«Уход из Эллады»

Эммануэль Левинас родился в литовском городе Ковно (Каунас), входившем в состав Российской империи, в семье Йехиэля и Двойры Левиных. Его отец был владельцем книжного магазина, и семья считалась по тем временам довольно обеспеченной. Родители говорили между собой на идише, а с детьми — по-русски, и для Левинаса оба эти языка стали родными. Особое внимание отец уделял еврейскому образованию сына. С шести лет мальчик занимался с меламедом, и куда бы семья ни переезжала, первым делом ребенку искали учителя еврейской традиции. В юности Левинаса увлекала и русская литература — Пушкин, Толстой, Достоевский. Еврейский образ жизни, соблюдение заповедей сочетались в семье с интересом к мировой культуре. 
После переезда из Литвы во Францию в начале 1920-х годов Левинас начал работать в Еврейском педагогическом институте, который функционировал под эгидой Всемирного еврейского альянса. Катастрофа перечеркнула всю жизнь семьи Левинасов. Философ вспоминал, что в его биографии «доминирует предчувствие ужаса нацизма и воспоминание о нем». Его родители и большинство его родственников, живших в Литве, были убиты коллаборационистами. Находившихся в Париже жену, дочку и тещу спасли однокурсники молодого ученого по Страсбургскому университету. Сам Левинас, воевавший в составе французской армии, попал в плен и все годы войны провел в немецком концлагере для военнопленных-евреев, номер которого, как иронично замечал философ, совпадал с годом изгнания евреев из Испании. После войны Левинас руководил Еврейским педагогическим институтом, в здании которого, в служебной квартире, жила семья философа.
Краткий набросок автобиографии, вошедший позже в сборник «Трудная свобода (очерки по иудаизму)» и подытоживающий его, Левинас назвал «Подпись». Суть подписи заключена в том, что она удостоверяет, придает личностный характер любому, даже сугубо нейтральному тексту. Мышление, текст, история не должны быть нейтральными, выхолощенными. Левинас ссылался в своих размышлениях на талмудический принцип, согласно которому избавление и спасение в этот мир приходит только тогда, когда слова передаются со ссылкой на их источник, то есть от имени произносящего их. Знание всегда должно приходить к ученику в живом голосе учителя.
Левинас здесь сознательно следует концепции Устной Торы, заключающейся в том, что правильное понимание Писания возможно только в цепи традиции, которая представляет собой живой диалог учителей с учениками. Таким же неповторимым смыслом наделяется история, когда она удостоверена подписями своих участников. Философ всегда с возмущением критиковал понятие «суда истории», истории, написанной выжившими, которая лишь холодно подводит итоги, зачастую забывая о своих жертвах. Речь должна идти не о суде истории, а о суде над историей, который выносит человек в соответствии с этическими идеалами. И в этом Левинас видел одну из задач еврейского народа. Только подпись, неповторимый голос участника может противостоять неумолимости исторических событий. Поэтому неслучайно, что именно в нацистском концлагере начинает складываться оригинальная философская концепция Левинаса.
Заключалась она, прежде всего, в том, что Жак Деррида назвал «уходом из Эллады», то есть в постепенном выходе за рамки европейского мышления, символом которого являлась мудрость Греции. Это было движение в сторону перевода еврейской мудрости на язык европейской философии. Перевода в том смысле, который приобрело использование греческих философских понятий при объяснении Торы Рамбамом. И, прежде всего, речь шла о концепции перевода, над которой размышляют мудрецы Талмуда в трактате «Мегила», обсуждая греческий перевод Торы, санкционированный Птолемеем. Кстати, именно этому разделу Талмуда Левинас посвятил одну из своих «Талмудических лекций».
В еврейской мысли есть два противоположных понимания сути перевода. Есть перевод, по случаю которого устанавливают пост: трагическое событие, обрывающее живую связь с языком оригинала, отбрасывающее Устную Тору и рвущее живую цепь традиции. Однако мудрецы, дискутируя о ценности птолемеевского перевода, одновременно меняют фокус зрения. Они утверждают, что именно перевод на греческий язык достоин того, чтобы его записали в качестве свитка Торы. Ведь с точки зрения мудрецов, целью истинного перевода должно стать исполнение того благословения, которое Ноах дал своему сыну Яфету, прародителю греческого народа: «Яфет будет обитать в шатрах Шема». Имеется в виду то, что красота, логическая стройность, являющиеся отличительным признаком греческого гения и запечатленные в греческом языке, должны стать частью служения Шема, предка еврейского народа.
Размышляя над этим отрывком из трактата «Мегила» и оценивая его с точки зрения современного мышления, Левинас приходит к выводу о том, что язык «греческой», то есть западной философии, может и должен выразить те идеи, которые всегда питали и оживляли еврейскую мысль. Толчком к этому «уходу из Эллады» стала Катастрофа. Напомним еще раз, что ученый продумывал свои идеи, находясь в концлагере. И в связи с этим вновь возникает мотив подписи, особой биографической вовлеченности. Заключается он в том, что вызывавший восхищение Левинаса смелостью своей мысли и авангардным философским мышлением Мартин Хайдеггер поддержал нацистский режим, сотрудничал с национал-социалистами, став членом их партии. И казус Хайдеггера не был случайностью; целый ряд интеллектуалов в большей или меньшей степени одобряли и поддерживали нацистскую идеологию, по крайней мере, относились к ней «с пониманием».
Левинас не раз доказывал, что решение Хайдеггера поддержать нацистов не было минутной слабостью, но было в известной степени закономерно. «Можно простить многих немцев, но некоторых простить очень тяжело. Хайдеггера тяжело простить», — писал философ.
Левинас пытается нащупать ту внутреннюю связь, которая существует между познанием, с одной стороны, и насилием — с другой. Действительно, у войны, насилия, ставящих под сомнение любые моральные ценности и познания, есть определенные точки соприкосновения. Философ подчеркивает, что мышление Запада следует двумя путями, каждый из которых чреват соблазном насилия. Первый — это философия субъекта, который поглощает, расчленяет, дробит, захватывает все окружающее. Реальность вокруг становится метафорой самопознания. Символом этого пути мышления для Левинаса является фигура Одиссея. Все его странствия, приключения, все невероятное богатство мира, увиденное им, становятся для него лишь эпизодом на пути возвращения домой, возвращения к себе. Ему философ противопоставляет фигуру Авраама, который оставил свой дом, семью и страну, чтобы исполнить задачу, возложенную на него Творцом.
Второй путь — не менее опасный. Это попытка вырваться из порочного круга самосознания и индивидуализма путем создания философии Нейтрального, Безличного. Этим нейтральным, подавляющим любое личностное начало, может быть природа или «равнодушная природа», как, цитируя Пушкина, говорит Левинас; почва или мифологическая стихия, из которой все происходит и в которой все пропадает и растворяется, где голос и лицо, личность теряются, а индивидуальность становится лишь средством.
Еще одним проявлением этого зловещего Нейтрального может быть система или структура, например, политическая или философская, обладающая гнетущей самодостаточностью, подобно тексту, не имеющему под собой подписи, не знающему личного голоса, тексту, как будто говорящему с самим собой.
Выход из этих ситуаций, с точки зрения Левинаса, заключается в том, чтобы полностью изменить угол зрения. Главной основой философии должна стать этика, а сущность человека и смысл его существования заключается в той ситуации, когда он встречает Другого. Понятие «Другой» становится для философа одним из ключевых. Главная ситуация, центральное событие — это встреча, встреча с Другим. Избранность человека, его уникальность проявляется именно в тот момент, когда он встречает лицо Другого, начинает как бы сиять светом, отраженным от этого лица, обретает способность к гостеприимству, способность принять «Другого без аллергии». Огромное значение в этой ситуации обретают язык и речь. Поскольку человек, обезоруженный встречей с Другим, останавливающим его бесконечные притязания на захват всего окружающего, его стремление поглощать и убивать, начинает говорить, перекидывая мост к своему собеседнику. Речь не принадлежит мне одному, она действует уже в пространстве между мной и Другим. Важно и то, что, с точки зрения Левинаса, встреча с Другим не является встречей равных, как это было, например, в книгах Мартина Бубера. «Я» ощущает себя заложником Другого, бесконечно ответственным за его судьбу. Именно способность к ответственности становится критерием личности. В этой связи Левинас часто приводил слова Достоевского: «Всякий из нас перед всеми во всем виноват, а я более всех».
Символом ненасильственной встречи с Другим, способности не только познавать его или говорить о нем, но и приветствовать Другого, говорить с ним является, согласно Левинасу, лицо. «Лицо» стало одним из ключевых понятий его философии. Человек встречает Другого как лицо, а не как вещь, и в этом суть этического отношения. Особая символика лица в этике Левинаса связана с еврейскими корнями этого понятия. Лицо (ивр. — «паним») сочетает в своем значении внешнее и внутреннее. Лицо — уникальная часть тела, на своей поверхности оно проявляет, позволяет прочитывать внутреннюю жизнь человека. Лицо — это сама открытость.
Этическое отношение, встреча с Другим, как полагает Левинас, составляют суть иудаизма.
Философ подчеркивает первостепенное значение, которое в еврейской мысли уделяется этике и стремлению к установлению справедливости. Левинас отмечает, что и идею избранности еврейского народа следует понимать, прежде всего, как избранность для ответственности. Избранность предполагает не особые права, а особые обязанности. Кроме того, философ подчеркивает, что познание Б-га в иудаизме заключается в изучении того, как следует правильно поступать. Очевидно, Левинас развивает традиционную для еврейской культуры идею двух скрижалей Завета.
Первая скрижаль, на которой перечислены пять из десяти заповедей, регулирующие отношения человека с Творцом, равноценна другой скрижали, на которой высечены заповеди, определяющие отношение человека к его ближнему. Путь к Б-гу в иудаизме лежит через встречу с ближним. Неслучайно трактат Талмуда, в котором обсуждаются законы субботы, то есть заповеди, относящиеся к первой группе, начинается с рассмотрения ситуации, когда богатый человек протягивает еду или деньги бедняку.
Обращение Левинаса к Талмуду имеет особое значение. Философ вырос в Литве, считавшейся центром талмудической учености. Особое влияние на его философию оказала не только диалектика Талмуда, но и идеи рабби Хаима из Воложина. Впоследствии он даже написал предисловие к французскому переводу знаменитой книги рабби Хаима «Нефеш hаХаим» («Живая душа»). Начиная с конца 1940-х, философ все свободное время посвящает изучению Гемары* под руководством своего «великолепного» и «безжалостного» наставника господина Мордехая Шушани (Гиллеля Перельмана). Сама фигура этого учителя чрезвычайно загадочна. Человек, скрывавший свою настоящую фамилию, внешне напоминавший парижского клошара, обладал несомненной духовной силой и колоссальной талмудической эрудицией и оставил глубочайший след в жизни и судьбах своих учеников. Левинас часто подчеркивал, что именно язык Гемары с его формой диалога, встречей различных мнений, мудростью, не родившейся в самом человеке, а пришедшей извне, от учителя и наставника, является примером того, как можно встретить Другого «без аллергии».
И, наконец, нужно сказать, что в своих философских трудах Левинас не переставал утверждать, что ассимилированный мир евреев Запада, подобный «дому без мезузы», обратился после Катастрофы к своим истокам. Он начинает вновь осознавать богатство еврейской традиции, испытывать потребность вновь открыть сокровища Устной Торы, мидраша, Талмуда и каббалы. Но не как объект «археологических изысканий», а как источник живой, актуальной мысли, способной заговорить на современном языке и ответить на насущные интеллектуальные вопросы. Левинас требовал от современного еврейского образования возвращения к раввинистическим текстам, которые необходимо читать не как исторические документы, а как свидетельства живого и актуального духовного опыта.
Эммануэль Левинас умер в Париже 25 декабря 1995 года.

Ицхак БЕЛАРЕВ, Россия
Иллюстрация Ривки БЕЛАРЕВОЙ
_______
*Гемара — часть Талмуда, заключающая в себе позднейшие обширные толкования законов основной части Талмуда — Мишны.