Здравствуй, сестра!..

 Шимон Бендецкий
 26 июня 2010
 2631

Арье Рубан давно забыл о том, что был когда-то Володей Рубашевским. Вспоминал он об этом факте из своей жизни обычно в те дни, когда наступали праздники и не нужно было думать о том, у кого дешевле купить сырье для небольшой фабрики, хозяином которой Арье был с некоторых пор. Приезжали дети, привозили внуков. Не так их много вроде и было — два взрослых сына с женами да внуков трое, но шума они производили столько, что Арье мгновенно забывал о делах.

За столом о делах тоже не говорили, а все больше о детях и иногда о политике. Политика — все равно что погода, если о ней не говорить, то кажется, что и выборы не смогут состояться в срок, и мир на Ближнем Востоке никогда не наступит. Вот тогда, после пятого или шестого бокала сладкого вина, Арье вдруг говорил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Вообще-то я был в детстве Володей, это точно, это я сам помню. А вот за фамилию не ручаюсь. Фамилию мне в детском доме придумали. И знаете почему? Потому что, когда меня привезли, у меня не было ни одной рубашки, кроме той, что на мне. У других детей были, а у меня — нет. Вот мне и дали фамилию Рубашевский, чтобы отличить от других детей.
Байку эту Арье повторял при каждом застолье, то есть не меньше десятка раз в году, и в конце концов сам в нее поверил, хотя знал прекрасно, что Рубашевским был директор детского дома в заволжском городе, куда четырехлетнего Володю привезли раненые солдаты. В детский дом в те месяцы сорок второго года поступало много беспризорных детей, вывезенных из прифронтовой полосы, никто их фамилий не знал, даже имена свои дети помнили далеко не всегда, и директор каждого новоприбывшего одаривал собственной фамилией, полагая ее достаточно звучной и достойной быть зафиксированной во множестве биографий.
– Папа, — говорил старший сын Шауль, — эту твою историю мы сто раз слышали. Ты лучше скажи, почему Сара не моет вечером посуду?
И разговор переходил на несносный характер Сары, жены Шауля, или на успехи старшего внука Меира, причем Сара принимала живое участие в обсуждении собственного характера, а Меир, нисколько не стесняясь, читал стихи собственного сочинения.
Заканчивались такие вечера всегда одинаково. Дети начинали готовиться к отъезду, ночевать в родительской квартире никто не оставался, Шуля, жена Арье, собирала посуду, а сам хозяин, гордо оглядывая семейство, произносил задумчиво:
– Хорошо так собираться, верно? Надо бы почаще. Вот только Ривочки никогда не будет с нами.
И на лицо Арье падала печаль, державшаяся, впрочем, не больше минуты. Все знали, что Ривочкой Арье называет родную сестру, потерянную еще в те годы. Как-то Арье признался старшему сыну Шаулю, что сестру звали на самом деле, конечно, не Ривой, а Светой, Светланой, ведь и сам он был тогда не Арье, а Володькой.

Отмечали наступление нового еврейского года. Шуля замечательно приготовила рыбу, все были довольны, и даже внуки в тот вечер шумели меньше обычного. Когда Арье, как, собственно, все от него и ожидали, помянул добрым словом пропавшую много лет назад сестру Ривку, младший сын Мордехай сказал с неожиданным раздражением:
– Можно подумать, что ты живешь не в конце XX века. В России сейчас можно получить любой документ. Напиши или позвони и узнай наконец, что стало с нашей тетей!
– Действительно, — сказал Арье с удивлением, — почему я раньше об этом не подумал?

Арье Рубан не был в России с детских лет и совершенно не представлял тамошние порядки. В сорок седьмом Володю усыновила еврейская семья Бокштейнов, а год спустя Бокштейны очень кружным путем выехали из Советского Союза в Палестину. О том времени Арье не любил вспоминать: ничего хорошего в этих воспоминаниях не было. Приемная мать вскоре после прибытия в Палестину умерла от воспаления легких, а отец бедствовал, и Володе тоже было несладко. Жизнь свою он сделал сам, в армию его взяли как раз перед началом Синайской кампании, и он даже успел в бой. Потом было много боев — Арье прошел все войны, включая Ливанскую, и вынес убеждение, что нет ничего на свете лучше мира...
Нет ничего лучше мира, где за праздничным столом сидит его сестра Ривочка, она же Светлана.

Писать и даже читать по-русски Арье давно разучился, а жена и дети никогда не умели.
– У тебя что, нет знакомых русских? — спросил старший сын Шауль, когда Арье пожаловался ему по телефону на эту первую трудность. — Сейчас половина Израиля говорит по-русски. На твоей фабрике наверняка есть хотя бы один русский.
– Есть, — согласился Арье. — Только мне что-то не хочется обращаться к собственным подчиненным. Погоди! — вспомнил он. — У нас же соседи русские. Недавно сняли квартиру этажом выше.
В тот же вечер Арье поднялся к новым соседям. Открыл дверь добродушный на вид мужчина лет шестидесяти, и Арье, не теряя зря времени, принялся объяснять, что хочет найти в России пропавшую сестру и ему нужно написать кое-какие бумаги, а русский для него, хотя и был когда-то родным, но давно уже...
– Ничего не понимаю, — смутился сосед. — Да вы заходите...
Арье вошел и познакомился с женой соседа — ее звали Зиной, и иврит она понимала не намного лучше мужа. С грехом пополам — с помощью Ицика, десятилетнего внука Семы и Зины, — Арье объяснил, чего хочет.
– Ах, — сказала Зина, — в те годы многие друг друга теряли. А вы сами откуда?
– Да вот, — задумался Арье, — единственное, что я помню о городе, где мы жили с папой, мамой и сестрой, это то, что у него было какое-то рыбье название.
– Рыбинск? — обрадовано произнес Сема.
– Нет, — решительно сказал Арье. — Совсем не так это звучало. Если мне назовут, я уверен, что сразу вспомню... Впрочем, в России все названия похожи друг на друга!
Сема с Зиной не были согласны с этим высказыванием, и весь вечер ушел на то, что хозяева вспоминали российские города с «рыбьими» названиями, а гость твердо говорил: «Нет! Это не та рыба!»
– Хорошие у нас, оказывается, соседи, я и не знал, — сказал Арье своей жене Шуле. — Пойдем к ним со мной!
– Так я по-русски даже слово «хорошо» сказать не могу! — возразила Шуля.
– Как же не можешь, если только что сказала? — удивился Арье. — Пойдем, мы будем писать запрос в российскую организацию, и я боюсь, что не сумею запомнить ее название, эти русские названия все похожи друг на друга...

На следующий вечер Зина приготовила торт.
– Сами пекли? — недоверчиво сказала Шуля, отщипнув кусочек.
– Сама! — воскликнула Зина. — Я всегда пеку сама, это мое любимое занятие, я ведь росла в детдоме, кормили плохо, поэтому, когда вышла замуж за Сему, начала столько есть, что сразу поправилась на десять кило. И печь начала, а от печеного поправляются еще больше.
– У вас хорошая фигура! — заявил Арье с полным ртом, отчего поняла его только Шуля, которая незаметно пнула мужа ногой, давая понять, что комплименты он имеет право делать одной-единственной женщине.
После чая приступили к делу. Шуле это было неинтересно, и она ушла, сославшись на домашние дела. Ицик рвался играть в футбол, но дед заставил мальчика сесть к столу и внимательно слушать все, что будет говорить «дедушка Арье».
– Переводи точно, — предупредила Зина. — Тут каждое слово важно, мы ведь будем писать официальную бумагу.
Ицику было все равно, и потому фразу на иврите «Обращение в Центральное адресное бюро России» он перевел и записал по-русски так: «Просьба центру России, что адрес найти нужно». В принципе, конечно, верно, но по форме совершенно неправильно.
– Так какой же все-таки город? — спросил Сема. — Это ведь самое важное. Россия большая, а вы даже фамилию свою не помните.
– Рыба такая... — сказал Арье. — Большая рыба.
– Щукинск? — вспомнила Зина.
– Щука — это рыба? — усомнился Арье.
– Рыба, — сказала Зина. — Помню, у нас в детском доме был учитель, у него фамилия была Щукин, он говорил, что знаменитый актер, который играл Ленина, его родственник. И знаете, получал из-за этого какие-то льготы.
– Льготы? — не понял Арье.
– Ну... Его пропускали без очереди. На праздники в президиум приглашали под портретом Ленина. В детском доме часто устраивали праздники, чтобы показать, какое у нас счастливое детство.
– У вас было счастливое детство? — спросил Арье. Его собственное детство никак нельзя было назвать счастливым, и ему было любопытно, какое счастье может быть в том, чтобы жить в чужом доме и сидеть в каком-то президиуме под портретом человека, погубившего Россию.
– Счастливое, — твердо сказала Зина. — На праздники нам, детям, давали конфеты, это была такая радость! Я ведь тоже найденыш, как и вы, Арье. Правда, я родилась на Украине, и не в городе даже, в деревне. Родителей фашисты убили, а мы, дети, спаслись, потому что нас приютила соседка-украинка. Она нас потом переправила к своим знакомым, а те к своим... Я уже и не помню, как оказалась в детском доме... Правда, брата я потеряла, потом уже, после войны, нашла его могилу, он все-таки попал к немцам, ну и... сами понимаете...
Арье мрачно кивнул и взглядом выразил Зине свои соболезнования.
– Вы часто бывали на могиле брата? — спросил он.
– Нет, — покачала головой Зина, — это ведь братская могила, там тогда даже имен не было... Просто женщина, которая видела, как все это происходило, рассказала... В общем, не хочу вспоминать, — сказала Зина решительно. — Давайте лучше думать, как преодолеть затруднение. Город с рыбьим названием... Арье, может, у вас сохранились какие-то документы?
– Какие документы? — хмыкнул Арье. — В документах написано, что я Рубашевский.
– А я знаю город, который назывался Китовый Ус, — заявил Сема. — Но ведь кит не рыба, так что не подходит.
– Как это «кит не рыба»? — удивился Арье, который все время был уверен в обратном. — Как же он в воде плавает? Но все равно — не то...
– Ицик, — сказал Сема. — Принеси большой атлас мира, он в чемодане под кроватью. Там есть все!
– Как я раньше не догадалась? — всплеснула руками Зина. — Конечно, Ицик, давай атлас!
Через несколько минут Сема с Зиной увлеченно водили пальцами по всей западной территории России и восклицали:
– Большие Карпы!
– Окунь-Заречный!
– Горбуша!
– Нет, — вздыхал Арье. — Нет, все не то...
К десяти вечера «рыбьих» названий на карте не осталось. Что делать дальше, никто не знал.
– У нас в Соловьево, где я родилась, — вздохнула Зина, — был учитель географии, так он знал все названия, вот он бы...
– Где? — насторожился Арье. — В Соловьево?
Он в возбуждении вскочил на ноги.
– Соловьево! Вот именно! Соловьево — вот как он назывался, мой город!
– О чем вы говорите, Арье? — воскликнула Зина. — По-вашему, соловей — рыба?
– Не знаю, рыба или курица, но я вспомнил! Соловьево!
– Не может это быть Соловьево, — с досадой сказал Сема. — Вот смотрите: на Украине действительно есть такое село, а в России — нет.
Такое мог сказать любой, кто не жил в бывшем Советском Союзе и для кого Россией был даже Узбекистан. Сема собрался было возмутиться географическим невежеством Арье Рубана, но Зина, неожиданно ставшая очень серьезной, спросила:
– Арье, может, вы и улицу помните, на которой жили?
– Нет, названия не помню... Помню, там три дерева стояли на углу. Как они назывались, не знаю, но одно было таким кривым, что его ветки касались земли...
– Клены они назывались, — тихо сказала Зина. — А папу с мамой звали Рафаэль и Хана.
– Ну да... — кивнул Арье. — Это я тоже вспоминаю...
– А я по метрикам была Светланой. Но мне это имя не нравилось, и когда я получала паспорт, то назвалась Зинаидой. А брата моего звали Володей...
– Володей... — как эхо повторил Арье. — Это меня звали Володей...
– Но он умер. Его немцы убили...
– Нет... я тогда сбежал. Я помню, что было страшно... Только это и помню...
– У брата была большая родинка на спине, под левой лопаткой, — напряженно сказала Зина.
– Ха! — воскликнул Арье и принялся стаскивать с себя рубашку.

Смущенный Сема вышел из комнаты и увел внука Ицика. Арье, почти не знавший русского, и Зина, не понимавшая иврита, что-то быстро говорили друг другу, держась за руки, и прекрасно понимали каждое слово.
– Дядя Арье действительно бабушкин брат? — спросил Ицик, любивший точные определения.
– Подумать только, — вздохнул Сема. — Он собирался искать сестру в русском городе с рыбьим названием! Интересно, о чем они вообще думают, эти израильтяне?

Шимон БЕНДЕЦКИЙ 
2002 г.
К публикации текст подготовила
Женя СОКОЛОВ, Израиль

 



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции