Подвижник русского фольклора

В 1856 году, оказавшись в Москве, он знакомится с известным писателем С.Т. Аксаковым, которого задолго до этого «издали и по сочинениям привык уважать и любить от души». Сближается он и с профессором, академиком, «поэтом мысли» С.П. Шевыревым. Огромное и, можно сказать, определяющее влияние оказало на него знакомство с русскими славянофилами: А.С. Хомяковым, И.С. и К.С. Аксаковыми, М.П. Погодиным, О.М. Бодянским и др. Взгляды славянофилов на народ и его песенное творчество, их горячее желание глубоко изучить и сделать общим достоянием отечественный фольклор оказались созвучны чаяниям Шейна, решившего посвятить жизнь русскому народоведению.
Павел Шейн становится непременным участником заседаний Общества истории и древностей российских — первого научного общества для изучения и публикации документов по русской истории. Он также вовлечен в работу Общества любителей российской словесности, целью коего было «способствовать успехам отечественной литературы как главному средству к распространению просвещения».
В 1859 году Павел по предложению своего давнего литературного наставника Ф.Б. Миллера начинает сотрудничать в издаваемом тем журнале «Развлечение», где под псевдонимами П.Ш., Наум Словолюб и NN в разделе «Библиографические известия» публикует свои мелкие рецензии и аннотации на выходящие книги. При этом видит главную задачу своего участия в журнале как борьбу за сохранение чистоты русского языка от нелепых потуг «гнуть его как попало на тот иностранный лад, который временно у нас преобладает». Он выбирает для отзыва книги о народе и написанные в народном духе: «Очерки Печерского Края» (1859), «А.В. Кольцов, его жизнь и сочинения» Н.А. Добролюбова (1859).
Шейн хочет в духе времени идти в народ и просвещать его. Ненадолго он становится преподавателем одной из московских воскресных школ, в 1861 году по приглашению Л.Н. Толстого учительствует в яснополянской школе, затем делается учителем и штатным смотрителем училищ в Туле и Епифани. И всюду он, насколько возможно, собирает произведения фольклора, привлекая к этому и своих учеников, и коллег-учителей, и просто случайных знакомых. За время своего учительства в переездах из губернии в губернию он собрал множество народных произведений. Поразительно, что труд этот совершался калекой, которому передвижение и писание давались ценой физических страданий (он не мог даже одеться без посторонней помощи, а влезать в экипаж и слезать с него стоило ему настоящих мучений). Он еле-еле передвигался на костылях, пальцы были сведены от ревматизма, записывал с трудом и при этом обнаруживал самую завидную энергию.
В 1868–1870 годах в «Чтениях Общества истории и древностей российских» выходят собранные Шейном песни детские, хороводные, плясовые, скоморошные, беседные, голосовые или протяжные, шутливые, забавные и сатирические, обрядные, свадебные и похоронные причитания и др. Как отмечали исследователи, «искусным подбором песен Шейну удалось воспроизвести типические черты русского национального характера». Интересно, что одна песня из этого сборника — «Спится мне, младешенькой» — была включена Н.А. Некрасовым в поэму «Кому на Руси жить хорошо».
Павел Васильевич вознамерился собирать и белорусский фольклор. Разработал специальную памятку для записи песен, которую назвал «Просьба». По существу, это первая фольклористическая инструкция в России! Шейн настаивает здесь на необходимости точного сохранения говора, обозначения, к какому роду относится песня, как и от кого, когда и где записана, — словом, излагает те требования, которые станут впоследствии общеобязательными для каждого собирателя. Особенно важно впервые установленное им правило повторять записанные песни с пения и говора «во всех его мельчайших оттенках».
Переезжая из города в город, передвигаясь на костылях по непролазным сельским дорогам, останавливаясь в селах и деревнях, он по утвержденной методике точно записывал тексты песен и легенд, фиксировал особенности местного говора. Павел Васильевич обладал замечательным даром общения, и крестьяне проникались симпатией и сочувствием к барину-инвалиду.
Сборник «Белорусские народные песни с относящимися к ним обрядами, обычаями, суевериями, с приложением словаря и грамматических примечаний» увидел свет в 1874 году в «Записках Географического общества». 1006 произведений фольклора размещены, как обычно у Шейна, по «календарно-биографическому» принципу. Такая система помогала раскрыть «общую картину» бытовой жизни белорусского крестьянина, «круготочение» которой составитель попытался проследить на песнях лирико-обрядовых — от колыбельных до похоронных. Наш герой впервые дал в руки исследователю множество белорусских песен — крестинных, колыбельных, детских и особенно трудовых (толочанских и жнивных). Он снабдил сборник и толковым научным аппаратом, что усиливало его достоинства. По свидетельству академика Е.Ф. Карского, «Белорусские народные песни» превзошли своими качествами все, что было создано до этого в белорусской этнографии на русском и польском языках. Академия наук присудила за нее Уваровскую премию.
Одновременно Шейн продолжает преподавательскую деятельность. В 1873 году переезжает в город Шую и преподает немецкий язык в городской прогимназии, затем работает учителем русского языка и словесности в реальных училищах Зарайска (1874 — май 1875) и Калуги (1876–1881).
Интерес Павла Васильевича к белорусской культуре только усиливается, и Отделение русского языка и словесности Академии наук, уже достаточно оценившее его энергию и трудоспособность, в 1877 году командирует его в Северо-Западный край, ассигновав на это 600 рублей. Собиратель находился там более пяти месяцев. Он объехал пять уездов, сделал более 3000 записей с подробными описаниями обрядов, обычаев, внешнего быта и самих произведений народного творчества.
Доверительная, с оттенком лукавинки, манера общения Шейна с крестьянами нам доподлинно известна. Он был замечательным психологом: всем своим обликом, голосом, жестом, умением вести разговор вызывал предельную открытость и непринужденность собеседника. Можно назвать его беседу с крестьянами эстетической провокацией собирателя, поскольку беседа эта побуждала их к творчеству — активизировала память, заставляла говорить, скандировать, петь. При этом Павел Васильевич сам был знатным певцом и особенно хорошо исполнял белорусскую песню «Научить тебя, Ванюша, ко мне не ходить». В.Ф. Миллер о командировке Шейна в Белоруссию писал: «Едва ли можно себе представить, что где-либо научные экспедиции совершались так дешево и приносили такие капитальные результаты».
Результаты были и впрямь впечатляющими. В 1887–1902 годах Академия наук издает капитальный четырехтомный труд Шейна «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края». Нелишне отметить, что при анализе этих произведений Шейн использует свои знания еврейской традиции и культуры. Так, комментируя белорусскую байку «Пошел козел за орехами» и говоря о бытовании ее сюжета в славянском и германском фольклоре, он возводит ее к преданиям Агады. Он демонстрирует эрудицию не только в древнееврейской книжности, но и в иудаике на немецком языке.
С 1881 года Шейн решает полностью сосредоточиться на научной и собирательской деятельности, выходит в отставку, переезжает в Петербург и живет на учительскую пенсию — 61 рубль. Столь микроскопической суммы было недостаточно даже для такого аскетически-скромного труженика, тем более что этнографическая работа требовала немалых расходов. Коллеги и друзья Павла Васильевича понимали, что такое служение науке нуждается в государственной поддержке, и хлопотали об увеличении ему денежного довольствия. Однако бесконечные бюрократические проволочки все затягивали дело, и только в 1891 году, то есть в возрасте 65 лет, Шейн стал получать вдвое большую пенсию — 122 руб. 50 коп.
Называя себя «чернорабочим в науке», Павел Васильевич с 1876 по 1900 годы публиковал свои научные изыскания на страницах редактируемого В.Ф. Миллером «Этнографического обозрения», в других периодических изданиях. Участвовал также в составлении академического словаря русского литературного языка, который пополнял народной фразеологией.
Под старость в одинокую жизнь Павла Васильевича был внесен проблеск радости и семейного уюта. «Улыбкою прощальной» ему блеснула любовь, и ею стала обыкновенная женщина, петербургская белошвейка Прасковья Антиповна Виноградова, младше его на целых 30 лет. Натура сострадательная, отзывчивая, она всем сердцем прикипела к мужу-инвалиду, полюбив его просто таким, как он есть. Воодушевление и бодрость духа Шейна в ее присутствии современник живописует в самых восторженных тонах: «Большая подвижность, несмотря на калечество, выразительная игра лица, совершенно молодые, блестящие глаза, крупная и характерная голова с густыми белыми кудрями, живость и остроумие разговора и горячий живой интерес ко всему…Он так легко побеждал силой духа все свои немощи и убожество, и вы невольно забывали о них». Прасковья Антиповна, которую он называл полушутливо «моя сестра милосердия», словно оправдывая это прозвание, не уставала дарить ему свою широту сердца, щедрость души — она стала рачительной, домовитой хозяйкой, помогала ему во всем. Не беда, что читала с трудом, ибо с грамотой не дружила, но корректуры в типографию носить могла и носила, и все желания его угадывала; не успеет сказать — а уже все готово. Вдобавок, как в том анекдоте, еще немного шила (ведь белошвейкой была), пополняя семейную казну. И вот на седьмом десятке Шейн становится отцом — у него рождается дочь. Радости его не было предела.
Последний и главный труд Шейна — «Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п.» (1898–1900). Это такая махина, для которой, по словам собирателя, «действительно нужно было иметь “силушку звериную”, “потяги держать да лошадиные”, как поет народ про свою жизнь и работу». Он трудился жадно и вдохновенно. Казалось, долгожданное семейное счастье достигнуто, стало надежным, стойким и помогало напряженной работе. Однако все оборвалось в одночасье. «Моя бедная, трудолюбивейшая и добрейшая жена, — пишет Шейн В.Ф. Миллеру 8 февраля 1896 года, — заболела такой болезнью, которой помочь без операции невозможно… Я решительно в отчаянии, как мне с дочуркой прожить на свете… Ведь ни я, ни дочурка не можем ни шагу сделать без мамули нашей: она нас и одевает, и раздевает, и кормит, и лечит; одним словом, она все в нашей ежедневной жизни... Уповаю на милосердие Б-га, что сподобит передать ему дух мой на руках моей милой, дорогой жены и не попустит смерти подкосить мою жизнь в одиночестве, нежели окончу свой небесполезный для моих соотечественников труд».
Организм Прасковьи Антиповны оказался пораженным раковыми метастазами. Ее перевезли из больницы домой, и Павел Васильевич долгие месяцы сидел у одра страдалицы-жены. В феврале 1897 года Прасковья Антиповна отмучилась и покинула сей мир. «Какой тяжелый, сокрушительный удар нанесла мне судьба этой утратой, в особенности в мои годы! — воскликнул Павел Васильевич. — Страшно мне будет довлачить остаток жизни…»
А через год увидел свет первый том его «Великоруcса», в коем Шейн намеревался собрать и объединить все свои многочисленные материалы, как опубликованные, так и хранившиеся в рукописях. Труд сей может быть назван энциклопедией поэтического богатства русского крестьянина. Однако, как верно заметил этнограф А.В. Марков, «Великорусс» стал «лебединой песнью неутомимого собирателя».
Хилый и физически разбитый, Шейн направился лечиться на берег Балтийского моря, где 14 августа 1900 года окончил свой жизненный путь. Он нашел успокоение вдали от России, на немецком кладбище в Риге. Но надгробный памятник Павлу Васильевичу был сооружен на средства и по инициативе российского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, отдавшего дань бескорыстному служению фольклориста науке и русскому народу. И сегодня именем Павла Васильевича Шейна называют в России улицы, почетные студенческие стипендии; сведения о нем вошли во многие биографические словари и энциклопедии, причем не только литературные.
«Своим свыше чем сорокалетним трудом, — резюмирует профессор Б.М. Соколов, — еврей Шейн явил достойный пример служения русскому народу и его самобытной культуре».
Лев БЕРДНИКОВ, США
Печатается в сокращении