Я был на этом процессе, сидел там весь день рядом с клеткой. Он, когда меня увидел, просиял, сказал: «Я в тюрьме ваши книги читаю». Хотел пожать ему руку, но охрана меня вежливо оттеснила — не полагается».
О чем это говорит? Василий Павлович вернулся на родину, к ее властной вертикали, к тюрьмам, коррупции, беспределу и прочим отечественным прелестям. Однако Аксенов был почти всегда относительно мягок в своих оценках: «Для меня Россия — прежде всего люди страдающие. Чудные старушки, тетушки, дядюшки — пронзительные российские существа. Ну и, конечно, интеллигенция, хотя и говорят, что ее уже нет. Но она все-таки существует».
Корреспонденты постоянно тормошили Аксенова рассказать о его женщинах. Но лично меня больше интересовали отношения Аксенова с Бродским. Один стал Нобелевским лауреатом, а второй, по всей видимости, очень надеялся на премию, но ее не получил. Две российские знаменитости жили одновременно в Америке и, мягко скажем, не очень дружили между собой, особенно после того как Бродский раскритиковал в пух и прах аксеновский «Ожог». «Бродский — ваш враг?» — в лоб спросил один журналист. Аксенов ответил: «Я не считаю себя врагом Бродского. Я его просто терпеть не могу... Начинаю зевать от двух строчек его стихов... У него отсутствует музыка... Он монотонен...»
Таланты не дружат, ибо гением считают только себя. А время летит и летит. Незаметно подлетел и аксеновский юбилей: 75. Все отметили, что он — молодец и, как всегда, благополучен.
«Твид, шпионский вельвет... Очки «Полароид», усы — «Колонель». Зажигалка — «Ронсон». Манеры — Набокова. Цитаты — «Ожог». Правильно — писатель. Сразу видно. «Ле Карре, Джон?! — подумал я. «Аксенов, — шепнули мне из кустов, — Василий Павлович».
В Казани он с шумом отметил «Аксенов-фест» с чтением, с джазом, со встречами с читателями. И даже, рассказывают, лихо отплясывал рок-н-ролл. «А потом опять в тишину, в Биарриц, думать, творить!» Свое последнее интервью он дал Ольге Кучкиной, и оно появилось в «Комсомольской правде» 12 января 2008 года. Среди прочего отметил: «Меня греет то, что в Америке читают мои книги...» — «А что ты любишь в России?» — спросила Кучкина, и Аксенов ответил: «Язык. Мне очень язык нравится. Больше ничего не могу сказать». И неожиданно в конце беседы Аксенов заметил: «Мы пожилые люди, надо умирать уже...»
Что это — предчувствие? Ощущение надвигающейся беды? Некомфорт с сердечным стимулятором, вживленным в его грудь летом 2007 года? Какие-то тревожные токи? Интервью в «Комсомолке» вышло 12 января 2008 года, а через три дня, 15 января днем бригада скорой помощи забрала Василия Аксенова из Лялина переулка. Писатель был за рулем и столкнулся с джипом. Авария произошла из-за «острого нарушения мозговой деятельности» — Аксенова сразил инсульт.
С состоянием «умеренного оглушения» Аксенов попал в больницу, затем был переведен в Склиф. Первый диагноз врачей: «Перспективы не самые печальные... Таких больных к нам в год поступают тысячи. Отработана схема лечения...» Но у каждого своя судьба. Неповторимая. Личная.
У Аксенова была парализована правая часть тела. Он находился в сумеречном состоянии, порой приходил в себя. За ним ухаживала жена Майя Афанасьевна и ее дочь Елена. Елена специально приехала из Америки, чтобы ухаживать за отцом. И — в августе 2008 года она умирает во сне. Безжалостный рок, если учесть и гибель в 1999 году ее сына — 26-летнего Ванечки, которого Аксенов любил как внука.
6 июля 2009 года Василий Аксенов скончался, так, по существу, и не придя в себя. Он не дожил 45 дней до своего 77-летия.
В молодые годы Аксенов утверждал, что надо жить, танцуя свинг. Найти свой ритм и не выпадать из него. Джаз был его стихией всю жизнь. Но в один момент июльского дня музыка неожиданно прекратилась. И все стихло. Стихло для Аксенова.
9 июля с Василием Павловичем прощались в ЦДЛ. Ян Смирницкий написал в МК: «Страшно не то, что прощались с Аксеновым. За эти три дня все слова — маленькие и большие — уже сказаны. Страшен разительный контраст лиц тех людей, кто пришел проститься к Дому литераторов, с лицами вообще. Глоток человеческого облика, глоток личности, глоток умной благородной печали, собранной в одно время в одном месте, небольшая очередь прошла мимо гроба с цветами и без всего за 40 минут. Это 40 минут интеллигенции в России. Интеллигенции у гроба. «Как он умел дружить! — говорили. — Даже в это день собрал такую потрясающую компанию…»
 

Рубрику ведет
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия
Фото Ильи ДОЛГОПОЛЬСКОГО