Иосиф Кобзон. Настоящий мужчина

 Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия
 7 февраля 2013
 4293

Не так давно ему исполнилось 75. Но при чем тут возраст, когда речь идет о Кобзоне? Он же вечный. Лет 20 уж как не меняется, голос по-прежнему могуч — назло недругам и недугам. Сильный человек, глыба. Но даже таким, как оказалось, свойственны слабости. Легендарный певец откровенно рассказал о прощании со сценой, о борьбе со страшной болезнью и о собственных ошибках…  

Два анекдота в тему
– Иосиф Давыдович, есть анекдот: Кобзон прощается-прощается, но не уходит. Так неужели вы уходите?
– Вы знаете, кто-то считает мое заявление на 60-летии кокетством, даже пиаром. Это не так. Действительно, тогда такое желание у меня было — закончить концертно-гастрольную деятельность. А потом получилось так: один композитор звонит: «Споешь пару песен в моем концерте?» – «Конечно, спою». Другой: «Иосиф Давыдович, выступишь на моем бенефисе?» И я понял, что не могу без этой «наркоты» существовать. Я и сейчас ни с кем не прощаюсь — это журналисты называют мой нынешний тур прощальным, я его называю юбилейным. Но чтобы вы не засмеялись и не подумали: опять он нас дурачит, скажу: на самом-то деле я действительно хочу этим годом закончить свою исполнительскую деятельность. По многим причинам. Во-первых, честно говоря, силы не те, а я люблю в полную силу выступать. Во-вторых, возраст. Мне так не хочется, чтобы в зале, даже если буду звучать хорошо, кто-то сказал: ну неудобно уже, такой старый — чего он выходит на сцену? Лучше пусть останется несколько человек, которые скажут: как жаль, что он не выходит больше на сцену.
– Расскажу вам анекдот. «Песня «Русское поле». Слова Инны Гофф, музыка Яна Френкеля. Исполняет Иосиф Кобзон».
– Да, это смешно, во-первых. Во-вторых, конечно, эту шутку придумал антисемит, вопросов у меня никаких нет. Когда слышу: опять эти кобзоны, опять эти френкели, я всегда говорю: вы научитесь петь, как кобзоны поют, музыку научитесь писать, как френкели пишут. Это прежде всего. И второе: вы научитесь любить так Россию, как любят ее френкели и кобзоны... Нет, меня это не обижает — это зависть. «Есть одно сужденье очень спорное, что бывает зависть только черная. Что бывает зависть только злобная, горькая, как путь на место лобное. Разве не бывает зависть белая? Зависть к прямоте, что рядом с бедами… И, наверно, крылья кто-то выдумал, потому что птицам позавидовал. Будь со мною зависть только белая. К тем, кто не для славы дело делает. Кто открыл дорогу к звездным россыпям. Кто последним шагом стал Матросовым...» Это Кима Рыжова стихи. Зависть — такая сволочная штука. Две вещи я ненавижу в жизни: зависть и предательство. И я горжусь тем, что никогда в угоду конъюнктуре не менял ни свое имя — не самое эстрадное и звучное, ни свою фамилию.
– Тяжело было стать Иосифом Кобзоном?
– Тяжело. Но я стал. Потому что хотел. Слава Б-гу, у меня такой характер принципиальный. Более того: еврей, с Украины приехавший, ни одного человека в Москве не знавший, я стал народным артистом Советского Союза. Седьмым по счету за всю историю…
– Несмотря на знаменитые слова председателя Гостелерадио Лапина: чтобы больше этих кобзонов у меня не было?
– Несмотря ни на что. И я горжусь, что признан не только народом и публикой. Я признан еще и властью. Власть прекрасно понимает, что я честно отношусь к народу: я пою о своей стране, о подвиге народа...
– Вот поэтому еще многие ваши коллеги, подобно Станиславскому, не верят. Мол, как это: Кобзон не будет петь? Да он просто не сможет не петь.
– Ну почему — буду петь в компании друзей (улыбается). Если они захотят... Ну смотрите: Алла Борисовна никогда не предполагала, когда закончит петь. А потом вдруг наступила себе на горло и сказала: хватит, не хочу больше, не могу, просто устала.
Я с удовольствием слушаю ее записи. Более того — я сказал ей однажды: Алла, ну ты хоть изредка, хоть под фонограмму, но появись, народ-то тебя по-прежнему любит. Но она ответила: нет. И подала пример. Которому я конечно же последую.
– Как же представляете свою дальнейшую жизнь?
– Ой, ну только не пенсионной! У меня остается очень активная депутатская работа, я член общественного совета Министерства культуры и различных попечительских советов. В конце концов, у меня большая семья. Жена всегда упрекала меня, что я мало внимания уделял детям. И я не хочу, чтобы она повторила те же слова в отношении внуков. А потом, когда разговор касается пенсионного периода, я всегда вспоминаю слова Юрия Григоровича, который, имея в виду себя, сказал, что такие люди на пенсию не выходят, они просто, как деревья, падают. Вот и думаю: дай Б-г, чтобы я не ушел ни на какой заслуженный отдых, чтобы просто на ходу упал...

«Неля орала: «Он не может, не должен умереть!»
– Несколько месяцев назад на НТВ был фильм о вас, и он оставил не самый приятный осадок. Было такое ощущение, будто вы прощаетесь. Не со сценой даже — с жизнью. Многие подумали: значит, дела совсем плохи...
– Вы не первый мне об этом говорите... Знаете, я хотел тем людям, которые попали в беду, просто сказать, что не надо бояться смерти — надо бороться за жизнь, это самое главное. Потому что все эти разговоры о потустороннем мире, о реинкарнации и прочее — все только разговоры, никто никогда их не подтвердит. А вот жизнь — она прекрасна во всех своих проявлениях. Даже в грустных... В самом уходе ничего страшного нет, мы все мигранты на этой земле: приходим, уходим. Но хочется попозже, хочется еще пожить — много интересного. Мне сегодня очень интересно жить. У меня для этого есть все: общественная востребованность, любимая жена, дети, внуки. У меня все дни расписаны по минутам, я все время занят, занят, занят. Меня спрашивают: а свободное время бывает? Бывает. Но оно для меня самое мучительное.
– Некуда себя девать?
– Да. В эти моменты жена смотрит на меня: «Ну что, придумал что-нибудь себе на вечер?» Говорю: «Нет, куколка, пока не придумал». Она: «Ну, думай, думай, все равно же будешь сходить с ума». Вот схожу с ума! Особенно, знаете, за границей на отдыхе. Мы ездим чаще всего в Испанию, там включаю русский канал, смотрю: мои коллеги выступают, жизнь бурлит. И мысли в голове: а ты сидишь тут, никому не нужный. И никто вообще не кричит: «Караул, Кобзона нету!» Все нормально, жизнь продолжается. Только без тебя. Наверное, она так и будет продолжаться, когда ты уйдешь из нее. Поэтому так хочется зацепиться, удержаться, пожить еще немного.
– Ваша борьба с недугом длится уже много лет. Не устали?
– Нет, не устал — я хочу и буду бороться... Да, были тяжелейшие операции, 15 дней я провел в коме, никто не верил, что выживу, у меня было критическое состояние, полный сепсис крови. Врачи выходили из реанимации, разводили руками и говорили рыдающей Неле: «Крепитесь, ничем помочь не можем...» Она на них орала: «Вернитесь немедленно! Вы должны что-то сделать! Он не может, он не должен умереть!»... После сепсиса выживают максимум 15 процентов, но я выжил. И меня не раз спрашивали: когда пришел в сознание, не было мысли: Господи, как я устал, как мне все надоело, скорей бы уйти из этой жизни? Никогда таких мыслей у меня не было. Я, когда пришел в себя, думал только об одном: буду я петь когда-нибудь или нет? Вот эти мысли меня не покидали и после первой операции, и после второй, и после третьей. Все время в голове крутилось: Господи, помоги мне — как я хочу хотя бы раз еще выйти на сцену и спеть!.. Поэтому сейчас каждые три недели в клинике на Каширском шоссе я прохожу сеансы химии. И раз в три месяца — ПЭТ (позитронно-эмиссионная томография. — Ред.) — тотальное обследование, которое, если вдруг, не дай Б-г, где-то возникает метастаз, это немедленно показывает. Также я ездил в Англию (потому что у нас нет еще этой аппаратуры, которая называется кибернож) на лучевую терапию. Ну и таблетки каждый день. Я не стесняюсь об этом говорить. Но показывать свое состояние, не самое могучее, не собираюсь никому.

«Зря обидел Михалкова, Жванецкого  и Пугачеву»
– Эльдар Рязанов говорит, что почувствовал свой возраст, когда стало сложно завязывать шнурки. А вы?
– По-разному говорят: когда носки надевать тяжело, по лестнице подниматься. Когда становишься на колени или на колено перед женщиной. То есть встать легко — подняться сложно. Конечно, ощущаю, ну что говорить — металл устает: физическая усталость металла — я сопромат изучал, знаю, что это такое. И глупые те люди, которые говорят, что в каждом возрасте есть своя прелесть. Ерунда! Никакой прелести в старости нет.
– А характер у вас с годами изменился? Мягче не стали, сентиментальнее?
– Нет. Вот по характеру свой возраст я не ощущаю. Каким был — вспыльчивым и даже иной раз агрессивным, таким и остался. Иной раз, мне кажется, готов и в драку вступить, забывая о том, что уже в том возрасте, когда пора остепениться. Честно, без кокетства: если бы не внешний вид, то я бы ощущал себя лет на 50–60.
– Насчет «драки». Лет шесть назад у вас вышла книжка «Как перед Б-гом», в которой вы весьма нелестно высказались в адрес Михалкова, Пугачевой и Жванецкого. Сначала вы защищали свои тезисы — привыкли же отвечать за слова. Но впоследствии все-таки пожаловались на автора книжки – он вас то ли подставил, то ли ввел в заблуждение...
– Я пожаловался на автора за то, что он не дал мне прочитать сверстанную книгу. Это неделикатно, мягко выражаясь. Я с ним просто разговаривал — он ездил со мной по концертам, задавал вопросы. Я ни одним словом не соврал и сейчас готов повторить все, что тогда наговорил ему. Но! По прошествии времени я кое-что понял. Все-таки люди ранимые и в возрасте уже. Не надо было обижать. Жена мне говорила: «Ну что ты натворил с этой книгой идиотской? Зачем это сделал? Вот смотри: вы постоянно встречаетесь в обществе. Встречаетесь — и воротите физиономии друг от друга. Нехорошо это, некрасиво...» Я говорю: «Куколка, что ты от меня хочешь?» – «Извинись перед ними». – «Нет проблем». Я подошел к Михал Михалычу, сказал: «Миш, извини меня, пожалуйста, если я тебя обидел». Он пустил слезу, мы с ним обнялись, все — с тех пор общаемся. То же самое произошло с Аллой Борисовной. Я сказал: «Алла, хватит дуться…» Но все равно я был прав — мне так хотелось, чтобы Алла не тратила время попусту, а подарила нам еще много-много песен. И что касается Никиты Сергеевича — тоже был прав, не соврал... И все-таки не нужно было так, у меня ведь совсем другое отношение к артистам. Не приведи Господь, если понадобится моя помощь и Михалкову, и Жванецкому, и Пугачевой — да я в огонь и в воду пойду за них!.. Ведь можно было облечь мои слова в деликатную форму, а автор не дал мне такой возможности. И в итоге с Михалковым мы здороваемся, когда встречаемся, но общения никакого нет... Хотя недавно у меня была необходимость обратиться к Никите Сергеевичу — я ему позвонил, и он очень дружелюбно переговорил со мной. То есть такой уж вражды между нами нет. Но, скажем, на фестивали, несмотря на то, что я был председателем комитета по культуре Госдумы, он меня не приглашает. Ничего страшного — будет желание, я и так приду, вопрос не в этом. А в том, что червоточина у всех осталась. И у меня...

«Я не дружил с профессиями, а дружил с людьми»
– Годы вас не меняют, не стесняетесь в выражениях. Вот и последнее: что Михайлов и Ваенга — позор нашей эстрады.
– Это вранье чистой воды. Я уже давал опровержение, и вам могу сказать, что всегда уважительно относился и к Леночке Ваенге, и к Стасу Михайлову. Считаю, что артист, который пользуется такой популярностью и любовью, как Михайлов или Ваенга, не заслуживают критики от коллег — пускай этим публика занимается. Если артист говорит, что Ваенга и Михайлов — позор нашей эстрады, первая мысль: а, позавидовал их популярности, их гонорарам. А я ничему никогда не завидовал: во все времена были артисты популярнее Кобзона, только радовался этому. Уж такая популярность, какая была у Муслима Магомаева, не снилась никому. Я желаю и Стасу и Лене успехов.
– Но вот другие две фамилии: Калманович и Квантришвили. Про обоих говаривали всякое, обоих уже нет на этом свете. И тот и другой бросают некую тень на вашу репутацию. Скажите, у вас был соблазн откреститься от близкой дружбы с ними?
– Не было. Однажды у меня собрались Павел Грачев (тогда он был министром обороны), директор Госиздата Борис Пастухов, Руслан Аушев — Герой Советского Союза, Отари Квантришвили. Мы сидели у меня дома, извините за подробность, выпивали. И сынок мой меня спросил: «Пап, ну как понимать, что у тебя за одним столом министр обороны, директор Госиздата, Герой Советского Союза — и Отари Квантришвили, о котором говорят какие-то сомнительные вещи?» Я ему сказал: «Сынок, я никогда не дружил с профессиями, я дружил с людьми». С Грачевым и Аушевым я познакомился в Афганистане, с Пастуховым нас свел комсомол. С Отари Квантришвили меня связала совместная работа по Благотворительному фонду имени Льва Яшина, который мы с ним создали. У Отари было четверо детей: два сына и две дочери, Лисо — очаровательная супруга. Я любил его семью, дружил с ним. И не стесняюсь этой дружбы. А все эти глупые журналистские вымыслы и разговоры: криминал, криминал… Если человек совершил какое-то преступление — судите его. А если нет — не оскорбляйте чести и достоинства. Я так считал и так ответил сыну. Или, например, я много лет дружу с Алимджаном Тахтахуновым. Мне говорят: ну вот, знаете, вас и в Америку не пускают, потому что — Тахтахунов, Квантришвили. Отвечаю: ну и что, Господи — я ни о чем не жалею! Мы с Аликом дружим уже около тридцати лет. И у меня никогда не было мысли отречься от дружбы с ним. Репутация, вы говорите? Да не надо — репутацию себе я создаю сам. Люди должны судить по моим поступкам. Да, я не отвернулся от Отарика, от Алика. От Лужкова, когда от него отвернулись все. Я не отворачиваюсь от тех людей, с которыми меня свела жизнь.

«Жена называет  меня Пупсик»
– Вы сказали, что называете жену Куколкой. А она вас?
– Пупсик. Вот смешно — 75-летнего мужика, народного артиста, называть Пупсиком. Но она так называет.
– Больше сорока лет вы вместе, до сих пор очень нежные отношения. Но некоторые ваши коллеги считают, что тем самым вы как бы возвращаете ей долги за предыдущие годы.
– Неправда. Никаких долгов... Вы знаете, у меня такие отношения с Нелей, будто мы только начали нашу семейную жизнь. И мы физически вросли друг в друга. Я не могу существовать без Нели. Когда она уезжает — скажем, к дочери в Лондон, — для меня это просто муки адовы, у меня все с ней связано… Могу сказать, что когда на Арбате в китайской клинике эскулапы поставили мне диагноз — рак, я испугался не смерти, а другого: как мне сообщить Неле? Помню, пришел домой, все прятался по углам. Она спрашивает: «Чего с тобой?» «Да ничего», — отвечаю. «Как ничего? Я же вижу: с тобой что-то происходит». Я говорю: «Нель… у меня рак». Она посмотрела на меня: «Так, ну и что?» — будто я сказал: у меня насморк. «Ну и что — будем лечиться, завтра поедем сдавать анализы. Ничего страшного — это сейчас лечится».
– Мудрая женщина, конечно.
– Поэтому — какие долги? Я всю жизнь в долгу перед ней. За все. Иной раз в отчаянии доходил до того, что брался за стакан. Но тут же возникала Неля, и все прекращалось. Может быть, я спился бы без нее, может быть, без Нели я давным-давно ушел бы в мир иной. Я не знаю, что было бы со мной, но Неля мне нужна как воздух, в ней вся жизнь моя.
– У вас двое детей и теперь уже семеро внуков. Долгое время рождались одни девочки и, наконец, два мальчика. Признайтесь, ждали?
– Да они все — моя гордость, мое богатство. И у меня очень талантливые внуки. Скажем, Мишелька, дочь Наташи, в лучшей школе Лондона является лучшей ученицей — недавно ей вручили кубок. А две девочки Андрея — Полина и Анита, они в Москве живут — лучшие ученицы в своей школе. Знаете, все они чудные, и, конечно же общение с внуками — самое дорогое для меня. С детьми ведь уже не насюсюкаешься, не будешь говорить: Андрюшенька, сю-сю-сю. А вот с Мишкой, внуком, можно. «Мишутка, иди сюда». Он говорит: «Я не Мишутка». — «А кто ты?» — «Я воин!» — «А, извини, воин, можно тебя на минутку?»
– Наверное, мечтаете погулять на его свадьбе?
– Ну-у!.. Конечно, хотелось бы. Сразу вспоминаю: когда Алла Борисовна была на моей серебряной свадьбе, она тогда только-только вышла замуж за Филиппа. Говорит: «Иосиф Давыдович, вот я сейчас вычисляю, сколько же мне будет лет, когда у нас с Филей будет серебряная свадьба». А теперь я вычисляю, сколько мне будет, если Мишке пять, а мне 75. Если даже в 20 он женится, мне будет 90, при моем диагнозе столько не живут. Но я постараюсь…
Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия



Комментарии:

  • 12 августа 2016

    бебут

    ведь вправду настоящий.


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции