ВОЛШЕБНИК ИЗ ЖИТОМИРА АКИМ ВОЛЫНСКИЙ

Сегодня мы с грустью констатируем, что исчезает литературная критика, рушится институт рецензирования, днем с огнем не сыщешь аналитиков, способных дать оценку различным явлениям культуры. А в начале XX века на критической сцене выступали замечательные литераторы, блестящие эссеисты. Это — Александр Кугель, Михаил Гершензон, Александр Бенуа, Владимир Фриче, Юлий Айхенвальд, Корней Чуковский... и, конечно, Аким Волынский (псевдоним Хаима Лейбовича Флексера). Вокруг Волынского всю жизнь кипели страсти: его обожали и ненавидели, хвалили и ругали, о его книгах яростно спорили. Философ, литературный критик, искусствовед, писатель, балетовед — он обладал неимоверной эрудицией, образованность его была настолько велика, что, по единодушному признанию современников, во всем написанном им она отразилась лишь в малой, незначительной части. По натуре и по мировоззрению Волынский был убежденным пассеистом: в какую бы область он ни вторгался — критика, театр, искусствоведение, — он начинал с пересмотра руководящих идей, призывая вернуться к первоисточнику, очистить сложившиеся формы искусства от позднейших наслоений. Он всюду искал первооснову, и искал неистово. «Он умел трудиться с такой самоотверженностью, с какой молились древние отшельники», — писал о нем Константин Федин. Аким Волынский был истинно книжным человеком: страстным собирателем книг, подлинным библиофилом и сочинителем. Как отмечает Вадим Гаевский, «меблировка его небогатой петербургской квартиры состояла главным образом из книжных шкафов и книжных полок. Старинные фолианты, гроссбухи и солидные тома окружали этого человека, читавшего на всех европейских языках и, казалось, вобравшего в себя едва ли не всю книжную премудрость. По типу культуры это был русский энциклопедист, а по внешнему облику он отдаленно напоминал образованного флорентийского монаха...» «Он производил впечатление добродушного человека, не то большого ребенка, не то «напускающего на себя» доброго волшебника» — мнение музыковеда В. Богданова-Березовского. И откуда взялся этот «большой ребенок — добрый волшебник»? Из захолустного Житомира, где родился 21 апреля 1861 года. С детства он проявил редчайшие способности к математике и языкам, позже его будут называть «сплошным мозгом». По своим данным он был зачислен на юридический факультет Петербургского университета и сразу на стипендию, что для еврейского юноши было немыслимым успехом. После окончания университета ему предложили остаться на кафедре права, но Волынский отказался: «Я хочу быть не профессором, а литератором». К этому времени он поменял фамилию Флексер на псевдоним Аким Волынский, именно так он подписал свою первую работу «Теолого-политическое учение Спинозы». В 18-летнем возрасте Волынский стал печататься в популярном журнале «Северный вестник», в котором в течение десяти лет, вплоть до закрытия журнала, вел отдел «Литературные заметки». Но это были не просто обзоры литературных новинок, но и глубокие статьи о творчестве Толстого, Гончарова, Достоевского и других мастеров русской литературы. К концу XIX века окончательно оформились взгляды Волынского, и он «ставит впереди всего внутреннее духовное начало, власть души, морали, свободной воли». Исходя из такой идеалистической позиции, Волынский призывал вождей народничества бороться не за социально-политическое переустройство общества, а за духовную революцию, то есть сначала перестроить человека, а уж потом общество. Статьи на эту тему, собранные в книге Волынского «Борьба за идеализм», были изданы в 1900 году. Книга вызвала резкое неприятие и справа, и слева. Недовольны были и либералы, и консерваторы. Такое же неудовольствие вызвал Аким Волынский своей попыткой пересмотреть эстетические взгляды Белинского, Добролюбова и Чернышевского. Не удалась дружба Волынского и с символистами, которых он охотно печатал в «Северном вестнике». Но как только он начал их критиковать, то и Мережковский, и Зинаида Гиппиус, и Сологуб, и другие отвернулись от него. Своим союзником Волынский избрал... Леонардо да Винчи, о котором он написал обширный том. За эту работу Волынский был избран почетным гражданином Милана, а его имя присвоили комнате в библиотеке Леонардо, куда он передал свою коллекцию материалов о великом художнике. Поиски «новой красоты» в искусстве привели Волынского в театр. В течение некоторого времени он заведовал репертуарным отделом в Драматическом театре Веры Комиссаржевской и существенно повлиял на концепцию постановок «Гедды Габлер» Ибсена и «Чайки» Чехова. Во время «скитаний» по Греции и Италии Волынский, как пишет его биограф Эрих Голлербах, «убедился, между прочим, в том, что античный театр есть по существу — балетный театр». Балет стал последним увлечением Акима Волынского, ему он отдал свои последние 15 лет жизни. В ритуальных танцах эллинов он увидел первооснову балета и сделал отчаянную попытку реконструировать ритуальный смысл отдельных балетных движений. Свои революционные идеи Волынский изложил в работе «Книга ликований», которая вышла в 1925 году тиражом всего в 3 тысячи экземпляров. Не получив официального признания (опять этот «идеализм» Волынского!), она получила неофициальный статус легендарной книги. Для специалистов «Книга ликований» стала не только настольной книгой, но и настоящим пиршеством слова. В ней Волынский превзошел самого себя в лингвистической роскоши. Россыпь эпитетов и метафор, удивительное сочетание слов — все это напоминало какую-то декоративную восточную феерию. Вместе с тем «Книга ликований» очень профессиональная, почти технологическая книга. Фиеста литературного вдохновения кончилась с приходом революции, наступили другие времена, и пришлось служить. Волынский заведует итальянским отделом в издательстве «Всемирная литература», является членом совета Дома искусств, председателем петроградского отделения Союза писателей, ведет цикл лекций «Школа русского балета». Приходилось и просто учительствовать, чтобы сводить концы с концами. Волынскому было нелегко вписаться в новый мир, его барочную риторику новое поколение воспринимало с трудом. Николай Чуковский (сын Корнея) вспоминал о Волынском: «Писал витиевато и пышно, и в этом пышнословии, говоря по правде, и заключалась вся суть его статей. Тут были и «дионисизм», , и «менады», , и «лотос», и «флейта Марсия», и «бездна вверху и бездна внизу» — весь тот набор слов, которым пользовались авторы статей в журнале «Золотое руно». Остается горько хмыкнуть: н-да... «набор слов». Нет, это был не «набор слов», а культура прошлого, которая оказалась ненужной в советской республике, где востребованы были другие «наборы» типа «Ваше слово, товарищ маузер!» Рабочим и крестьянам Волынский был чужд, от него «веяло сухим жаром пустыни», как выразился Борис Эйхенбаум. Время «менад» и «лотоса» прошло. Прошло и время Акима Волынского, он умер 6 июля 1926 года в Ленинграде, в возрасте 65 лет. К счастью, не дожив до политических процессов и расстрелов писателей. И последний штрих из личной жизни романтика и идеалиста Волынского. Это — его странный многолетний роман с Зинаидой Гиппиус. Вот фрагменты из письма Гиппиус от 28 февраля 1895 года: «Неужели Вы когда-нибудь были такой нежный, такой мягкий, такой предупредительный, деликатный, милый, особенно милый и дававший мне таинственные надежды на беспредельное? Увы, мне! Теперь Вы — требовательны и фамильярны, как после года супружества. Вы меня любите — о, конечно! Но любите без порыва и ужаса, все на своем месте, любовь должна течь по моральному руслу, не превышая берегов нравственности...» Зинаида Гиппиус требовала от Акима Волынского «чудес любви», подвигов во имя любви, а он по каким-то причинам уклонялся от них (боялся? не хотел? не мог?). В итоге эти отношения превратились в «комедию любви». Бедный Аким Львович... Не повезло в любви. Но зато повезло в истории литературы и искусства. Там он — гигант.

---

ПОДРОБНОСТИ По мнению Елены Толстой, Аким Волынский был поклонником театра «Габима» и первым глубоко и всесторонне проанализировал знаковый спектакль театра «Дибук». «Он попытался подойти к оценке этого спектакля с национальной, в лучшем смысле этого слова, точки зрения. Волынский указал, что «Габима» — настоящий театр, которого давно уже не было и о котором он только мечтал. «Дибук» — это сложный и богатый, строгий и стройный, еврейский и в то же время универсальный спектакль. Все сцены изумительны по емкости и цельности, каждая линия -— музыка и каждая складка — гармония».