Неведомый мне идиш

Долго я не могла решить: что же будет интересно другим людям читать про «чужих бабушек»? Потом махнула рукой и решила плясать от печки — от того, как их звали.
Надо сказать, в еврейской традиции нет святцев, и никакой раввин не может сказать счастливым родителям младенца: тэ-эк-с, родили вы его на святого Акакия — извините, ничего лучше предложить не могу. Так что как захотят еврейские мама с папой, так они своего ребенка и назовут. Есть обычай: давать имя в честь кого-то из умерших предков. В честь живых называть не принято, считается, что имя — это «ангел-хранитель» (ну, может, иначе называется, но смысл такой), и если в той же семье этим именем назвать малыша — «хранитель» покинет его отца (деда), за двоими-то ему не углядеть, и у старшего тезки случится какая-то беда в жизни.
Так вот, папиных родителей звали одинаково: Эмиль и Эмилия. Красиво и романтично, как трактирщика и его давнюю подругу в «Обыкновенном чуде» Шварца... Родом они были из одного города — Екатеринослава (Днепропетровск), хотя познакомились уже в Питере: бабушка переехала в Москву лет в двенадцать, потом — в Питер, а в детстве они знакомы не были. Как-то у нас с дедушкой зашла речь об именах — что, мол, люди почему-то называют своих детей самым популярным в их время именем, никакой фантазии, вон у мамы всех подруг зовут Галями, как и ее, а у меня в классе штук пять Ирин, а в ваше время, наверное, всех Эмилями звали, да? (Это дед мне про своего друга Мильку Михельсона тогда рассказал.) Да, сказал дед, все верно: в те годы чуть ли не во всех еврейских семьях детей называли в честь Эмиля Золя. Потому что прогремел тогда на всю Европу «процесс Дрейфуса»: молодого французского офицера оклеветали и обвинили в измене. А был этот Дрейфус евреем, и вот интеллигенция Франции встала на его защиту, поскольку в ложных тех обвинениях явно звучали антисемитские мотивы.
Эмиль Золя выступил с очень сильной статьей в защиту Дрейфуса, кажется, был одним из организаторов движения в защиту невиновного офицера. Дрейфуса этого в конце концов оправдали. Не будь он евреем — кого б все это интересовало за пределами Франции? Ну оболгали какого-то военного, чуть не расстреляли, потом разобрались и оправдали — подумаешь! Но в данном случае дело приняло более серьезный оборот: поставили на место антисемитов, публично высказав, что думают об этом явлении — антисемитизме — интеллигентные и порядочные люди во всем мире! Впервые было «официально признано»: среди порядочных людей нет антисемитов, среди антисемитов нет порядочных людей! Неудивительно, что, рассказывая о своих друзьях детства (о тех из них, которые были евреями), дед называл их: «Милька такой-то» — разными были только фамилии...
Надо сказать, дед у меня был правильный. Вот именно такой, каким и должен быть дед. Он учил меня разным полезным вещам: метать ножик в забор, делать свистки из абрикосовых косточек, выпиливать лобзиком и плавать саженками (так я и не освоила настоящий правильный кроль), грести в шлюпке «с шиком», чтоб за веслом появлялись на воде два аккуратных бурунчика, выжигать «от солнца» при помощи его же старых очков, жевать молодые побеги елок (от цинги!) и правильно наматывать портянки. Это он сколотил на всю нашу дворовую компанию несколько пар ходулей, выпилил чурочки и биты и научил всех играть в городки, реквизировал у бабушки бельевую веревку для наших волейбольных игр, научил нас правильно выбирать ветки для самодельных луков...
А однажды привел меня в Русский музей, в зал Марка Антокольского, и до сих пор «Мефистофель» — одна из моих любимых скульптур. Разногласия у нас с дедом возникали лишь в одном вопросе: он все время пытался меня «утеплить», из-за чего я вечно бегала с повязанным на поясе за рукава свитером. Я надевала этот свитер, чтоб не спорить с дедом, и немедленно снимала, едва завернув за угол. Я росла очень покладистым ребенком и никогда не спорила со взрослыми...
Все предложения деда Мили я всегда принимала на ура. И только однажды решительно отвергла его идею. Помню, он сказал, что хочет научить меня еврейскому языку — идишу, но я, что называется, спустила дело на тормозах. О существовании такого языка я раньше не слыхала и вообще с трудом могла поверить, что дед знает какой-то непонятный иностранный язык — откуда? Иностранные языки знали другие мои бабушка с дедушкой, которые были старше и успели их выучить в царских гимназиях Петербурга.
Дедушка Миля, по моим представлениям, мог бы говорить только по-немецки, потому что войну окончил в Германии. «А что это за язык?» — для приличия спросила я. «Ну, он очень похож на немецкий, только вроде как исковерканный», — объяснил дед. Ага, все ясно, догадалась я. Это он в войну выучил немецкий, но не слишком хорошо, «исковерканно», и вот этой-то смеси немецкого с нижегородским он собирается меня учить! Ну уж нетушки! Вообще-то я знала, что мой геройский дед-фронтовик получил на войне не только ордена и медали, но еще и серьезную контузию. Так что никому не ведомый язык идиш вполне мог существовать только в его воображении, как последствие этой самой контузии.
Но на всякий случай я задала еще один вопрос: «Деда, а с кем я на этом языке говорить буду — только с тобой? Кто еще его знает?» — «О, на нем говорят евреи в самых разных уголках мира! — с энтузиазмом воскликнул он. — Ротшильды стали миллионерами благодаря тому, что знали идиш: они путешествовали по всей Европе, не зная иностранных языков, но они знали идиш и делали бизнес! Вот приедешь ты, например, в Америку — и непременно там найдутся люди, говорящие на идише!» Ну, все ясно, подумала я. Если в историю про Ротшильдов я еще могла поверить, то фраза «вот приедешь в Америку» у меня, честного советского октябренка, могла вызвать только смех. За границу ездили «в прошлой жизни». В советское время это уже не принято. В общем, не стала я учить несуществующий язык, на котором умеют разговаривать только мой дедушка и «миллионы евреев во всем мире» (а, скорее всего, только один мой дедушка)...
Вот уже четверть века, как нет в живых моего деда. На идише я знаю только несколько «ключевых» слов: «дрек», «поц», «тохес»... Осталось добавить, что последние восемь лет я живу в Нью-Йорке. Иногда в газетах натыкаюсь на объявления о работе с примечанием: желательно знание испанского, китайского или идиша...