Андрей Макаревич. Песни о главном

О музыке и плагиате
– Какие звуки вас раздражают?
– Вилкой по стеклу. А еще в детском саду воспитательница Жанна Андреевна мне под шапку завязывала косыночку, и длинными женскими ногтями скребла по шелку. До сих пор мурашки по спине.
– Сколько у вас музыкальных инструментов?
– Думаю, что гитар у меня около двадцати, и все их я использую. А есть еще инструменты, которые собираю. Я очень люблю этнические ударные инструменты, поэтому у меня большая коллекция бубнов, барабанов со всех стран мира. Ну и кое-какие струнные — из Камбоджи, из Китая…
– Какую музыку можете слушать часами напролет?
– Хороший джаз. Спокойный, позитивный — меня восхищает, его могу слушать сколько угодно. Бразильскую музыку могу слушать часами напролет, индийскую. Потому что она очень безмятежная, не грузит. Симфоническую музыку люблю, но не могу ее слушать фоном… Хотя Шопена могу поставить и рисовать под него.
– У вас когда-нибудь получался неосознанный плагиат?
– Сегодня каждую секунду в мире пишется несколько песен. А нот по-прежнему всего семь. Поэтому при большом желании в любой песне, написанной за последние годы, можно найти какие-то аналоги. И это не значит, что кто-то сознательно у кого-то «свистнул». Могу даже привести пример. Скажем, песня «Барьер» («Ты шел как бык на красный свет») была написана за несколько лет до песни You are in the army now…
– Была ли песня, о которой пожалели, что не вы автор?
– Я устроен таким образом, что сослагательное наклонение — вообще не мое. «Что было бы да кабы» — у меня не работает в этом смысле голова. Я только радуюсь, если слышу хорошую музыку.
– Вам заказывали песни поп-исполнители?
– Нет, они знают, что я работаю сам на себя. Мне заказывали песни для спектаклей, для фильмов — это немножко другое.
– Вы когда-нибудь пели под фонограмму?
– На концертах — никогда. Несколько раз на телевизионных съемках. Крайне противно было. Просто ужасно.
– С кем из легенд прошлого хотелось бы спеть дуэтом?
– Поскольку я не считаю себя вокалистом, такие мысли не посещают меня. Представьте себе, если б я оказался на одной сцене с Рэйем Чарльзом. Неужели вы думаете, что у меня хватит совести после него открыть рот?..

О сцене и закулисье
– Какое условие в вашем райдере чаще всего не выполняется?
– Вы знаете, последние годы все выполняется. У нас очень хороший директор, и все организаторы концертов знают, что он строго следит за тем, чтобы все было в порядке, и все проверяет заранее. К тому же у нас в райдере нет ничего сложно выполнимого. Самое сложное связано с аппаратурой. Все должно железно соответствовать тому, что нам необходимо, — экран, свет, звук. А остальное меня мало волнует.
– Можете развернуться и уйти, если что-то не устраивает?
– Могу сказать, что год назад мы очень хотели поехать в Ереван. Нас там очень ждут, я это знаю. Но вынуждены были отменить поездку, потому что организаторы не справились с райдером по аппаратуре. А поскольку мы работаем исключительно живьем, по-другому просто выступать не можем, то и не поехали.
– Был случай за последние двадцать лет, когда вас не узнавали?
– Было пару раз, но чаще всего это происходит с вахтерами. Человек с ружьем не должен никого узнавать.
– Вас это удивило?
– Ну, вообще, когда все и всегда узнают, — да, немножко удивляет уже, конечно.
– Самое экстравагантное место, где поставили автограф?
– Мы как-то сильно выпили с американскими солдатами на Окинаве. Там много военных баз, а мы прикинулись тайными агентами, выбирающими место для базы советских войск. Американцы восприняли это с невероятной радостью и воодушевлением: ура, мы будем соседями, может, наконец и в НАТО вступите. Мы с ними напились как кролики. И под утро я у них на спинах расписывался. Пожалуй, это.
– Ваш стандартный ответ на просьбу поклонника: «Андрюх, пойдем выпьем»?
– «Извините, я занят».
– Очень интеллигентно. Что-то резкое не хочется сказать в ответ?
– Хочется. Но зачем?
– Какая фраза может вывести из себя?
– Когда незнакомый человек называет тебя Андрюхой и «на ты».
– Каким комплиментом вас можно смутить?
– Даже не представляю себе. Я знаю цену всем комплиментам, поэтому реагирую соответственно.
– Самый необдуманный поступок в вашей жизни?
– В молодые годы, когда периодически влюблялся, я совершал довольно много необдуманных поступков. Мог вскочить на самолет и полететь к девушке в другой город. Не зная при этом ни адреса ее, ни телефона.

О внешности и суевериях
– Когда последний раз ездили в метро?
– Думаю, лет двадцать назад… Нет! Два года назад была какая-то жуткая пробка, я опаздывал в жюри КВН, бросил машину. Спустился в метро и за десять минут доехал. Поразительно, что как раз в метро меня практически никто не узнал. Наверное, людям просто в голову не приходило. Кроме одного моего знакомого, который подошел ко мне, как будто мы каждый день в метро встречаемся: «Привет. Давно хотел у тебя спросить, все дозвониться никак не мог…» Вот это было очень смешно.
– Есть слово-паразит, которое часто повторяете?
– Я давно и внимательно слежу за состоянием своей речи. И поскольку мне приходилось на протяжении двенадцати лет вести программу «Смак» — а у меня не было ни автора программы, ни редактора, ни суфлера, все делал с ходу и сам, и ни разу ничего не переснималось — я слышу все, что произношу.
– Есть привычка, от которой хотелось бы избавиться?
– Привычка? Пожалуй, нет. Хотелось бы поменьше есть. Может быть, поменьше выпивать. Хотя одно с другим связано. Хотелось бы отучиться психовать по пустякам. Но это у меня, видимо, врожденное, причем чем ничтожней повод, тем больше псих.
– Что не устраивает в собственной внешности?
– Тоже вопрос из разряда гипотетических. Я прекрасно знаю все свои плюсы и минусы. И другой внешности у меня не будет. Конечно, могу поднатужиться и сбросить пару килограммов, но это не принципиально изменит мою внешность. Шея, скажем, у меня длиннее все равно не станет.
– Вот вы и ответили на вопрос. Но об этом, наверное, чаще думаешь лет в двадцать.
– Тогда я очень переживал, что у меня волосы кучерявые, а не гладкие. Потому что очень хотелось быть битлом. Время прошло, они стали гладкими. Но теперь мне это абсолютно безразлично.
– Вы подаете нищим?
– Иногда. Не могу объяснить, от чего это зависит. Но к профессиональным нищим у меня негативное отношение.
– А вы их распознаете сразу?
– Почти всегда.
– Вам предлагали вступить в партию?
– Уже очень давно не предлагают.
– Если «давно не предлагают», значит предлагали. В Компартию?
– Не-е-ет. Это даже им в голову не приходило. Предлагали вступить в «Наш дом — Россия» Черномырдина. Но я антипартийный человек. Терпеть не могу все это, еще с советских времен аллергия. На любые партии. А у нас какую партию ни делай, все КПСС получается. И меня от этого рвет.

О времени и выпивке
– У вас есть недостижимая, недоступная мечта?
– Хотелось бы иметь больше свободного времени. Но пока с каждым годом получается ровно наоборот — его все меньше и меньше.
– На что из насущного никак не можете найти?
– Я сейчас очень хорошо понимаю, что, если бы я больше уделял времени, скажем, занятию графикой, то, наверное, добился бы больших успехов. Если бы я больше занимался упражнениями на гитаре, то я на ней играл бы техничней. Если бы я занялся вокалом с хорошим преподавателем, то, наверное, пел бы профессиональней. Вот на все это по чуть-чуть времени и не хватает. Всем этим я занимаюсь, но меньше, чем следовало бы. Или, например, я понимаю, что надо ходить в спортзал. При этом я понимаю: для того чтобы правильно ходить в спортзал, надо больше не заниматься ничем. С утра пошел в спортзал, потом поплавал, дальше на массаж, затем в баньку. А там, глядишь, и вечер.
– Когда вы можете позволить себе отключить мобильный?
– Теперь я стараюсь это делать чаще. Еще год назад вообще не мог себе этого позволить, мне все время казалось, что пропущу какой-то важный звонок. Пока наконец я не понял, что звонят мне люди, которым от меня что-то надо. Ведь если мне что-то надо, я могу позвонить сам. Вот поэтому теперь все чаще отключаю телефон. Я увидел просто, что на Западе нормальные люди, когда у них заканчивается рабочий день, выключают телефон и кладут его в портфель. А у нас в ресторанах сидят с тремя мобильниками на столе. Как идиоты…
– Вы смотрите какой-нибудь сериал?
– Да вы что, с ума сошли!.. Последний сериал, который я смотрел, был «Ликвидация». Получил большое удовольствие, надо сказать. Но это все-таки не типичный случай. Как-то так получилось, совпало с каким-то странным графиком, что мы были где-то на гастролях, и несколько серий мне удалось там посмотреть. А потом уже я купил диск, потому что хотел увидеть фильм целиком.
– Лучший способ релаксации?
– Подводная охота, наверное, все-таки. Нырялка. Путешествия интересные.
– Как относитесь к русскому народному способу?
– Водки выпить? Нет, это не релаксация. Так, чуть-чуть больше начинаешь любить человечество на время, только и всего.
– Когда пьяный, вы буйный?
– Я не бываю пьяным. Вообще никогда… То есть, наверное, лет в 18–19 напился пару раз и тяжело из этого выходил. Но вообще я удар очень хорошо держу. Всегда остаюсь в нормальном сознании.

О «Машине» и любви
– Когда ставят в ряд с Галичем и Окуджавой, какие эмоции испытываете?
– Я вообще не считаю, что людей, из себя что-то представляющих, надо выставлять в какие-то ряды. То есть люди могут выставлять, но это их собачье дело, мне это не интересно. Я считаю, что каждый выдающийся человек, он сам по себе. Галич — сам по себе, Окуджава — сам по себе, Высоцкий — сам по себе… Я — сам по себе. И не надо никого ни к кому подставлять.
– Но вы сами себя сейчас в этот ряд и поставили.
– Нет. Я могу перечислить еще двадцать фамилий: и Джон Леннон, и Алексей Толстой…
– Первый стих свой помните?
– Помню, конечно.
– Можете прочитать?
– Нет, я унесу эту тайну в могилу… Да нет, это чудовищное какое-то самодеятельное стихотворение. Зачем же буду показывать то, что, на мой взгляд, безобразно плохо.
– В любви признавались в стихах?
– Я и в прозе-то старался этого не делать. Всегда считал, что такие вещи и так чувствуются.
– Ваши дети слушают «Машину времени»?
– Ну, в меру. Слушают, но без остервенения. Но слушают все: старшая, младшая, сын. Нравится ли им? Не задавал такой вопрос.
– Сколько раз вы думали распустить группу?
– Я не думал распустить группу. Когда я подумаю об этом, закончится тем, что она будет распущена.
– Почему «Машина» до сих пор не развалилась?
– Вот это для меня одна из самых больших загадок. Не знаю. Наверное, удачно люди подобрались.
– «Машина» будет отмечать 50-летие?
– Хочешь рассмешить Господа, расскажи ему о своих планах. Давайте доживем. Пока нам 41. 41 отмечать не будем — дурацкая цифра.

Ни о чем и обо всем
– Эта музыка будет вечной?
– Ничего не бывает вечным.
– Поэт в России больше, чем поэт?
– На каком-то отрезке жизни страны так бывало. Во всяком случае, дважды: на рубеже XIX и XX веков и в 1960-е.
– Художника обидеть легко?
– Человека вообще легко обидеть. Если он не дурак.
– Что делать, и кто виноват?
– Это к Чернышевскому и к Ленину.
– Есть ли жизнь на Марсе?
– Науке не известно. Но это интересно, кстати. Вот если меня что-то действительно безумно интересует, так это — найдут ли на моем веку жизнь на другой планете.
– Собака лучше человека?
– В чем-то — да. Она гораздо более искренняя…
Дмитрий МЕЛЬМАН, Россия