Коля Блинов, пришедший с другой стороны

Еще одним парадоксом является то, что главного героя документального романа «Дом горит, часы идут» зовут Николай Иванович Блинов. Он русский, дворянин. Правда, живет в украинско-еврейском Житомире начала прошлого века, который время от времени сотрясают погромы…
О новой книге Александра Ласкина «Дом горит, часы идут» с автором беседует журналист из С.-Петербурга.
– Как видно, Блинов — самый неизвестный герой из того немалого числа неизвестных персонажей, о которых вы рассказали в своих книгах. Все же о подруге Мандельштама Ольге Ваксель или художнике Эберлинге знают хотя бы внимательные читатели примечаний и комментариев.
– О Блинове на сегодня не написано почти ничего. В общей сложности пять-семь фраз в разных изданиях. Хотя в начале прошлого века эта история горячо обсуждалась. Похороны Блинова превратились чуть ли не в демонстрацию, на стене житомирской синагоги в его память установлена мемориальная доска.
– Ваша книга — действительно роман. В том смысле, что роман — всегда путь, движение, экшен. На сей раз это движение к главному событию. Сначала герой совершает один поступок, потом другой, третий… Дальше должно произойти что-то чрезвычайное. И оно происходит.
– Коля принадлежал к тем людям, которые придумывают для себя препятствия и сами же потом их преодолевают. Казалось бы, зачем так усложнять жизнь, но он намеренно лез на рожон… Сначала была поездка «на голод» в 1899 году в компании таких же, как он, молодых людей. В основном, в ней участвовали гимназисты. Дело же оказалось непростым — создавать пекарни, организовывать столовые… Кстати, был в этой компании Саша Гликберг, будущий Саша Черный. Затем Коля участвовал в беспорядках в Киевском университете и получил год солдатчины. Вступил в боевую организацию партии эсеров. Хотя его приняли на первые роли, но дальше изготовления бомб дело не пошло. Помешало анонимное письмо: в нем не рекомендовалось использовать Блинова в терактах, так как оба его брата служат в полиции. Такого рода резоны считались крайне серьезными. Особенно горячился Азеф: он заподозрил, что письмо написала жена Коли, Лиза, и предложил ее за это убить. Ну чтобы разные там родственники не вмешивались в чужие дела… К счастью, Каляев, которому это было поручено, отказался стрелять в свою хорошую знакомую. Это его Лиза должна благодарить за то, что прожила долгую жизнь.
– Тут мы приближаемся к тому, что мне представляется главным. К еврейской теме.
– Началось все с предупреждения. Вроде в жизни не должно быть такой симметрии, но все было именно так. В 1904 году Коля репетировал в пьесе Чирикова «Евреи» в любительском театре Женевского университета. Ставил спектакль Семен Ан-ский. В финале Колин герой Березин погибает, пытаясь спасти от погромщиков свою невесту. На премьере доиграть спектакль до этого места не удалось: когда началась сцена погрома, публика потребовала закрыть занавес. Видеть то, от чего они бежали из Украины и России, зрителям было невмоготу. То, что Блинов не сыграл на сцене, через год произошло в жизни. Узнав о том, что в Житомире готовится погром, он бросился туда. Кто, как не он, русский и уроженец этого города, имел право вступить в переговоры с погромщиками. Впрочем, те, с кем Коля хотел договариваться, предпочли его убить. Последнее, что он услышал, было: «Хоть ты русский и сицилист, но хуже жидов».
Колина мать нашла сына в морге Еврейской больницы, куда свозили тела жертв погрома. У него в кармане лежало обращенное к ней письмо. В нем он объяснял, почему не мог поступить иначе. Да, вот еще одно событие, произошедшее после Колиной смерти. Его брат Иван, действительно служивший в полиции, поехал в Екатеринослав к раввину Темкину, чтобы в его лице выразить благодарность евреям за их участие в увековечении памяти Коли. Вряд ли прежде полицейский стал бы благодарить раввина, но после того, что случилось, переменилось многое.
– Действительно, ничего нет увлекательнее истории. Если бы вы писали не документальный, а «настоящий» роман и ввели в него Азефа, Сашу Черного, Семена Ан-ского, Темкина, то вас упрекнули бы в чрезмерности. Чересчур гремучая смесь… Каким образом все это стало известно? В тексте вы опираетесь на огромный документальный материал.
– О еврейской печати я уже говорил. Теперь надо сказать, что в 1950–1960-е годы Блиновым заинтересовалась Сарра Левицкая. Была Левицкая русской, внучкой декабриста Бодиско, выросла в имении под Тулой. Впрочем, свое имя, полученное в честь бабушки-монахини, она воспринимала как указание: если ее назвали Саррой, то она должна Саррой быть. Левицкая не просто интересовалась еврейскими проблемами, но хотела поступка на этом поприще: сперва она попыталась поменяться паспортом с приятельницей-еврейкой, а потом принять иудаизм. Когда она прочла о Блинове, то поняла, что этот человек «совершил то, что была обязана сделать она». Тогда она решила остаток жизни посвятить Коле. Она ездила в Житомир, общалась с родственниками. Словом, собирала материал. Еще надо упомянуть, что в Иванове, где Сарра оказалась после последней отсидки по 58-й статье, она издавала машинописный антифашистский журнал «Колокол Бухенвальда». Архив Левицкой мне передал ее ученик Евгений Таланов. Мы нашли друг друга волею судьбы, счастливого случая и Интернета. Кстати, сначала ее имя я обнаружил на сайте эсперантистов: я еще не знал, что Левицкая занималась эсперанто, но сразу понял, что это она. Как я потом узнал, эсперанто для нее (как и для создателя языка Земенгофа) было связано с еврейскими проблемами, с попытками объединить разных людей.
– Кстати, об объединении. Когда я читал книгу, мне вспоминалась знаменитая формула «двести лет вместе». В одной главе у вас возникает фигура писателя — оказывается, он тоже «входит» в сюжет…
– Конечно, я думал о книге Солженицына, пытался понять, для чего он предпринял свой труд. К сожалению, мой вывод неутешительный: мне кажется, этот великий человек, сознательно строивший здание своей жизни, поставил неверную точку. Его последнее слово было не о мире, а о войне. Это видно хотя бы на примере Блинова: в главе о погромах начала века Коля не упомянут. Хотя Солженицын эту историю знал. Он был знаком с дочерью Блинова, бывал в ее доме и даже, подозреваю, сидел под его портретом в округлой раме, который и сейчас висит на стене кабинета.
– Пока роман напечатан — как видно, это связано с объемом — не в одном журнале, а в нескольких. Так что читателю придется вспомнить детский опыт составления конструктора.
– Одна глава — в журнале «Петербург». Там же в августовском номере выйдет третья часть. Журнальный вариант первых двух частей — в пятом номере «Невы» за этот год. Для меня очень важно, что это именно пятый, «военный» номер. Я считаю свою книгу антифашистской. Впрочем, еврейская тема — почти всегда антифашистская.
– Итак, роман завершен. Как вы формулируете для себя: зачем надо было отправляться в столь непростое путешествие?
– В первую очередь, из-за любви к герою. В благодарность за то, как он решил для себя — и для нас! — русско-еврейский вопрос. К тому же меня беспокоило наше безразличие к своей истории. Я уверен, что когда-нибудь в Житомире, где сейчас о Коле не вспоминают, улицу Хмельницкого переименуют в улицу Блинова. И это будет справедливо.
– Давайте подведем итоги возвращения к корням. Что вам это дало? Как вы себя чувствуете в новом качестве?
– Еврейская тема — захватывающая. Это почти болезнь. Несколько лет я ловил себя на том, что смотрю в основном фильмы о евреях, читаю книги только издательств «Текст» и «Книжники». Даже когда прихожу в магазин, то в первую очередь ищу синие томики серии «Проза еврейской жизни», в которой вышло много замечательного — от Зингера до Шалева… Еще я убедился, что еврейская книга предполагает не столько определенную национальность героев, сколько особую природу конфликта. Еврей — всегда другой, или, если следовать переводу слова «га-иври», — «пришедший с другой стороны». Значит, в какой-то момент жизни любой человек — вне зависимости от национальности — может почувствовать себя евреем.

Беседовала Елена Вольгуст, Россия
Фотографии из личного архива
С.Н. Левицкой