«Ключи к иудаизму» Андре Неера

Одну из своих самых известных книг Андре Неер назвал «Ключи к иудаизму» (1977). Вступление к ней он начинает с оговорок: название оспаривается, но одновременно и оправдывается самим автором. Неер набрасывает ложные пути, ошибочные направления поиска — то, что он называет «поддельными ключами». Прежде всего, философ настаивает на том, что книга будет говорить не об объекте, а о субъекте. Естественно, иудаизм предполагает определенную систему взглядов. Однако гораздо важнее то, что «специфический характер этой доктрины определяется неким человеческим сообществом: только евреи, будучи одновременно служителями и носителями иудаизма, владеют подлинными ключами к нему, ключами внутренними, сокрытыми (…)» Таким образом, научная, объективная точка зрения в случае с иудаизмом оказывается неадекватной и даже чреватой ошибками и искажениями. То есть анализ иудаизма лишь как картины мира, мировоззрения абсолютно недостаточен. Это то, что Неер называет «иудаизмом без евреев». Другая опасность заключена в ситуации, которую философ обозначает как «евреи без иудаизма». Это такое положение дел, когда «от теологии переметнулись к социологии». По сути противоположный первому, этот подход полностью игнорирует обязательную связь евреев с иудаизмом. Такая точка зрения характерна, по мнению философа, для XX века. Неер подчеркивает: «Иудаизм и евреи связаны между собой сущностно, изначально. Они нерасторжимы, как бы ни менялись их взаимоотношения. Настоящий ключ должен подходить к сущностному единству доктрины и общества».
Третий существенный фактор правильного осмысления иудаизма — это история. Необходимость истории философ объясняет тем, что ключ к иудаизму должен быть «пророческим». Историческое измерение, рождение времени дает ощущение незавершенности, подвижности, открытости. Пророчество наделяет течение времени совершенно особым смыслом. Это и направленность на будущее, и ставка на надежду, и устремленность к избавлению.
Четвертое и чрезвычайно важное условие при анализе иудаизма заключается в требовании предвзятости, приверженности того, что Неер называет «жизненной схваткой». Еврейская история должна быть увидена не извне как набор фактов, пусть даже выстраивающихся в структуру, схему, а изнутри. В таком преломлении даже биография философа, исследователя вступает в игру. Автор становится участником событий, берущим на себя ответственность. Иудаизм перестает быть проектом или структурой, идеологической конструкцией, а рассматривается прежде всего как опыт. Подобный отказ от теоретизации составляет особую черту французской философии. Неслучайно многие французские философы были одновременно литераторами. Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Габриэль Марсель наряду с философскими трудами писали романы, рассказы и пьесы. Резюмируя эту особенность французской философии ХХ века, известный феноменолог Морис Мерло-Понти писал: «Подлинная философия в том, чтобы снова научиться видеть мир, в этом смысле рассказанная история может обозначать мир с той же “глубиной”, что и философский трактат». Идеи не просто берутся на веру, а как бы испытываются, проигрываются. Еще одна важная особенность «французского философствования» заключается в том, что многие идеи и концепции перенимались из Германии, «переводились с немецкого». Однако во Франции они переживали своеобразную мутацию, переосмысливались. Так в значительной степени произошло с экзистенциализмом. Он воспринимался не просто как доктрина, а осмысливался в контексте того, что немецкий философ Карл Ясперс называл «пограничной ситуацией». Именно в пограничной ситуации, в ситуации кризиса проявляется истинный смысл человеческого существования, высвечивается его осмысленность или абсурдность. И вместе с тем может произойти то, на что намекает латинский глагол exsistere, давший название этому направлению: он подразумевает не только понятие существования, но и выход за собственные границы, своеобразный прыжок. Совсем неслучаен тот факт, что экзистенциализм во Франции завоевывает популярность во время Второй мировой войны. Философствование воспринималось глубоко созвучно историческому опыту. И то, что такие мыслители, как Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Морис Мерло-Понти, были активными участниками Сопротивления, вовсе не является совпадением. Также и для Андре Неера события его жизни, как, например, опыт свидетеля Катастрофы или опыт алии в страну Израиля после Шестидневной войны, воспринимаются и осмысливаются на страницах его книг именно как философский опыт. Это та самая позиция участника, воспринимающего ситуацию и мировоззрение изнутри, а не извне, о которой он говорит в «Ключах к иудаизму».
Еще одно существенное условие правильного понимания иудаизма в философии Неера — это то, что он называл «связкой ключей». То есть важность нескольких входов, ворот в еврейский мир. С точки зрения философа, это прежде всего Танах, Талмуд и Зоар (мистическая традиция). Неер следует здесь основополагающему принципу еврейской традиции, согласно которому постижение Торы происходит одновременно на нескольких уровнях: Устная и Письменная Тора, Галаха и Агада, буквальный смысл и скрытое мистическое значение. Причем каждый уровень смысла не самодостаточен, не завершен без другого, они взаимопроникают и сотрудничают.
Однако Андре Неер пишет и о многоголосии совершенно другого рода. Он считает, что даже «нерелигиозные» феномены еврейского мира — политика, искусство, литература — сложным, нередко парадоксальным образом связаны с еврейской традицией, с тем диалогом с Творцом, который на протяжении тысячелетий ведет еврейский народ.
Внимание Неера к многообразию еврейской цивилизации не в последнюю очередь обусловлено особенностями самой еврейской общины Франции. Франция оказалась уникальным пространством встречи представителей совершенно разных еврейских общин, сефардов, ашкеназов, многочисленных изгнанников и эмигрантов. Существование средиземноморских колоний и создание особой сети еврейских школ Всемирного альянса приводило к тому, что Франция втягивала в свою интеллектуальную орбиту выходцев из Северной Африки (Алжира, Туниса, Марокко, Египта). Достаточно вспомнить Жака Деррида, Эдмона Жабэ, Леона Ашкенази. Одновременно революции, войны, преследования и поиск знания привели во Францию еврейских интеллектуалов из Восточной Европы. Это и Эммануэль Левинас, и Яков Гордин, и Эли Визель, и Бенжамен Фондан. Состав еврейской общины предполагает встречу, диалог, многоязычие, столкновение разных традиций.
Философскую мысль Неера отличает еще одна существенная черта. Противоречия, которые выявляются философом в истории идей и в бытии человека, не примиряются, не «снимаются» в синтезе, а сохраняются, держа мысль в постоянном напряжении наподобие натянутого каната, — образ, к которому нередко прибегает философ. Этот принцип актуален и в отношении того, как Неер понимает еврейский путь. Универсальность и партикуляризм, диаспора и Страна Израиля, рационализм и мистика, горизонтальное и вертикальное — вот лишь несколько полюсов, определяющих существование еврейского народа. Это своеобразная диалектика без примирения и синтеза.
Интереснейшей особенностью философского языка Неера является использование образов, сравнений и метафор из области музыки: доминанта, симфония, фуга, многоголосие и т.д. Даже слово «ключ» он намеренно использует в двух значениях — буквальном и музыкальном. Во-первых, музыка, с точки зрения Неера, придает смысл времени, наделяет нагромождение мгновений определенным ритмом и целесообразностью. Для философа музыка — это своего рода код, заключающий в себе идею движения от Сотворения к Избавлению. Во-вторых, Неер особенно ценит многоголосие, полифонию, контрапункт, то есть такие музыкальные формы, в которых темы развиваются параллельно, на первый взгляд независимо, но все же сосуществуют в рамках единого замысла. Особый интерес Неер проявлял к музыке авангарда и к творчеству одного из ее родоначальников — Арнольда Шёнберга. В основе так называемой атональной музыки Шёнберга как раз лежит не созвучие, а диссонанс, символизирующий конфликт, разлад, из которого должна родиться новая гармония. Именно принципиальная полифоничность, идея о равноправном статусе всех аккордов привлекала Неера в музыке Шёнберга. Музыкальные метафоры, особенно образы полифонии и контрапункта, служат для философа средством передачи всего многообразия еврейского мира, где противоположные на первый взгляд тенденции и идеи, развивающиеся подобно параллельным музыкальным темам, обладают все же общим истоком и корнем и устремлены к единой цели.
Подтверждением того, что подобная полифония имеет смысл, что непохожие голоса могут стать созвучными, является для Неера феномен тшувы (раскаяния и возвращения к вере отцов) и фигура бааль-тшува (еврея, вернувшегося к иудаизму). Этой теме он посвятил отдельную книгу — «Они обновили свою душу». Опираясь на понятие тшува, философ пытается опровергнуть распространенную точку зрения на иудаизм как на систему взглядов, которую перерастают, отторгают. «Когда говорят об истории еврейской философии, слишком часто и настойчиво подчеркивают уход знаменитых евреев от иудаизма: Бергсон, Симона Вайль, Альфред Деблин, Франц Верфель… Но ведь не меньше, если не больше видных еврейских мыслителей вернулись к иудаизму, порвав либо с агностицизмом, либо с христианством уже после крещения». На примерах судеб немецкого философа Франца Розенцвейга, австрийского композитора Арнольда Шёнберга, немецкого поэта Карла Вольфскеля, французского философа Бенжамена Фондана, русских революционеров Ицхака Штейнберга и Пинхаса Рутенберга Неер анализирует, каким образом евреи, переживая кризис, покидают ту или иную идеологию и возвращаются к иудаизму. Философ часто обращается к фигуре Иова, пророка Ионы или к сцене борьбы праотца Яакова с ангелом Эсава, то есть к тем моментам, когда еврей ощущает удаленность, дистанцию, разрыв со Всевышним. Неер показывает, как бааль-тшува проходит путь от состояния «анти» к состоянию «мета»: от ощущения принадлежности к еврейскому народу, вызванного лишь внешними обстоятельствами, такими как антисемитизм, и расположенного в «горизонтальной» плоскости, к ощущению своего еврейского пути как особой связи и ответственности перед Всевышним, к возобновлению «вертикальной» связи, диалога с Создателем.

Ицхак Беларев, Россия
Рисунок Ривки Беларевой