Здесь нет меня теперь…

 Наталья Лайдинен
 9 ноября 2012
 2726

Когда уходит человек, в сердце остается прореха, которую трудно заполнить. В конце сентября не стало Григория Рыскина, талантливого публициста, писателя, необычного, интересного человека. У него была трудная жизнь: военное детство, бомбежки, эвакуация, гибель отца на фронте. Потом непростой быт впроголодь в густонаселенной ленинградской коммуналке. Но природная любознательность, тяга к учебе и чтению брали свое: Гриша нередко забирался под стол, чтобы создать иллюзию уединения для чтения и занятий. При этом сызмальства умел постоять за себя, частенько показывал боевые шрамы на сбитых костяшках пальцев.

Рыскин окончил школу блестяще, с золотой медалью. Но поступить в авиационный институт не смог: помешала пресловутая пятая графа. Поэтому учился на факультете журналистики и занимался литературным творчеством. Григорий никогда не стыдился своей национальности, простой рабочей семьи, в которой вырос. В дальнейшем он не боялся никаких трудностей, несколько лет преподавал в колонии для малолетних преступников, о чем и написал повесть «Педагогическая комедия». Ученики его обожали — вместо сухих занятий по стандартным учебникам необычный педагог вдохновенно читал наизусть стихи, в том числе запрещенных поэтов, учил понимать и анализировать литературные произведения, буквально заражал всех своей страстью к чтению.
В Ленинграде Рыскин работал на радио, печатался в альманахах и журналах, мечтал выпустить сборник лирических стихотворений. В 1979 году не выдержал удушающей атмосферы и, как и многие другие представители ленинградской творческой интеллигенции, сорвался вслед за Сергеем Довлатовым в США, где продолжал заниматься журналистской работой в газете «Новый американец». Этот бурный и увлекательный период его жизни, который он считал одним из лучших, блестяще описан в повести «Газетчик», где шаржированные персонажи узнаваемы, а бытовые подробности вполне автобиографичны и конкретны.
Рыскин писал порой с едким сарказмом, грубоватым юмором, но старался честно передать личное противоречивое восприятие действительности, которая его окружала. Неоднократно его материалы висели на доске почета в газете, чем Григорий, считая Сергея Довлатова блестящим редактором и критиком, очень гордился. В общении со мной он с грустью вспоминал и рубрику памяти «Ушел в подвал и не вернулся», рассказывавшую о трагических судьбах русских эмигрантов в США. После закрытия «Нового американца» сумерки стали понемногу сгущаться, заниматься творческой деятельностью и общаться со своей аудиторией становилось все сложнее.
Во время нашей последней встречи Григорий Исаакович сетовал, что совершил ошибку, поддавшись массовому стремлению литературной интеллигенции своего времени к эмиграции за океан. То, что тридцать лет назад казалось геройством, рывком к свободе, неожиданно обернулось тупиком и личной душевной драмой. Рыскину довелось поработать в США совсем не по специальности — таксистом, грузчиком, массажистом. Об этом трудном опыте рассказывает его книга «Записки массажиста». В Америку писатель долго вживался, врастал с самого низа, но, несмотря на титанические усилия, так и остался на отшибе спокойной обеспеченной жизни, внутренней удовлетворенности не наступало. В его душе зрел невидимый глубинный надлом.
Григорий неоднократно повторял, что писатель за границей оторван от родного гнезда, лишен вдумчивого внимательного читателя, способного понять и воспринять его произведения. Внутренним адом называл он творческую жизнь Довлатова в эмиграции, предсказуемым — его трагический финал, но все чаще сам ощущал себя в такой же западне. В повести «Ангел смерти» он как будто заглядывает в черную бездну собственного бессознательного, мешая вымысел, реальность и воспоминания.
В жизни Рыскин бывал очень разным: умел по-мужски пошутить, прислать взволнованное послание по почте или пожурить за долгое молчание, мог неожиданно заговорить на идише, в мгновение ока стать серьезным и очень категоричным, если речь шла о том, что его задевало. Но сердце его было добрым и отзывчивым, он часто и очень эмоционально вспоминал сына, внуков, беспокоился о друзьях.
Я дважды гостила в его небольшой гостеприимной квартире в Нью-Джерси. Особенно запомнилась наша прогулка по берегу океана, когда он, увлекшись рассказом о судьбах писателей-эмигрантов, совершенно потерял счет времени. Жена писателя Нина — настоящий ангел-хранитель семьи — создавала атмосферу спокойствия и уюта, чтобы Григорий был здоров, обихожен и имел возможность писать. И он делал это буквально до последних дней: из-под его пера выходили эссе, очерки, переводы, критические миниатюры. Тяжелая напряженная работа спасала от удручающей скучной реальности.
В суждениях Рыскин бывал порой излишне резок, зачастую провоцировал собеседника на спор, но за парадоксальностью его оценок скрывался острый необычный ум и многополярная внутренняя вселенная. Он мог наизусть цитировать произведения Гете и Лукиана, блестяще знал творчество Пушкина, Достоевского, Шолом-Алейхема, всю жизнь глубоко изучал Толстого. Его цепкая память хранила отрывки из произведений друзей-шестидесятников, любимых русских поэтов. Немало времени он посвятил осмыслению еврейской темы у разных авторов, в том числе у Сергея Довлатова.
Большим потрясением для Григория Рыскина стали события 11 сентября 2001 года. Из окна его дома в Нью-Джерси было видно, как на противоположном берегу Гудзона рушатся башни-близнецы. Он сжато и страшно написал об этом в повести «Ксантиппа», а всем гостям обязательно показывал монумент памяти жертвам чудовищного теракта. Он говорил, что для него 11 сентября рухнул старый мир, в котором существовала хотя бы иллюзия безопасности, прямо в душу вновь полыхнуло войной из далекого детства.
А на родине о Рыскине стали понемногу забывать, порой годами в России о нем не вспоминали. Он очень тяжело это переживал, поскольку считал, что писатель немыслим без читателя. Появление нескольких критических обзоров Григория в журнале «Иностранная литература», интервью в «Алефе», публикация эссе в «Новой газете» казались настоящими прорывами к своей аудитории.
Два года назад он по собственной инициативе приехал в Москву на встречу с читателями, посвященную выходу в свет в России его книги «Русский американец». Это выступление до сих пор стоит у меня перед глазами. Послушать Рыскина пришли несколько пожилых женщин, друзья и представители издательства, всего человек десять. Григорий Исаакович, забыв про микрофон, почти два часа вдохновенно рассказывал о глубиннейших темах, изливал душу, и численность аудитории не имела для него никакого значения. Он словно торопился успеть поделиться, выговориться перед людьми в России — именно этой возможности он был лишен в последние десятилетия.
Для писателя самое главное — чтобы жили его книги. Григорий Рыскин часто говорил, что его мечта — донести свои творения до читателей. Давайте помнить наших ушедших литераторов, возвращаясь к их произведениям, задумываясь над уроками судеб, которые порой обрываются так неожиданно…
Наталья ЛАЙДИНЕН, Россия



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции