"НЕБЕСНЫЕ ПЕСНИ" НАТАЛЬИ ЛАЙДИНЕН

 Марина Гордон
 24 июля 2007
 4146
У меня в руках небольшой синий томик с золотым тиснением: книга "Небесные песни", выпущенная издательством "ДизайнПресс". На ее страницах — стихи, поражающие тонким и точным созвучием с поэзией начала прошлого века. Их автор — Наталья Лайдинен, выпускница МГИМО, кандидат социологических наук, специалист в области политических и маркетинговых исследований.
У меня в руках небольшой синий томик с золотым тиснением: книга "Небесные песни", выпущенная издательством "ДизайнПресс". На ее страницах — стихи, поражающие тонким и точным созвучием с поэзией начала прошлого века. Их автор — Наталья Лайдинен, выпускница МГИМО, кандидат социологических наук, специалист в области политических и маркетинговых исследований. — Первые стихи пришли ко мне в раннем детстве. Сначала это были просто смешные рифмованные четверостишия, потом появилось нечто более серьезное. Мои мама и бабушка — педагоги. Достаточно ранее знакомство с русской литературой, с поэзией Серебряного века состоялось благодаря им. Мне особенно дорога Марина Цветаева, великолепно воплотившая чувства женщины в поэтическом слове. Как она сама говорила, "поэт — это дар души и глагола". Мне нравится философская поэзия Волошина, лирика Кузмина. Они очень повлияли на мои первые поэтические опыты. — Одаренные дети часто бывают замкнуты, их не принимают сверстники... — Сколько себя помню, я всегда отличалась коммуникабельностью и жизнерадостностью. По-моему, для того, чтобы личностно развиваться, непременно надо общаться, путешествовать, постоянно узнавать что-то новое, черпая впечатления извне. Впрочем, есть и обратные примеры. Например, Оноре де Бальзак, сотворивший "Человеческую комедию", избегая общения с миром. Или затворница Эмили Дикинсон, которая на протяжении десятилетий создавала удивительные стихи, не выходя за ограду собственного дома. — Как живется приверженцам классической традиции русского слова в эпоху постмодерна? — По-разному. Поэзия, на мой взгляд, по сути своей элитарна и вряд ли может быть мейнстримом. Классическая традиция сегодня — удел весьма узкого круга людей. Полагаю, все дело в личной интонации писателя. Можно поддерживать любую традицию или даже выдумать свой стиль, но если есть, что сказать, ты обязательно встретишься с душой читателя. — Вы родом с севера, но, я знаю, у вас есть и еврейские корни. — В моих венах, наверное, как и у большинства соотечественников, много разных кровей. Мои предки по линии отца были евреями, говорящими на финском языке. Они проживали в Ингерманландии. В 30-е годы прошлого века их депортировали в Финляндию. Тогда многие из нашей родни оказались в Скандинавии, в континентальной Европе. Позже, когда некоторые из них решили вернуться в Россию, на их долю выпали суровые испытания. По маминой "ветке" тоже многое роднит с Эрец Исраэль. По этой же линии наша семья состоит в родстве со старинным графским родом Воронцовых. — Так кем же вы себя осознаете? — Я — человек мира, которому интересны многие культуры, в том числе и еврейская. Чтобы личность развивалась, человек должен осознавать свои истоки. В этом смысле мне близок Иосиф Бродский, который, глубоко осознавая свои корни, вселенским размахом перешагнул границы родного языка. — Как рождаются ваши стихи? — Непременное условие — уединение, состояние творческой погруженности. Для поэта, как мне кажется, очень важно сохранить в себе детское восприятие мира — оно дает такие краски и чувства, которые взрослым открываются лишь ценой сознательных и долгих усилий. Впрочем, любой возраст приносит что-то новое. Несколько лет назад у меня начался очень интересный период, я начала писать прозу, и сейчас в одном из московских издательств готовится к выходу моя первая прозаическая книга. — Расскажите, пожалуйста, о своей малой родине. — Это — Петрозаводск, маленький красивый город, расположенный в изумительном месте, на берегу Онежского озера. Карелия уникальна — и по энергетике места, и по роскоши северной природы. Недаром Рерихи получили свое первое откровение именно там. В Карелии все располагает к творчеству, а для того чтобы уединиться от московской суеты, лучшего места просто не найти. Каждый мой приезд домой — новое откровение. — Правда ли, что для внутреннего роста поэту необходим круг себе подобных? — Все индивидуально. Лично я не испытываю постоянной потребности в тусовке. Мне интереснее бывать в мастерской художника, наблюдать за работой фотографа, общаться с искусствоведом или историком, беседовать с политиком. Такой опыт помогает той тонкой внутренней работе, что постоянно идет в душе, в сердце. — Что, на ваш взгляд, делает человека счастливым? — Сомневаюсь в универсальном рецепте, но лично для меня счастье — состояние гармонии с собой. — В последние 15 лет у многих россиян сложилось мнение, что душевная гармония жестко зависит от материального статуса. Тем не менее богатых все больше, а счастливых все меньше. Как же так? — Как социолог могу сказать, что еще не так давно личный достаток не играл такой серьезной роли в сознании россиян. Однако теперь, когда мы постепенно адаптируемся к системе западных ценностей, материальное благополучие становится одной из общественных доминант. Но стоит копнуть чуть глубже — и выяснится, в который раз в истории человечества, что деньги счастливым не делают. Если, достигнув успеха, человек перестает развиваться как личность, погружаясь в душевную пустоту. Пытаясь избавиться от невесть откуда взявшейся депрессии, он будет пить лекарства, бегать по врачам, посещать дорогие психологические тренинги, не понимая, что суть проблемы совсем в другом. Привыкнув мыслить рационально, мы порой не задумываемся о более глубоких вещах — творчестве, чувствах, гармонии с миром. — Гейне сказал, что трещина мира проходит через сердце поэта. Вы чувствуете ее? — Конечно. Мне кажется, что поэт способен воспринимать и выражать все человеческие чувства и настроения, а также улавливать тонкие движения космоса. — Как известно, "поэт в России больше, чем поэт" — он несет пророческое служение, трудное и жестокое. Русский язык впитал в себя трагическую судьбу этой земли, и каждый, пишущий на нем, оказывается кровно связан со всеми ее взлетами, сломами и поражениями. Как вы с этим справляетесь? — Да, мессианство присуще русской поэзии. К тому же многие поэты были впрямую связаны с государственной властью — им приходилось ощущать свою общественную ответственность и в слове, и в деле. Нельзя жить в социуме и быть от него оторванным. А у России и ее народа не было простых путей и не будет. Поэтому русская муза не развлекает и не услаждает — она пророчествует, юродствует и плачет. — Кажется, от этого было бы легко освободиться, сменив место обитания и язык. Почему же наши поэты и писатели остаются фанатично привержены русскому языку, вновь и вновь возвращаясь на круги своя? — Я в этом смысле разделяю философское положение каббалы о детерминированной реинкарнации: если сейчас душа пришла именно сюда, в Россию, — значит, существует глубинная связь с этой землей. Перемена мест не прерывает ее, поскольку она над повседневной жизнью и вне нее. Меняя гражданство и страну проживания, человек все равно остается в прежней культурной парадигме, в ее архетипах, поэтому писать по-другому — в Штатах ли, в Израиле, в Германии, — просто не получится. Есть люди, которые пытаются себя ломать, но, по-моему, этого делать не стоит. Гораздо важнее попытаться разобраться в глубинном смысле нынешнего воплощения. — Считается, что поэт обязан быть несчастным в любви. Ваша книга, однако, своим существованием доказывает обратное: ведь издать ее вам помог близкий человек... — Несчастье и одиночество, преследующие художника, — всего лишь одна из распространенных мифологем. Многие поэты ее поддерживали, вольно или невольно, ведь это так романтично — страдая, писать стихи! Я думаю, что каждый творческий человек должен стремиться к тому, чтобы выйти за рамки такого имиджа. Одиночество, конечно, стимулирует творчество, но не является его главным условием. И я счастлива, что рядом со мной всегда были люди, которые мне помогали. Мои близкие друзья убедили меня выпустить книгу, хотя я долгое время полагала, что издание поэтического сборника — дело абсолютно бесперспективное. Кому сегодня нужны стихи? Но мои друзья считали иначе. "Если есть хоть несколько человек, кому это интересно, значит, стоит рискнуть" — убеждали они. После того как книга увидела свет, я получила много теплых откликов от совершенно разных людей. Теперь я знаю, что, несмотря на засилье массовой культуры в современной России, есть достаточно людей, которым интересна поэзия. Для них и живет моя книга.


Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции