Рыцарь со страхом и упреком

 Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ
 28 октября 2010
 3335

Одержимый. Ни убавить, ни прибавить. Актер, режиссер, писатель. Чем бы ни занимался Юрский, во все погружается с головой. Без остатка. Последние пять лет играет Сталина — в театре и в кино. И это для него самое важное. Завтра займется чем-то другим — остальное перестанет существовать. Уже 50 лет в таком режиме — своего рода привычка. Расспрашивать Юрского о прошлом — занятие неблагодарное. Он не из тех, кто живет минувшим. Отпустил, забыл, проехали. Едем дальше.  

– Сергей Юрьевич, в вашей жизни сейчас больше радостных минут или горестных?
– Горя я не ищу, естественно. Да и радостей специально искать мне тоже не свойственно. Я ведь принадлежу к профессии, которая скорее развлекает, чем развлекается. Скорее, жизнь есть исполнение долга, и в этом исполнении ты находишь свои радости. А жизнь в теперешнем ее качестве есть участие в какой-то новой, поворотной ситуации. Мир на повороте...
– И в чем его поворотность?
– Она заключается в обилии тупиков, в которые зашли люди. Давайте представим. Буквально. Человек шел-шел, были повороты всякие: то правее, то левее. А потом бац — и тупик. И тут что? Либо поворот в буквальном смысле: давай назад — ищи, где ты сбился. Или долби вперед — опасно, может, не додолбишься. И, наконец, третий вариант — обустраивайся прямо тут.
– Вы говорите об обществе, а общество состоит из конкретных людей. Вот, к примеру, взять конкретного человека Сергея Юрского. Тоже тупик?
– Да, и у меня тупиков хватает. Профессия, которой я отдал полвека, переменилась. Она, я бы сказал, мутировала. Потому что изменились задачи: чем влияем на зрителя, что приучаем зрителя ждать от нас и чем вообще занимаемся на сцене, с какой целью.
– Ну, если советская театральная школа призывала просвещать зрителя, то теперь предпочитают развлекать.
– Вот это-то меня и смущает, это и есть кризис, мутация. И если бы я знал об этом 50 лет назад, я, пожалуй...
– Не пошли бы в эту профессию?
– Не пошел бы.
«Страх вводил меня в болезненное состояние»
– Вы играли спектакль «Ужин у товарища Сталина», недавно вышел одноименный фильм. Почему Сталин? И почему сегодня?
– Для меня это драма, очень острая и необыкновенно современная. Ведь почему-то к этой фигуре сейчас снова стали возвращаться. Да, можно, глядя на толпы пенсионеров с портретами Сталина, сказать: ну, старичье, выжившее из ума. А если взять и вглядеться? Возвращение из тупика — занятие, в общем-то, пустое. Но посмотреть туда — а что было-то? — надо. А было совсем не то, что сейчас примитивно говорят. Дескать, пришли два плохих человека, Ленин и Сталин, которые взяли книжки двух других плохих людей, Маркса и Энгельса, и все нам тут испортили. Вот это — чепуха. Играя Сталина, я понимаю, что сталинизм был создан не столько Сталиным, сколько волей народа. А потом уже начался процесс необратимый. Который мог ли остановить один человек? Может, и не мог.
– «Московская сага», «Дети Арбата», масса документальных фильмов о том времени — и вы туда же?
– Туда, да не туда. Я как человек, занимающийся художественным творчеством, не мог не почувствовать этой волны. И захотел попробовать понять ее объективно и телесно. Я же актер, а не философ. А от тех фильмов и сериалов, которые вы перечислили, наш спектакль отличается. Там Сталин — лицо эпизодическое, которое рассматривается с точки зрения жертвы. Герои — те, кто им подавлен. В этой пьесе Сталин — герой спектакля, происходящее рассматривается с его точки зрения. И жертвами сталинизма являются все персонажи, включая самого Сталина. Это как бы взгляд изнутри. И этим он интересен, этим оригинален.
– Насколько я знаю, в свое время в Ленинграде партийные чиновники активно «шили» вам диссидентство...
– Видимо, да. Буквально это никогда не было сказано, но, видимо, да — чужой.
– Сейчас, по прошествии лет, можете сказать, что таковым и являлись?
– Очень выгодно было бы сказать, что да, был диссидентом. Но я не был им. Я был самостоятельным, вольным человеком. И, конечно, это могло раздражать.
– Если помните, в фильме Рязанова «Гараж» профессор, герой Леонида Маркова, говорит: «Меня много били. Потом за это же награждали. Но испугали — навсегда». Вас испугали?
– Очень. Страх самый большой — это страх потерять себя. Потерять уважение самых близких людей. И самоуважение. Страх, который вводил меня в болезненное состояние. Каждый с этим борется по-своему. Кто-то к врачу идет — я и к врачу ходил. Кто-то таблетки пьет — я и таблетки пил. Но у меня было еще одно. Я написал откровенную повесть. В стол. Об этом страхе. О страхе, который превращается в тоску и в настоящее уныние. И от которого в конечном счете выбрасываются из окна. И то, что я сумел это сделать, для меня было крайне важно. А когда началась перестройка и тема была вроде изжита, я по этой повести поставил фильм  «Чернов». Для того чтобы посмотреть со стороны. И отпустить этот страх от себя.
«В кино я денег не заработал»
– Когда мы с вами договаривались об интервью, вы сказали, что уже 20 лет не снимаетесь в кино. Зачитываю список: «Чернов» (1990), «Экстрасенс» (1992), «Пистолет с глушителем» (1993), «Исповедь незнакомцу» (1994), «Королева Марго» (1996)... Или вы эти картины фильмами не считаете?
– Нет, это были фильмы. Но не работа в кино. Случайные роли. Просто все эти годы я занимался другим, а это...
– Деньги?
– Нет, я никогда не занимался кино для заработка.
– Но это же ваша профессия, чего тут стесняться?
– Зарабатывать деньги в кино мне никогда не удавалось. Когда снимался в гигантских ролях, за это платили гроши. Когда же снял «Чернова», всего моего гонорара мне хватило только на банкет для съемочной группы.
– А к сериалам вы как относитесь?
– Как к другому искусству, в котором тоже можно принимать участие.
– Значит, не гнушаетесь?
– А почему я должен гнушаться? Господи, ведь сыграла же Чулпан Хаматова, и прекрасно сыграла, в «Детях Арбата». А Евгений Миронов в «Идиоте»!..
– Молодых называете, а ведь сейчас и старшее поколение потихоньку подтягивается. Смотришь: и Чурикова, и Фрейндлих, и Басилашвили, и Соломин...
– Ну и замечательно. И пусть себе играют.
– Почему без вас?
– Потому что я театром занимаюсь, литературой. А то, что мне предлагают... У каждого, знаете, своя судьба. Я не хватаюсь за лицо в ужасе, что меня не зовут в сериалы.
– В театре, если не ошибаюсь, вы в основном в своих постановках играете?
– Да, так получается.
– «Получается» или просто вам не нравятся чужие?
– Часто очень не нравятся. Совершенно откровенно.
– А для актера это тоже, может быть, тупик?
– Может быть. Не знаю, но очень может быть. Потому что когда я сталкиваюсь с режиссером и вижу, что дело не в его идеологии и не в его посыле, который с моим не совпадает, а дело в том, что он попросту неграмотен...
– А вы так легко можете расставить все точки над «i»?
– Могу. Я 50 лет этим занимаюсь. От безграмотности в профессии меня воротит.
«Мы как цыгане — женимся только между собой»
– У вас ведь актерская семья. Для семейных отношений — значительная степень риска, как считается.
– Понятия не имею. Я же из циркачей. Мы как цыгане — женимся только между собой. У меня и первая любовь — актриса, и первая жена (Зинаида Шарко. — Авт.).
– Какой-то замкнутый круг — сами в себе варитесь. Тот мир, который в зале, за окном, он что, враждебен?
– Не дай Б-г жениться на поклоннице, которая будет днем и ночью говорить о театре. Дома о работе я вообще предпочитаю не разговаривать... Знаете же анекдот: «Говорят, ваша дочь вышла замуж?» — «Да». — «Кто он, где играет?» — «Нет, он не актер». — «Как, из зрителей?!»
– Как раз ваша дочь Даша вышла замуж за зрителя.
– Да, но он оказался хорошим зрителем. Алеша ведь отслужил армию в Театре Армии и даже съездил со МХАТом на гастроли — у Ефремова в спектакле «Борис Годунов» в массовке выходил.
– А теперь, если не ошибаюсь, стал бизнесменом?
– Нет, бизнесменом Алешу назвать сложно — не похож. Он со своими родителями занимается арт-выставками.
– Ну а с Дашей все, стало быть, в порядке — выбрала для себя актерскую стезю...
– Абсолютно сознательно. И бескомпромиссно. Хотя мне кажется, что у нее способности шире, чем просто актерские. Это может быть и литературная, и режиссерская, и психологическая деятельность... Вот такой набор.
– Однако принято считать, что природа на детях отдыхает.
– Я же говорю: сам из актеров. Наоборот, мы как японский театр — из поколения в поколение учимся: дети у родителей, внуки у детей...
– Ваша супруга Наталья Тенякова в одном из интервью сказала: «Юрский был молодежным кумиром Ленинграда». В чем это выражалось?
– Это она сказала. Она была молодежь, а я, видимо, был ее кумиром.
– Ну, наверное, она была не одинока?
– Видимо, не одинока... Ну как: если я, выходя на сцену, один собирал полные залы в течение десятилетий. С любой программой. Наверное, это что-то значит. Большего я сказать не могу.
– Вам жалко было переезжать из Ленинграда в Москву?
– Мне было страшно переезжать. Но я до сих пор полагаю, что меня вела судьба и другого выхода не было.
– Но уезжали ведь не по своей воле?
– Ну да, я эмигрант. Три года вести борьбу за прописку — очень похоже.
– Обиды остались?
– Обиды — это очень важный и тяжкий компонент жизни, я думаю, касающийся абсолютно всех людей. Обиды и амбиции. Они иногда уравновешиваются, иногда сцепляются мертвой хваткой — все амбиции превращаются в обиды.
– Это обиды на конкретных людей, на самого себя или, может быть, на время?
– На что угодно. Это недопонимание, недооценка... У меня была счастливая жизнь. Я имел привычку рассчитывать на понимание. Я даже могу с гордостью и несколько амбициозно заявить: если бы я сейчас не находил понимания у зрителей, у меня были бы все основания оставить театр. Я могу не играть. Могу.
– Толстой, по-моему, говорил: «Можешь не писать — не пиши».
– Я не из тех, кто без аплодисментов жить не может. А играть, пока есть силы, я дал слово отцу. Папа говорил: «Если ты все-таки выберешь эту профессию (а он был против), тогда уж играй до конца, не делай того, что сделал я». Он оставил актерскую профессию и занялся режиссурой. «Играй, — сказал он, — пока есть роли». Ролей у меня, естественно, становится все меньше — возраст все-таки…
– Давайте все же настроимся на оптимистический лад.
– Я и настроен на оптимистический лад…
Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия

 



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции