Шаровая молния для террористов

– Как вы узнали о трагедии в Энтеббе?
– 27 июня 1976 года террористы захватили пассажирский самолет Air France, выполнявший рейс из Тель-Авива в Париж. Самолет был захвачен во время промежуточной посадки в Афинах и угнан в Энтеббе, Уганда. Двое из угонщиков были членами немецкой левой организации «Баадер-Майнхоф», двое — из «Народного фронта освобождения Палестины». Они потребовали освобождения 53 террористов, сидевших в израильской тюрьме.
На третий день кризиса террористы отделили израильских и еврейских пассажиров от других. Похитители освободили неевреев и отправили их во Францию. В то время, как остальной мир занимался болтовней, но ничего не делал, в обстановке полной секретности Армия обороны Израиля планировала спасательную миссию.
Я был на свадьбе, когда командующий ВВС Израиля генерал-майор Бени Пелед подошел ко мне и начал задавать вопросы о возможностях С-130. Это была странная ситуация — командующий ВВС, генерал-майор, расспрашивает подполковника о самолете. Но С-130 был новым самолетом, а в ВВС командование всегда было сосредоточено на истребителях, а не на транспортных самолетах. Пелед спросил меня, если предстоит лететь в Энтеббе, сколько времени это займет, и какой груз может нести С-130. У меня от этого разговора осталось впечатление, что на повестке дня стоит невозможная при заданных условиях спасательная операция.
– Как началась операция?
– Мы начали наш полет с авиабазы в Шарм-эль-Шейхе на Синае, которая в то время находилась под контролем Израиля. Взлет из Шарма был одним из самых тяжелых не только за всю историю моей летной практики, но и самого этого самолета. Я не имел понятия, что произойдет при взлете и посадке — самолет был перегружен вопреки всем правилам и инструкциям по пилотированию. На борту моего самолета находились бойцы спецназа «Сайерет маткаль» во главе с их командиром подполковником Йонатаном Нетаниягу. Туда же был погружен автомобиль Mercedes, которому предстояло ввести в заблуждение угандийских солдат в аэропорту, так как у Иди Амина, диктатора Уганды, был такой же автомобиль. Кроме того, на борт самолета были загружены автомобили Land Rover, на которых предстояло действовать десантникам.
Я дал команду на взлет, и перегруженный самолет тяжело оторвался от земли в самом конце взлетно-посадочной полосы. Я взял курс на север, но затем развернул на юг, где была наша цель. Перегруженный самолет тяжело поддавался управлению, я держал его буквально «на руках», пока он не набрал скорость. Я просто изо всех сил старался держать самолет под контролем. Знаете, у самолета есть чувства. И все обошлось благополучно.
– Расстояние до Энтеббе составляет более 4000 километров. Как вы преодолели его?
– Мы должны были лететь в непосредственной близости от Саудовской Аравии и Египта, в Суэцком заливе. Мы не боялись нарушать воздушное пространство этих стран — полет проходил по трассе международных авиарейсов. Проблема была в том, что они могли обнаружить нас своими радарами. Поэтому мы летели очень низко — на высоте всего 100 метров над водой, группой в составе четырех самолетов. Основная надежда была на эффект неожиданности: ведь врагу достаточно было одним грузовиком заблокировать взлетно-посадочную полосу, и тогда вся операция закончилась бы катастрофой. Так что сохранение операции в полной тайне было чрезвычайно важным для достижения успеха. В некоторых местах, что особенно опасно, мы летели на высоте 35 футов. Я вспоминаю чтение высотомера. Поверьте, это страшно! В этой ситуации вы не можете лететь в сомкнутом строю. В полете я как командир эскадры не знал, следуют ли за мной самолеты № 2, 3 и 4, потому что мы шли в режиме полного радиомолчания.
В С-130 вы не можете видеть, что происходит позади вас. К счастью, пилоты других самолетов эскадры были опытнейшими летчиками. Поэтому время от времени они выходили из общего строя, чтобы я мог видеть их, а затем возвращались на свое место в составе группы. Так я узнавал, что самолеты продолжают следовать за мной.
– Как вы посадили самолет на взлетно-посадочную полосу в Энтеббе, окруженную вражескими солдатами?
– Больше всего я опасался не ракетного и артиллерийского обстрела с земли. На меня давило чувство ответственности за порученное дело: моя ошибка в качестве пилота перегруженного грузового самолета могла поставить под угрозу успех всей операции. Сколько наших людей погибло бы в Энтеббе, если бы я ошибся! На случай, если что-то пойдет не так, я был готов к худшему. На мне были шлем, бронежилет, у меня был автомат Uzi. Я также получил толстую пачку наличных денег на случай, если буду вынужден сам выбираться из Уганды после катастрофы. К счастью, мне не пришлось воспользоваться этими деньгами. Я вернул их после возвращения в Израиль.
– Что произошло после того, как вы приземлились?
– Я остановился в середине взлетно-посадочной полосы, группа десантников выпрыгнула из боковых дверей и фонариками пометила взлетно-посадочную полосу, так что другие самолеты, следовавшие за мной, смогли совершить посадку. Десантники пошли на штурм диспетчерской башни. Mercedes и Land Rover выехали через заднюю дверь моего самолета, и коммандос атаковали здание терминала, где находились заложники. В это время руководивший штурмом подполковник Йонатан Нетаниягу, командир «Сайерет маткаль», был смертельно ранен огнем угандийских солдат.
– Какими были ваши действия после освобождения заложников?
– У нас была небольшая проблема: нам нужно было топливо, чтобы лететь домой. Мы же летели с билетом в один конец! Мы планировали несколько вариантов дозаправки, и я узнал от командования операцией, что есть возможность дозаправки в Найроби, Кения. Через 50 минут после посадки в Энтеббе я отдал приказ командирам самолетов моей эскадры: «Всем, кто готов, — на взлет!» Я помню, с каким удовольствием я увидел, как самолет № 4 с заложниками на борту вылетел из Энтеббе, — его силуэт растаял в ночной мгле. Именно тогда я понял, что мы победили.
Вот и все. Мы сделали это. Миссия удалась.
– Как вас встретили в Израиле?
– Самолет с заложниками приземлился в аэропорту Бен-Гурион, где они встретились со своими семьями. Остальные три самолета сели на военных аэродромах.
Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин подошел ко мне. Я не снимал форму в течение 24 часов при температуре в самолете более 50 градусов, поэтому был грязный. А тут мне навстречу идет премьер-министр с распростертыми объятиями. Я сказал: «Пожалуйста, не обнимайте меня!» Он обнял и произнес: «Спасибо».
– Вы поддерживаете контакты с другими участниками операции?
– Многие из них сегодня находятся в высших эшелонах власти. Эхуд Барак, министр обороны, был в то время подполковником, как и я. Он входил в группу планирования операции, а я был шеф-пилотом. Тогда мы советовались друг с другом. Шауль Мофаз, недавно назначенный вице-премьером, возглавлял уничтожение истребителей МиГ на земле в аэропорту Энтеббе, чтобы наши спасательные силы смогли беспрепятственно покинуть Уганду. Матан Вильнаи был в кабине вместе со мной. Эфраим Снэ летел на самолете в качестве врача. Дан Шомрон, один из руководителей всей операции, умер несколько лет назад. И конечно, брат Йони, Биньямин Нетаниягу, — премьер-министр. Я впервые встретился с ним в начале 1980-х, когда он был заместителем главы миссии в посольстве Израиля в Вашингтоне, округ Колумбия, США.
– Как сложилась ваша карьера после Энтеббе?
– Я продолжил служить в ВВС — более 30 лет. Налетал 13 тысяч летных часов, в том числе 7 тысяч часов в качестве пилота С-130. На протяжении многих лет командовал тремя эскадрильями и смешанной авиагруппой из четырех эскадрилий и восьми наземных частей. С 1985 по 1988 годы был атташе ВВС в посольстве Израиля в Вашингтоне. Я уволился с действительной военной службы в 1989 году в звании бригадного генерала. В течение 10 лет после этого был в резерве. Сегодня я вице-президент компании Lockheed Martin, ответственный за проекты в Израиле. Когда-то я был новобранцем и не думал о ВВС, ставших делом всей моей жизни, — в юности вы никогда не знаете, как все получится…
Александр ШУЛЬМАН, Израиль
Печатается в сокращении