«Мне повезло… я из Себежа!»
В каждом человеческом сердце живет завет: любить свою родную землю, невзирая на ее климат. «Мидраш»
Зиновий Ефимович Гердт родился 21 сентября 1916 года в местечке Себеж в семье Эфроима Яковлевича Храпиновича (Гердт писал «Афроим»). Он был четвертым ребенком в семье, младшим и, естественно, самым любимым. Назвали младенца Залман по еврейскому обычаю в память о ком-то из предков. Гердт не раз вспоминал отца, когда играл Арье-Лейба в фильме «Биндюжник и король»: «Не подумайте, что отец мой был похож на Арье-Лейба, вовсе нет. Мой отец был человеком небогатым, но очень честным и уважаемым в Себеже, в синагогу по субботам ходил, да и вообще придерживался традиций. И хотя я не сохранил фамилию отца, память о нем во мне до сих пор».
Зиновий Ефимович вспоминает: «Все мое детство состояло из сплошных запретов: «Нельзя, нельзя, нельзя… Папа был очень деспотичный (не было случайности в том, что в Себеже он получил прозвище Дыбык, что по смыслу значит «неуравновешенный», «вспыльчивый». — М. Г.). Но, однако, у него бывали прорывы нежности ко мне: помню, я болел воспалением легких, совсем маленький. Он грел одеяло, у нас была голландская печь, а дело было зимой. И когда у меня был жар (мне было лет шесть), я видел, как он склонялся надо мной и, достав маленькие часики, играл со мной и из глаз его лились слезы...»
Уже с детства Зяма отличался от всех Храпиновичей: он не мечтал об открытии продовольственной лавки, как отец, не хотел учиться сапожному ремеслу, как дед, памятуя, что отец часто повторял еврейскую местечковую поговорку: «Малухэ — мелихэ» («Ремесло — власть»).
Больше всего Гердту запомнились рассказы отца на исторические темы, на библейские. В их доме бережно хранили обычаи, память о предках, да и легенды, передаваемые из поколения в поколение. Навсегда незабываемыми для Зямы остались вечера в доме родителей. С детства помнил Гердт легенду о Големе. Ефим Храпинович не спеша, членораздельно на идише рассказывал детям еврейские народные легенды о человечке, созданном из глины. Напомню, что рассказы отца семейства относятся к концу 1910-х – началу 1920-х годов.
В 1913 году в Киеве состоялся процесс над Бейлисом, процесс черносотенный, антисемитский. Отзвук его, естественно, докатился и до Себежа.
Не вызывает сомнения, что Гердт читал рассказ В.Г. Короленко «Дом № 13». Он не раз вспоминал рассказ отца о благородстве писателя Короленко. Зиновий Ефимович говорил: «Дело Бейлиса могло произойти только в России, впрочем, дело Дрейфуса было не менее гнусным, хотя оно состоялось во Франции. Что-то есть общее между лучшими людьми Франции и России, ведь оправдательный приговор Бейлису вынесли простые люди! Что подчеркивает значение оправдательного приговора, вынесенного судом присяжных».
Все это было еще до рождения Гердта, но память об этих событиях еще была жива в годы детства маленького Зямы.
Из беседы Гердта с Рязановым
«Зямочка, скажи мне, пожалуйста, такую вещь. Все ведь думают, что ты — прирожденный интеллигент, элитарная, так сказать, кость, голубая кровь, артист, друг многих известных кумиров нашего века. А никто ведь, по сути дела, и не знает, что ты просто-напросто фэзэушник. Пролетарий. Ты осуществил типичную американскую мечту. Или, если хочешь, советскую. Ты self-made man — человек, который сам себя сделал. Из простых рабочих стал знаменитым артистом. Вот расскажи о семье, о родителях, о том, как все началось…
– Родители… Понимаешь, папа был удивительный человек. Ортодоксальный еврей. Ходил в синагогу и выполнял все обряды…
– А в каком городе это было?
– В Себеже. Это маленький городок на границе России и Латвии.
– А сейчас он где?
– В России. Через 13 километров Зилупе, уже Латвия, потом Резекне…»
О Резекне хочется сказать отдельно. Этот город знаменит хотя бы тем, что в нем родился Юрий Тынянов, замечательный русский писатель, которого читал и почитал Зиновий Ефимович Гердт.
«…В Себеже жили 5000 человек. Эти 5000 разделялись примерно на три равные части и три конфессии. Был замечательный православный храм, на горке. Его потом взорвали. Не немцы.
– Кто бы это?
– Да, кто бы это? Была синагога, такая деревянная, обшарпанная, но синагога.
– А ее не взорвали?
– Нет. Фашисты сожгли. Они сожгли и все еврейское население, которое не успело убежать. Это я знаю…»
По признанию самого Зиновия Ефимовича, он, как и все дети в Себеже, знал три языка, принятых в его местечке: русский, идиш и польский. «Можешь себе представить, я идиш знал, мог написать письмо на идише. Даже стихи какие-то опубликовал в местной газете по поводу коллективизации. Мне было лет тринадцать. Стихи восторженные, конечно…» — говорит Гердт.
Вместе с Татьяной Александровной (жена Гердта. — Ред.) они не раз ездили в Себеж. «Жизнь прожил, а красоты такой больше нигде не встречал…» — задумчиво произнес Зиновий Ефимович.
Гердт. Нет такой фамилии среди «знаменитых евреев». Решив стать актером, Зиновий Ефимович взял родовую (девичью фамилию матери), и судьбе было угодно, чтобы под ней он вошел в историю искусства и не только искусства.
Из воспоминаний Владимира Викторовича Скворцова, племянника Зиновия Гердта: «Вспоминая о своих родителях, дядя Зяма впоследствии никогда не называл их имен. Сейчас я, наверно, единственный, кто близко знал и хорошо помнит его маму, мою бабушку Рахиль Исааковну, урожденную Секун. А его папе, местечковому кооператору, довелось стать последним в роду, кто совершал свои конфессиональные ритуалы. Да еще как истово и строго! Звали деда Эфроим Яковлевич. Так что у нашего артиста все три составляющие имени не были подлинными…
Мама рассказывала, да и я сам наблюдал, как крепкие выражения в семье ее родителей, употребляясь всуе, легко забывались. Моя бабушка в сердцах по какому-то поводу отреагировала на выходки сыночка Залмана: «Иди ты к чертовой матери!» В ответ Зяма, тогда еще мальчик, подошел к ней и стал ластиться: «Ты же меня чертом называла».
Скворцов пишет: «Слышал от мамы, что бабушка З.Е. Гердта со стороны его мамы жила в деревне на границе с Латвией». Рахиль Исааковна, мама Зиновия, любила не только русский язык, но и русскую культуру. Она знала наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Никитина. А еще любила стихотворение Надсона «Я рос тебе чужим…»
Казалось бы, не должно было это случиться: отец Семена Яковлевича Надсона, мелкий чиновник, еврей по происхождению, родился и вырос в православной семье. Мать — русская женщина, сам же Семен Яковлевич Надсон, выросший в доме дяди по матери, после ранней смерти отца писал в своих заметках: «Когда во мне, ребенке, страдало оскорбленное чувство справедливости, и я, один, беззащитный, в чужой семье, горько и беспомощно плакал, мне говорили: “Опять начинается жидовская комедия”, с нечеловеческой жестокостью оскорбляя во мне память отца…»
Быть может, это и сделало культовым в доме маленького Гердта стихотворение Надсона:
Я рос тебе чужим, отверженный народ,
И не тебе я пел в минуты вдохновенья.
Твоих преданий мир, твоей печали гнет
Мне чужд, как и твои ученья…
Матвей ГЕЙЗЕР, Россия
Отрывки из книги автора о Зиновии Гердте, готовящейся к изданию
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!