Четыре «К» доктора Васильева
Юрий Васильев — генеральный директор консалтинговой группы «Аюдар», которая начиналась в 1996 году с небольшого офиса в Нижнем Новгороде и нескольких штатных сотрудников. Сегодня это одна из самых устойчивых и активно развивающихся российских консалтинговых групп, занимающая высокие позиции в различных рейтингах. В сфере ее деятельности — издательский бизнес, образовательные программы, аудит и налоговый консалтинг, коллекторский бизнес. Успех деятельности компании «Аюдар» базируется на принципе четырех «К»: качество, компетентность, конфиденциальность и комплексность.
Сам Юрий Васильев — человек увлеченный, успешный и разносторонний, не любит останавливаться на достигнутом и всегда стремится к большему. Выпускник нижегородского Политехнического института, в 1993 году, чувствуя острую нехватку экономических знаний, продолжил образование в Академии внешней торговли. Защитил кандидатскую диссертацию в области экономики. Ученую степень доктора экономических наук Юрий Васильев получил за разработку управления проектами с использованием математических моделей. Бизнесмен никогда не стеснялся своего происхождения, не кичился деньгами и успехом, а в меру сил и возможностей занимался благотворительностью, помогал еврейским организациям в России и в Израиле.
О том, трудно ли быть в России бизнесменом с еврейскими корнями, какие чувства вызывает у него пребывание на Святой земле и еще о многом другом Юрий Васильев рассказал в беседе специальному корреспонденту журнала «Алеф».
– Юрий, в истории вашей семьи, как в зеркале, отражается трагедия еврейского народа в ХХ веке. Расскажите, пожалуйста, как удалось выжить вашим близким после ужасов войн, погромов и «прелестей» государственного антисемитизма?
– Я воспитывался в еврейской среде. Мой папа родом из Белоруссии, из еврейского местечка Сенно, что неподалеку от Витебска. До 6 лет, пока его не отдали в русскую школу, он говорил только на идише. Папино еврейское имя — Ейне, это интерпретация на идише библейского имени Йона. До войны отец даже окончил три класса хедера — семья была очень религиозной. Во время войны трагедия Катастрофы не обошла стороной нашу семью. Когда немцы подходили к Сенно, бабушка Хая пыталась бежать одна с шестью детьми, поскольку дедушка ушел на фронт. Побег не удался, семья оказалась у немцев в гетто недалеко от Витебска.
– Что рассказывали родственники о еврейском гетто в оккупированной немцами Белоруссии?
– Нацисты оцепили одну из деревень и собрали туда евреев со всей округи. Моя бабушка и ее шестеро детей провели в гетто около полутора лет. В домах мест на всех не хватало, в теплых помещениях старались уберечь женщин и детей. Мужчин в гетто практически не было, подростки жили на сеновалах. Еды тоже не хватало. Папа рассказывал, как они варили картофельные очистки. Для того чтобы одеться, находили старые мешки из-под картошки, отстирывали и переделывали в брюки и рубашки. Женщины и дети ходили побираться. Тетя вспоминала, как однажды немец бросил ей кусок шоколадки — это казалось немыслимой роскошью. Казни и изощренные жуткие издевательства над людьми остались сильнейшей психологической травмой на всю жизнь — до самой смерти отцу снились кошмары, расстрелы, лай собак. Когда советские войска вместе с партизанами освобождали Белоруссию, немцы прислали карателей для ликвидации гетто. Уцелеть удалось бабушке Хае и четверым ее детям (троим сыновьям и дочери), двое погибли… Спастись удалось чудом — папин старший брат Анатолий (Нафтали) украл у немцев подводу, на которой семье удалось бежать. Основной части еврейского гетто уцелеть не удалось, а деревню нацисты сожгли.
– Как дальше складывалась жизнь бабушки и уцелевших детей?
– Бабушка с детьми попали в район Чебоксар, в колхоз в Чувашии, пытались там выживать, как могли. Потом они оказались в Нижнем Новгороде, где жило немало евреев — более 30 тысяч. Там не было синагоги, но в шабат бабушка делала кидуш, пекла халы. Пейсах никогда не обходился без мацы — я не знаю, откуда она появлялась. Бабушка Хая, прожившая почти до 90 лет, вообще не разговаривала с детьми по-русски, только на идише. Также и мои родители, когда хотели что-то обсудить, чтобы дети не понимали, переходили на идиш. Позже мы тоже стали понимать этот язык. А еще мама всегда готовила еврейские блюда — цимес, фаршированную рыбу… Так что любовь к еврейской кухне у меня с детства.
– В советское время было небезопасно соблюдать еврейские традиции.
– Более чем, особенно для работы родителей, для папы-партийца. Меня учили простейшим еврейским правилам, традициям, не объясняя их религиозной сути. Я просто усваивал, что, к примеру, с утра надо обязательно вымыть руки, а в субботу ни в коем случае нельзя ходить на кладбище… Много позже я понял смысл того, что в меня вложили родители в детстве.
– Семья вашей мамы тоже сильно пострадала в начале ХХ века…
– Да, так случилось. Мама родилась в 1938 году в Нижнем Новгороде. Ее родители, мои бабушка и дедушка, переехали туда, спасаясь от еврейских погромов на Украине. Они жили в городе, известном под названием Белая Церковь, хотя евреи так никогда его не называли, в переводе с идиша название звучит совсем по-другому — Черная Грязь. Семья бежала оттуда в революционные времена от Петлюры и черносотенцев. Как свидетельствуют семейные предания, после очередного погрома лошадь привезла с рынка мертвых старшего брата и отца бабушки. Тогда и было принято решение о необходимости переезда ради спасения семьи.
– Ваши родственники воевали в Великую Отечественную?
– Воевали практически все ближайшие родственники мужского пола! Мамин старший брат всю блокаду Ленинграда провел в окопах, защищая город. Отец мамы прошел всю войну, получил открытую форму туберкулеза и скончался в 1961 году. Дедушка со стороны папы погиб в 1943 году — он ушел добровольцем на фронт. Несколько семей двоюродных братьев и сестер родителей погибли или были уничтожены в гетто…
– Когда к вам пришло осознанное понимание того, что вы — часть еврейского народа?
– Это произошло уже в достаточно зрелом возрасте, между 25 и 30 годами, когда меняются духовные ценности, установки. Наступила переоценка понимания даже не того, кто я, а того, откуда я. Отец умер, когда мне исполнилось 19 лет. Большинство родственников в то время эмигрировали в США и Израиль. Я должен был о многом задуматься… У меня в жизни был некий пазл с пустыми ячейками. В этот период они начали заполняться.
– Вы выросли в Нижнем Новгороде. Были по отношению к вам в детстве или в более осознанном возрасте проявления бытового антисемитизма?
– Всерьез — никогда. Нижний Новгород советского времени был особым городом. Во-первых, закрытым. Мало того что теплоходы с иностранцами проходили его ночью, так туристам еще и запрещали выходить на палубу. Во-вторых, поскольку рядом Казань, мусульманская татарская община в нашем городе была немаленькая. А русских — еще больше! В городе сложился уникальный сплав национальностей, культур. Мы учились вместе, дружили, ходили в гости друг к другу. Между представителями разных национальностей я не помню конфликтов. Зато я благодаря детству в Нижнем хорошо разбираюсь в православных и мусульманских традициях. Со многими друзьями детства мы до сих пор поддерживаем отношения, встречаемся. А вообще, я считаю, чтобы почувствовать на себе бытовой антисемитизм, нужно от кого-то зависеть. К примеру, моя тетя в свое время не смогла поступить в институт на Украине именно из-за «пятой графы» — евреев просто не брали! Она переехала в Нижний Новгород и успешно поступила на биофак.
– Участвуете ли вы в общественной еврейской жизни?
– Да, очень активно. Я не только хожу в синагогу по субботам и праздникам. Тора имеет для меня глубокий духовный смысл, я часто общаюсь с раввинами, они помогают раскрывать глубинные пласты Книги. Периодически я хожу и на занятия по Торе. Одеваю тфилин каждый день. Стараюсь соблюдать кашрут: не ем свинины, впрочем, как и другого мяса. Посещаю синагоги в тех странах и местах, где бываю. Последний опыт — посещение во время путешествия необычной Мюнхенской синагоги, построенной в форме куба.
– Я знаю, вы оказываете благотворительную помощь еврейским организациям — не только в России, но и в Израиле…
– Действительно, я оказываю финансовую помощь общинному центру в Марьиной Роще, участвую в различных программах. Например, с удовольствием помогаю с подарками к разным праздникам и еврейскому детскому дому. Кроме того, поддерживаю колель (франко-швейцарская академия иудаики. — Ред.) в Лучниковом переулке Москвы. Время от времени спонсирую издание книг в России на религиозную тематику, оказываю точечную помощь в Израиле, например, в проведении свадеб. Также помогаю Институту науки и Галахи, раву Гальперину, при моей поддержке издано несколько книг.
– Ваша дочь Машенька, Йона-Мириам, живет в Израиле. Она воспитывается в еврейских традициях?
– Безусловно! Дочери 9 лет, она ходит в израильскую школу, говорит на двух языках. Причем думает, что она с этим родилась! Ее репатриация прошла абсолютно естественно: двухлетняя малышка сразу вжилась в новые условия. Теперь она время от времени сама говорит со мной о Торе, традициях и еврейской истории.
– Вы часто бываете в Израиле. Какие места вам больше всего по душе?
– Очень люблю Иерусалим. Это потрясающий город. Я исходил его пешком вдоль и поперек, посетил большинство еврейских святынь. Хотя, признаюсь, принял Израиль не сразу. Впервые приехал на землю предков 9 лет назад. Тогда даже не понимал, как там себя вести. Но потом осознал, что там надо вести себя, как дома. Например, если ты сидишь дома и смотришь телевизор, то рядом с тобой кто-то может мыть пол или готовить. Так и в Израиле. Это совершенно антигламурная, очень естественная страна. Там нет понтов, все по-простому. Иногда там со мной происходят странные вещи. Например, я заказываю чай без мяты. Приносят с мятой, я пробую возмутиться, мне объясняют, что с мятой полезней… Мне кажется, что корни израильской простоты — из Галахи, они религиозные, связаны с тем, что нужно иметь только то, чем ты пользуешься повседневно, что имеет глубокий внутренний смысл.
– У вас никогда не возникало желания репатриироваться?
– Честно скажу, пока такого желания не возникало, но, возможно, когда-то я почувствую необходимость в этом… Я человек активный, а Израиль — сложная страна для ведения бизнеса. Но я очень уважительно отношусь к алие 1970-х годов: эти люди ехали не по экономическим соображениям, а по духовным, по зову крови. Они стремились действительно за сионистской идеей, бросая комфортную жизнь здесь — им было что терять! Я переживаю из-за того, что постепенно девальвируется и размывается сама сионистская идея, проводниками которой были Моше Даян, Бен Гурион. Государство развивается, но нельзя не обращать внимания на демографическую проблему: 10% израильтян не готовы вести социально-экономическую жизнь в Израиле. Они приезжают отдыхать, расслабляться. Это серьезный симптом. Между светским и религиозным населением существуют глубокие конфликты. Кроме того, происходит значительный отток населения: не только в США или Канаду, но и в страны СНГ. Прирастает высокими темпами арабское, мусульманское население. Я бы не хотел, чтобы через несколько десятилетий Израиль стал страной экс-патов.
Беседовала Наталья ЛАЙДИНЕН, Россия
Комментарии:
Гость
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!