«Сожженная книга» Марка-Алена Уакнина

Современный французский философ и раввин Марк-Ален Уакнин родился в 1957 году в Париже в семье Жака и Элиан Уакнин. Получив диплом раввинской семинарии Франции, Уакнин также окончил Сорбонну, и в 1986 году ему была присвоена степень доктора философии. Сейчас он преподает в Сорбонне философию и является профессором сравнительного литературоведения в Бар-Иланском университете в Израиле. Кроме того, на протяжении нескольких лет философ был руководителем Центра еврейских исследований в Париже. Уакнин является также автором целого ряда книг и статей по еврейской традиции и философии.
Основное на сегодняшний день произведение Уакнина — это «Сожженная книга. Читая Талмуд» («Le livre brûlé. Lire le Talmud», 1986). Уже название книги содержит в свернутом виде основные идеи и проблемы, которые затронет в ней Уакнин. Естественно, первое, что приходит в голову читателю при словах «сожженная книга», — это печально знаменитое публичное сожжение рукописей Талмуда в Париже в XIII веке. Однако в предисловии автор, учитывая эту спонтанную реакцию читателя, пытается ее скорректировать и называет совершенно иной источник этого выражения. Он заимствует его у раби Нахмана из Брацлава, который в 1808 году дал распоряжение сжечь рукопись одной из своих книг, названной впоследствии «Сожженной книгой». Прежде всего, Уакнин ставит перед собой задачу исследовать феномен еврейской книги вообще.
Источниками для понимания концепции книги в иудаизме для философа служат традиционные тексты Талмуда, каббалы и хасидизма. Однако важной чертой мышления Уакнина является то, что традиционные тексты воспринимаются им глубоко современно. Поэтому в его сочинениях они вступают в диалог с идеями еврейских мыслителей XX столетия — Франца Розенцвайга, Мартина Бубера, Авраама Гешеля, Эммануэля Левинаса, Эдмона Жабеса, Андрэ Неера. Другим существенным диалогическим фоном, во многом определяющим стиль и форму изложения, стал для Уакнина язык современной гуманитарной мысли, прежде всего французской: Жака Деррида, Жака Лакана, Поля Рикера, Ролана Барта, Юлии Кристевой, Мориса Бланшо, Умберто Эко. Подобный «синтез» — не просто следствие авторского произвола или случайных предпочтений.
Что важнее — книга или ее интерпретация? Правильно ли читатель понимает автора? Возможно ли в принципе понять, что имеет в виду другой? Возможно ли сказать что-то впервые, или любое слово будет лишь эхом предыдущих? Как текст соотносится с окружающим миром — отражает его или, может быть, формирует или, наоборот, разрушает? Все эти вопросы, актуальные и для современной гуманитарной мысли, делают ее принципиально созвучной традиционным еврейским текстам. Здесь прослеживается связь с названием сочинения Уакнина «Сожженная книга» и с упомянутым им в предисловии сожжением Талмуда в 1240 году.
Дело в том, что на протяжении всего XIII века шла ожесточенная полемика вокруг допустимости в еврейской среде философских исследований и изучения светских наук. В центре дискуссии были сочинения Рамбама «Путеводитель растерянных» и «Книга знания». Спор дошел до того, что в определенный момент «Путеводитель растерянных» был объявлен в одной из общин еретическим сочинением, а после этого публично сожжен францисканцами. Вскоре после этого произошло и сожжение рукописей Талмуда. Совпадение этих событий по времени было воспринято участниками полемики как знак свыше, свидетельство того, что спор зашел слишком далеко, принял недопустимые формы, а евреи стали уподобляться своим гонителям.
Тот факт, что в различных контекстах идея книги и образ огня сближаются или соседствуют, с точки зрения Уакнина далеко неслучаен и является ключом к еврейскому взгляду на текст. Философ приводит знаменитое высказывание рабби Шимона бен Лакиша о том, что Тора, данная Всевышним Моше, была начертана черным огнем по белому пламени. Затем он напоминает слова Раши о том, что многообразие точек зрения в толковании Торы сравнимо с разлетающимися искрами, когда молот дробит скалу. Значительная часть книги посвящена анализу одной из талмудических дискуссий, приводимой в трактате «Шабат».
Центральной проблемой этого отрывка является вопрос о том, каким образом и какие книги необходимо спасать во время субботнего пожара*. Уакнин дает понять читателю, что часто внешне чисто юридическая дискуссия в Талмуде может ставить важные философские вопросы. Подобным глубинным вопросом, по мнению Уакнина, является здесь вопрос о сути книги. Мудрецы Талмуда высказывают мнение, что свиток Торы сохраняет свою святость и требует спасения от пожара в том случае, если в нем не затронуты огнем восемьдесят пять букв. Это именно то количество букв, которое содержится в отрывке Торы из книги «Бемидбар», 10:35: «И было, когда ковчег Завета трогался в путь, Моше говорил: «Поднимись, Господь, и рассеются враги Твои, и обратятся пред Тобой в бегство ненавидящие Тебя!» А когда останавливался, говорил: «Вернись, Господь десятков тысяч Израиля!» Уакнин приводит парадоксальное мнение некоторых мудрецов Талмуда о том, что этот короткий отрывок сам по себе представляет отдельную книгу Торы, и поскольку он разбивает книгу «Бемидбар» на две отдельных части, Пятикнижие становится «Семикнижием». Другие мудрецы полагают, что эти два стиха находятся как бы не на своем месте, и в будущем будут перенесены в другой раздел Торы. Интересно отметить, что начало и конец отрывка особо выделены в тексте Торы буквами «нун». Уакнин заостряет внимание на содержании этого отрывка. Он повествует о передвижениях Ковчега Завета, в котором находились обломки первых скрижалей, вторые скрижали и первый свиток Торы, записанный Моше. Даже когда Ковчег Завета останавливался и его устанавливали в Храме, особый закон Торы запрещал удалять шесты, служившие для его переноски, из специальных колец.
По мнению философа, запрет удалять шесты символически можно объяснить как требование постоянного обновления, динамики смысла, того, что в еврейской традиции называется «хидуш». Хидуш — это открытие в Торе, рождение или даже сотворение новых смыслов. Смысл должен находиться в постоянном движении. Именно на это намекает важность для мудрецов Талмуда отрывка о том, как начинали переносить Ковчег Завета. Для них он по своей значимости мог равняться целой книге Торы и стать критерием целостности Торы вообще («восемьдесят пять букв»).
Для того чтобы существовала возможность хидуша, обновление смысла, препятствующее тому, чтобы Тора «застывала», прекращала бы диалог с современником, необходима особая традиция изложения, изучения и преподавания. Именно введение современного читателя в мир Устной Торы с ее особым взглядом на понимание, толкование текста и образование, видится Уакнину одной из главных задач его книги. И в этом смысл подзаголовка «Читая Талмуд».
Первый раздел своей книги философ задумал как введение в Талмуд. Уакнин объясняет его структуру, перечисляет его разделы, основные поколения мудрецов (цепь традиции), останавливается на композиции талмудического листа. Особенности талмудической педагогики видятся Уакнину в требовании диалога: диалога текстов и диалога личностей. Принципиальное значение с точки зрения философа имеют особые правила интерпретации: наличие четырех уровней понимания текста — пшат (буквальный смысл), ремез (намек), драш (символический смысл), сод (тайный смысл); сопоставление слов по их числовым значениям (гематрия), а также сама природа иврита, возможность по-разному огласовывать одни и те же сочетания букв, то есть, по сути, прочитывать в одном слове разные значения.
Колоссальным смыслом в еврейском образовании наделяется фигура талмид-хахама, то есть не мудреца в традиционном понимании этого слова, не человека, уже обладающего всей полнотой мудрости, а именно ученика мудреца, непрерывно продолжающего путь постижения истины. Такое понимание мудрости связано, с точки зрения Уакнина, с превалированием в еврейской традиции вопроса над ответом. Само слово «человек» («адам») по своему числовому значению (сорок пять) отсылает к слову «ма» («что»), и именно такое понимание человека как существа, не перестающего задавать вопросы, движет сотни лет еврейским образованием и не дает ему приобрести черты насилия и подавления личности.
И, наконец, особое внимание философ обращает на то, как еврейское представление о книге отразилось в философии хасидизма. Уакнин спорит с популярным представлением о хасидизме и его лидерах лишь как об авторах и героях чудесных историй. Ведь каждое направление хасидизма дало свой неповторимый взгляд на изучение Торы и исполнение заповедей, оставило важнейшие, подчас «революционные» книги. Последняя глава сочинения Уакнина посвящена идеям раби Нахмана из Брацлава: речь идет, прежде всего, о событиях, описанных его учеником раби Натаном Штернгарцем из Немирова в книге «Хаей Моhaран» («Жизнь нашего учителя раби Нахмана»). Во время своего путешествия в 1808 году в Лемберг (нынешний Львов) раби Нахман дал указание сжечь два экземпляра своей книги. Другая же книга, законченная в 1806 году, была им спрятана. Раби Натан передает слова раби Нахмана о том, что понять что-либо в сожженной книге («сефер анисраф») мог только единственный в своем поколении праведник.
Спрятанная же книга («сефер агануз») вообще недоступна человеческому пониманию. Комментарий к ней должен составить сам Мошиах. С точки зрения Уакнина речь идет о книгах, которые вообще не могут существовать только как книги. Они были сознательно сожжены или сокрыты, поскольку повествовали о таких тайнах, к раскрытию которых мир еще не готов. Уакнин видит в указании раби Нахмана сжечь книгу действие, глубоко соответствующее еврейскому пониманию книги вообще. Так же как огонь, находясь в постоянном движении и изменении, не поддается фиксации, так и книга всегда содержит больше себя самой. Она, по словам философа, пишется и одновременно стирается, сгорает, не желая быть просто книгой.

Ицхак БЕЛАРЕВ, Россия
Рисунок Ривки БЕЛАРЕВОЙ

__________
* Закон Торы запрещает тушить огонь в шабат. Мудрецы обсуждают ситуацию возникновения пожара в шабат с разных точек зрения.