Двойной портрет на фоне лирики и драмы

«Миллион песен, можете так и написать…»

Когда с советской эстрады прозвучала песня «Черный кот», ее восприняли с восторгом, но критики встретили в штыки, усмотрев в ней символ гонения на евреев в России. Любопытная история случилась и с песней «Текстильный городок». Михаил Танич, услышав, как ее поет продавщица из ларька, не удержался и сказал, что он — автор слов. А она, не поверив, ответила: «Мордой не вышел!»

Внук набожного еврея-ортодокса и сын ответственного работника, Михаил Танич родился 15 сентября 1923 года в Таганроге. Его отец Исай (Исаак) Танхилевич в годы Большого террора был расстрелян. Мать также репрессировали, и 14-летний сын врагов народа поселился у родни в Ростове-на-Дону. 

С детства Миша писал стихи и любил футбол. Аттестат зрелости он получил 22 июня 1941 года и вскоре был призван в армию. Обучился на артиллериста, воевал с июня 1944-го и, отличившись в боях, прошел путь от Белоруссии до Эльбы. Был тяжело ранен, но выжил, получил боевые награды и вскоре после Победы влюбился в молодую немку.

А потом началась мирная жизнь, полная надежд и планов, учеба в Ростовском инженерно-строительном институте. Однако окончить его Михаил не успел — в 1947 году его арестовали «за антисоветскую агитацию». «Я имел глупость где-то брякнуть, что немецкий радиоприемник «Телефункен» лучше наших», — вспоминал Танич. Шесть лет он «мотал свой лесоповальный срок» в Соликамске.

После амнистии 1953 года была ссылка в места весьма отдаленные: «Ну что тебе сказать про Сахалин?..» Михаил быстро развелся с женой Ириной, которая его не дождалась, и стал публиковать свои стихи в местной прессе под фамилией Танич. А однажды на вечеринке он встретил свою судьбу — юная поэтесса Лидия Козлова пела под гитару песни на его стихи, не зная, что автор находится рядом.

Жизнь налаживалась: реабилитация, переезд в Москву, работа на радио и в прессе, первый сборник стихов в 1959 году, и — началось… Поэт пишет стихи на музыку многих знаменитых композиторов, в их числе Ян Френкель, Владимир Шаинский, Аркадий Островский, Оскар Фельцман, Юрий Саульский. Его песни исполняют Клавдия Шульженко, Алла Пугачева, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Эдита Пьеха, Эдуард Хиль, Алена Апина, Лариса Долина — всех не перечислишь. 

Песни Танича запела вся страна — 170-миллионный хор! Посыпались премии, почетные звания и, наконец, членство в Союзе писателей. Михаил Исаевич считал себя баловнем судьбы и смотрел в будущее с оптимизмом. «Я пишу негромкие песни, не о главном, но с моей интонацией… А зачем писать о забастовках? Только о любви». 

Его стихи звучат по радио в каждом доме, школьницы переписывают их в тетрадки, а солдаты маршируют с ними по мостовой. С песней «Робот» дебютирует юная Алла Пугачева, молодежь влюбляется и женится под песню «На тебе сошелся клином белый свет», а «Погода в доме» нацеливает на семейный лад.

Дом Таничей всегда полон гостей, Михаил Исаевич остер на язык, но удивительно чуток и отзывчив. Страстный футболист, он считал себя толстяком, плохо одетым из-за проблем со вкусом и недостаточно образованным. Но выручает находчивость: «Схожу за умника». Окруженный поклонницами, он говорил: «Я просто люблю женщин. Но всех красивее моя жена Лида». Жену и двух дочек он обожал.

В 80-х годах Танич писал стихи на музыку корифеев: Давида Тухманова и Раймонда Паулса. Но главным его проектом стала группа «Лесоповал» — шесть лет лагерей породили огромный цикл песен о воле-неволе, их более трехсот. «Блатняк!» — говорили о «Лесоповале», а поэт парировал: «Сегодняшние бандиты любят наши песни, как любят наши песни милиция и прокуроры».

Автор почти двадцати сборников в 2000 году выпустил книгу мемуаров «Играла музыка в саду». Он диктовал ее в больнице, находясь под капельницей. Поэт-песенник скончался 17 апреля 2008 года и похоронен на Ваганьковском кладбище.

«Еврейское местечко с синагогой / И с ворохом гешефтов и забот. / Рожденный под звездой его убогой / Я в нем не жил, оно во мне живет...»

Танич написал эту песню на закате жизни и сам ее пел. На концерте его памяти песню исполнил Иосиф Кобзон.

 

«Вернется когда-нибудь в бронзе из Бронкса…»

«И даже крадучись по краю, / В невозвращенца, в беглеца / И в эмиграцию играю. / И доиграю до конца». 

Так писал в начале XXI века обитатель Манхэттена, «русский джентльмен» Александр Межиров. «Кирзятник», как позже окрестили поколение фронтовых поэтов, писавших окопную правду взамен патриотического гламура. Награжденный орденами и медалями, лауреат многих советских премий, поэт волею судеб на склоне лет оказался в США.

Александр Петрович Межиров родился 26 сентября 1923 года в Чернигове, в интеллигентной еврейской семье, детство провел в Замоскворечье. Баловень родителей, он ушел на войну в 41-м со школьной скамьи. Воевал на Западном фронте, участвовал в обороне Ленинграда, замерзал в Синявинских болотах. Тяжело раненный, чудом избежавший ампутации ноги, Межиров всерьез начал писать стихи в госпитале.

Лирик по своей природе, он, тем не менее, стал знаменит двумя стихотворениями о войне — молодым, лозунговым «Коммунисты, вперед!» и кровавым, выстраданным «Мы под Колпином скопом стоим, артиллерия бьет по своим». Война была для Межирова вечным проклятием шовинизму, и, возможно, поэтому он стал одним из самых знаменитых переводчиков нерусской советской поэзии — его благодарно любили в Грузии, Литве, Украине.

После войны Межиров учился в Литинституте имени Горького, вел поэтический семинар, потом профессорствовал. Он был предельно искренним в поэзии и в жизни и… любил цирк. Его «Баллада о цирке» — гимн свободы в несвободной стране: «Чтобы вновь над культом силы в клоунаде хохотать...»

Поэт был с детства азартный игрок — по его словам, в бильярд заработал больше, чем стихами. От гонораров и всяческих фондов не зависел, а бескорыстие было важной его чертой как в поэзии, так и в жизни. Что-то было в нем из XIX века, подкупало изящество его отношения к даме, а в глазах — и беззащитность, и возвышенность.

Александр Петрович заикался, но — поразительная вещь — как только он начинал читать стихи, заикание как рукой снимало. В его стихах было что-то от молитвы или от исповеди. В зале плакали, а напряженная тишина взрывалась овацией. Он оказал влияние на молодых поэтов-бунтарей 1960-х, ценил Владимира Высоцкого и пытался ему помочь пробиться в печать. Евгений Евтушенко считает Межирова своим Учителем.

Однако в 1992 году живой классик был вынужден эмигрировать в Америку — как пишут, «от трупа распавшейся империи». У него был широкий круг общения, любимые книги, рядом была семья. Но поэт продолжал писать о стране, в которой родился и за которую воевал. Он читал курс лекций по русской поэзии в одном из университетов и делал бесценные передачи о русских поэтах на нью-йоркском радио.

Пожилого эмигранта видели с шахматной доской на Сорок второй стрит, где он играл на 20 долларов с прохожими, — это заменяло ему любимый бильярд. И продолжал писать стихи. Именно здесь, в Америке, к Межирову пришло второе дыхание, но это уже было подведением итогов — правдивым и горьким. «Что ж ты плачешь, старая развалина. / Где она, священная твоя, / Вера в революцию и Сталина, / В классовую сущность бытия...»

Человек магнетического притяжения, автор более 50 сборников стихов, переведенных на многие языки мира, Александр Межиров наград не любил, церемоний не переносил. «Быть знаменитым некрасиво», повторял он строчку Пастернака. Но и в Штатах рядовой американский пенсионер был удостоен награды президента Билла Клинтона за «несравненный личный вклад и жертвенность, проявленную во Второй мировой войне».

Тяжелобольной эмигрант думал о родине, о городке Межирове на Подолье. Когда-то там была большая синагога, сейчас — ее развалины, а местечко теперь называется селом... Поэт скончался 22 мая 2009 года в госпитале Манхэттена, оплаканный женой Еленой Афанасьевной, дочерью и внучкой. Урну с прахом покойного привезли из США и захоронили на кладбище в Переделкине, в семейной могиле.

На родине Александра Межирова всегда помнили — не будет забвения и его поэзии.

Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия