Жизнь в гостях

– Вениамин Борисович, когда ж вам надоест мотаться по миру?
– Во-первых, мы, актеры, народ кочевой. Во-вторых, выше всего в искусстве — музыка. А музыканты, на которых надо равняться, — это люди, которые сегодня здесь, а завтра там, независимо от возраста. На моих глазах Юрий Темирканов заканчивал концерт в Балтиморе, через два дня дирижировал в Кельне, а еще через неделю мы с ним встретились в Питере. Такие поездки освежают голову и мешают соблазнам говорить глупости обо всем на свете, в том числе на тему маниакально-депрессивного патриотизма.
– Но помните фильм «Белое солнце пустыни»? Абдулла говорил: «Хороший дом, хорошая жена — что еще нужно, чтобы встретить старость?»
– У меня — где мы с женой, там и дом. А насчет преклонного возраста я вам процитирую любимого артиста. Когда-то в Киеве Зиновий Гердт на мой вопрос (вопрос молодого шофера — я только что приобрел машину): «Зиновий Ефимович, а что вам дает как водителю такой огромный опыт?» — как он умел, без паузы, ответил: «Чувство всевозрастающей безнадежности». Вот каким умным намеком я ответил на ваш вопрос. Уже шестой год я пишу книжку «Жизнь в гостях». Название, которое отражает мое принципиальное отношение к собственности вообще, а к недвижимости особенно.
– Михаил Козаков, вернувшись в Россию, сказал: «Не Израиль мне не понравился, я в Израиле себе не понравился». Вы собой там довольны? В смысле — не здесь.
– Я практически везде собой не очень доволен. Я ставлю, может быть, для себя слишком большие задачи. Но для меня примеры важнее, чем я сам. А примеры мои — это Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Николай Эрдман, Петр Фоменко. Это примеры жизни, которые помогают не придавать себе особого значения, но знать себе цену. Я не умел учиться никогда, не любил сидеть за партой. Но жизнь за это мне отомстила — я стал получать удовольствие от жизни как от Школы. Учеба для меня — это и зрители, и актеры, с которыми я работал в Америке, Германии, Чехии и больше всего, конечно, дома, на русском языке. Потому что, к сожалению, иностранными языками я почти не владею…
– Вот это новость. Я просто уверен был, что разговариваю с полиглотом.
– Спешу вам признаться: я очень ленивый человек. Это, в общем-то, удивление и печаль моей Гали. Печаль, которую я с ней разделяю. Но что делать — я не очень способен к языкам. Хотя, наверное, это вранье. И оправдание лени.
– Тем более. Вы — актер, режиссер, писатель. Можно сказать, работаете языком. А ваш язык — русский. Неужели никакого дискомфорта?
– Постоянно есть дискомфорт, и постоянно есть радость от того, что я что-то могу преодолеть. В себе и в окружающих. Само увлечение прошибает языковой барьер. Я могу по-английски что-то объяснить, но при этом я еще и показываю, как ученик вахтанговской школы. В Германии я ставил потрясающую оперу «Фальстаф» Верди, главный герой у меня был всемирно известный баритон Марио Ди Марко. Именно потому, что впервые имел дело с абсолютно неукротимым талантом, который в жизни — просто дрянь, гадюка, — на нервной почве я сломал ногу и скакал семь недель по сцене как кузнечик своего счастья. Но ведь доскакал! Поэтому хорошо везде, куда тебя зовут работать. Лучше всего — ненадолго. Потому что уже через два месяца, где бы я ни находился, меня опять влечет охота к перемене мест.
– Говорят, очень важно наблюдать за тем, как растут дети, внуки. В этом плане ничего в жизни не упустили?
– Мне кажется, в течение первых сорока лет своей жизни я растратил все свое эмоциональное имущество на других людей. Последние 15 лет для меня — это время переучебы всему, чему переучивается вся мыслящая Россия. То есть работать на себя, отвечать за себя, без иждивенчества. Я должен только сам себе, я больше никому не должен: ни партии, ни правительству, ни звонким химерам, ни родным — никому.
– И вы считаете это правильным?
– Я думаю, что принадлежать самому себе и хорошо работать на себя — это реальный шанс приносить пользу и родным, и стране. Я скучаю, конечно, и по детям, мне очень нравятся оба внука: маленький Артемка и старший Леня. Младшего Алика с каким-то актерским садизмом приучают звать меня «дедушка». А для меня это неестественно — ну не дедушка я…
– В одном интервью вы сказали: «Дочери считают, что я у них отнял семейный очаг…»
– Они так считают, я считаю по-своему, но кому какое дело до чужих семейных очагов? Красиво было бы, если бы разошедшиеся семьи относились друг к другу с уважением и в своих интервью говорили только комплименты. У меня было очень много хорошего в первой семье. Но главное, что там росли мои дети. Для меня это был самый интересный театр в жизни. А то, что развело меня с семьей, случилось гораздо раньше, чем я встретил мою Галю, с которой мы вместе уже 30 лет. И за это время почему-то ни разу не поссорились.
– Вы можете назвать себя подкаблучником?
– Да, конечно. И в первом, и во втором случае. Вот только каблуки бывают разного фасона.
– Вы хороший отец?
– Не могу так сказать. Не мне судить. Иногда, когда я извинялся перед детьми за то, что нарушал какие-то заповеди и мог в той кромешной таганской ранней молодости замахнуться на них и воспитать физически, дочери говорили: «Да ты что, папа, ты был такой хороший».
– Сейчас Алика — ваша гордость? Или это тоже слово, неорганичное для вас?
– Обе мои дочери хороши — и как личности, и как красавицы. Каждая — победитель в своей олимпийской программе.
– Алика все реже поет, зато все чаще мы видим ее на экране. В сериале «Все мужики сво…», например.
– Да, я видел три серии. И мне хватило.
– Да? И что вы можете сказать по этому поводу?
– Ничего, я уже сказал… Нет, актерски Алика мне там понравилась. Она придумала образ и очень органично его исполняет. И я рад, что ее занимают в комедийном жанре. Как актриса она побывала и в моих руках — в «Лекаре поневоле», который я поставил несколько лет назад с блистательным Невинным в главной роли. Там же играла и Алика, причем сразу две роли: Красотку и Дурнушку. Я на съемках и попереживал, и поорал на нее, как полагается российскому режиссеру. А в результате остался очень доволен.
– Ну и о дружбе. Вы можете назвать Высоцкого своим другом?
– Нет, конечно. Помню, вышла его первая пластинка, мы ездили ее забирать на улицу Герцена, и он подписал мне диск именно таким возвышенным слогом. И все равно не осмелюсь. Кроме того, знаю, кто были его настоящие друзья: Вадим Туманов, Слава Говорухин, Сева Абдулов. Был момент, когда он назвал своим другом Золотухина. Потом наоборот — зачислил его в недруги. Ну и по отношению ко мне было и так, и эдак. Нас очень многое связывало в первые годы. Потом стало сложнее. Особенно в период постановки «Гамлета». Отношения всей семьи: и Высоцкого, и Демидовой, и меня — то есть Гамлета, Гертруды и Клавдия, — соответствовали тому, что написал Шекспир. Было время, когда он плохо ко мне относился и говорил в шутку и всерьез то, что меня могло задеть. И я позволял себе такие нападки. Была нормальная жизнь в «ненормальном» театре, и это была жизнь товарищей по работе.
– Из-за чего могли возникать стычки?
– Бывало всякое. Иногда мне казалось, что он дурно себя ведет. По отношению к жене, к детям. Я говорил ему что-то в своей манере глупой иронии, а он так щурил глаза: «Веня, ты на мне психологических этюдов не строй». Высоцкий обладал колоссальным даром дружбы. Ну, а потом… В последние годы он тяготился театром. Ему нужна была на Таганке только его роль Гамлета и — свобода: сочинять, летать, сниматься в кино… Высоцкий ощущал вокруг себя поле недоброжелательности, зависти. А за три года до смерти случились эти гастроли во Францию. И там, в Марселе, Любимов за кулисами произнес невероятную речь, от которой мы все просто окоченели, застыли. «Вы не понимаете, с кем рядом работаете, и надо забыть в этот день все свои мелкие земные счеты. Потому что вы всю жизнь будете вспоминать, с каким поэтом вы работали рядом». Это было сказано, когда смертельно больной Высоцкий в окружении французских врачей, со шприцами наготове, должен был поперек своего состояния играть Гамлета. И после спектакля Любимов сказал: «Так он никогда не играл!» Как будто впервые увидел в Володе большого артиста. Вот как это судить?
– А стоит ли?
– Абсолютно незачем. Если что я в жизни не люблю, так это — когда судят. Факты такие, а угол зрения у каждого свой. Мое грустное везение, Дима, что за две недели до смерти Высоцкий получил от меня в подарок свежий номер журнала «Аврора», где были напечатаны мои статьи о Демидовой, Табакове, Визборе и в том числе о нем. Высоцкий прочитал о себе, а потом я узнал от Валеры Плотникова, какой странной похвалой он отметил публикацию: «Приятно о себе почитать... не на латинском шрифте». Это было сказано 24 июля 1980 года. О чем говорить?..

Беседовал Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия