Смелость города берет

Смелость — начало победы.

Плутарх

 

Судные дни в Любавичах. Волнения и страдания юного Авраама

Мой отец Авраам Зальцман родился 5 октября 1899 года в городе Сморгони в небогатой семье Дов Бера и Шейны Зальцман. У него было десять братьев и сестер. Однажды в город приехал шударь1 Тувия Школьник и убедил Дов Бера послать сына (ему тогда было одиннадцать с половиной лет) в ешиву «Томхей Тмимим» в Любавичах. Об этом учебном заведении уже тогда шла слава не только как о месте, где глубоко изучают Тору, но и где воспитывают молодежь с уважением к традициям и благоговении к Всевышнему. Дов Бер и Шейна были рады отправить сына учиться в такую престижную ешиву. Но в то же время они опасались посылать мальчика так далеко, так как он будет скучать по дому. И все-таки они решились.

Тувия взял мальчика с собой. Через некоторое время они добрались до Любавичей. При поступлении Аврааму устроили экзамен на знание Талмуда, а потом пригласили на собеседование к руководителю ешивы раби Йосефу Ицхаку (будущему Ребе Раяцу2). Он спросил у мальчика, почему тот приехал именно в Любавичскую ешиву и отчего предпочел ее ешивам литовского направления. Также Ребе подробно расспрашивал о материальной и нравственной стороне жизни в доме Зальцманов.

Мальчик вышел из кабинета Ребе, так и не получив однозначного ответа — принят он или нет. Сердце Авраама сжималось от волнения. Эти события происходили за неделю до Рош га-Шана. Дни Трепета были для него «Днями Суда» — в полном смысле слова. Он молился и плакал, умоляя Б-га, чтобы его приняли в ешиву, с тревогой ожидая решения. А когда получил положительный ответ, радости его не было предела. После праздников ему сообщили, что он будет учиться у преподавателя Лейбы из Вятки.

Учеба давалась Аврааму нелегко, ведь он был значительно младше других учеников. Из рассказов отца я помню, что в первый семестр он ночевал в бейт-мидраше3, который находился вблизи кладбища. В первый вечер к нему подошли старшие ребята — им было уже по четырнадцать лет, и серьезно предупредили, что ему нужно поскорее идти спать, так как после полуночи из могил  встают мертвецы в саванах и заглядывают в окна, чтобы проверить, кто из учеников еще не спит. «Можете себе представить, — вспоминал впоследствии мой отец, — мог ли я вообще заснуть в те ночи?..»

 

В доме у Ребе Маараша

В дальнейшем Аврааму посчастливилось ночевать в доме Ребе Шмуэля (Маараш4). Там он смог увидеть столовую Ребе и его личный кабинет, где тот принимал посетителей, а также познакомиться с расположением комнат. Место ночлега отца в доме Ребе находилось рядом с залом. Он слышал, как там всю ночь занимаются ученики постарше. Они изучали разделы Торы и хасидут5, задушевно пели нигуним6 и беседовали друг с другом «за жизнь».

До бар-мицвы Авраам по субботам столовался у Гирша, любавичского мясника. Но однажды в пятницу вечером он по какой-то причине задержался. А когда пришел к его дому, то обнаружил, что дверь закрыта, а обитатели дома крепко спят. Голодный Авраам вернулся в ешиву (торговец мясом жил на улице Бром, что было довольно далеко от ешивы, располагавшейся на улице Шилово).

Подойдя к ешиве, он услышал громкий баритон Ребе Рашаба7, который в большом зале произносил «маамер»8 для юношей. В ешиве Авраам признался друзьям, что ничего не ел и очень голоден. Те посоветовали ему пойти к р. Михоэлю Блинеру, которого любовно называли «старина Михоэл», «хасид с золотым сердцем». Отцу не хотелось утруждать пожилого человека. Но ему так сильно хотелось есть, что он решил послушаться совета друзей.

Авраам тихонько постучал в дверь к р. Михоэлю, тот открыл ему. Мальчик сразу понял, что  он уже лег отдохнуть, а встал, чтобы впустить мальчика в дом. Узнав, в чем дело, р. Михоэль пригласил его столу и угостил тарелкой лапши, принесенной из кухни. Все это происходило в месяце хешван, после новогодних праздников.

Впоследствии отец вспоминал, как в свой последний Йом Кипур р. Михоэль из-за болезни не мог помолиться сидя. Ему принесли в синагогу койку, и он молился, лежа на ней. Не прошло и суток, как на исходе шаббата р. Михоэль скончался… После его кончины Авраам присоединился к одной из групп и читал Теилим9 в доме покойного. В похоронах р. Михоэля (в воскресенье) участвовали Ребе Шолом Дов Бер и его сын Йосиф Ицхак.

В годы учебы в ешиве Авраам был совсем юным, да и родные были далеко. Возможно, поэтому он не мог как следует сосредоточиться на учебе и порой принимал участие в юношеских забавах. Одна из таких проделок, о которых впоследствии вспоминал мой отец, произошла в Пурим. Несколько взрослых учеников, с «усердием» выполнив традицию обильного лехаим, поймали козу, которая паслась во дворе Ребе, и напоили ее водкой. Коза опьянела и начала плясать. Было «весело»!..

После этого машгиах10 Йехезкель Гимельштейн решил выгнать из ешивы моего будущего отца и еще одного ученика. Про Авраама он написал, что «ребенку нужна мама». Мальчик и его друг несколько раз ходили к машгиаху и умоляли разрешить им остаться. Но это не помогло. Гимельштейн молча их выслушивал и ничего не отвечал.

Тогда, не зная, что делать, ребята решили поговорить с женой Гимельштейна, добросердечной женщиной. Они надеялись, что она сможет повлиять на мужа. Однако, несмотря на ее сочувствие и обещание поговорить с мужем, результата не было. Тогда мальчики рассказали о своей беде друзьям. В ответ те сообщили им, что, поскольку исполнительный наставник ешивы Ребе Йосеф Ицхак согласился с решением реб Йехезкеля, то теперь им ничего не поможет. И только Ребе Рашаб, отец р. Йосефа Ицхака, может отменить этот суровый приговор.

Но дети и мечтать не могли попасть на аудиенцию к Ребе. Тем более что путь к нему проходил через секретаря р. Нахмана, ответственного за распорядок личных встреч с Ребе Шолом Дов Бером. А Нахман был известен как человек строгий, и, разумеется, он бы не допустил подростков к Ребе. Тогда у Авраама появилась оригинальная идея: в доме был еще один служащий, Мендель, добросердечный человек. Он во время ужина подавал еду Ребе. Авраам хорошо разбирался в расположении комнат и знал, что из кухни в столовую, где Ребе ужинал, ведет длинный коридор. Мальчик решил подождать, пока Мендель пойдет на кухню, чтобы принести еду, и в это время проскользнуть в столовую. А там — умолять Ребе оставить его в ешиве.

Можно себе представить, как тяжело было мальчику войти к Ребе без разрешения, да еще в такое время, когда заходить не принято... Но выбора у него не было. И Авраам решился на этот смелый, мужественный шаг. Коридор был довольно длинным. Мальчик, дрожа, двинулся по направлению к столовой. Когда он вошел в комнату и приблизился к Ребе, то от страха разрыдался так, что не мог вымолвить ни слова…

Ребе сидел за столом и ужинал. Его супруга Сара тоже была за столом, а Шломо Лейб Элиазаров, «раввин из Хеврона» (один из уважаемых хасидов Хабада), сидел в сторонке, беседуя с Ребе. Рабби Шолом Дов Бер заметил плачущего подростка, внимательно посмотрел на него и спросил: «Почему ты плачешь, мальчик?» Авраам ответил дрожащим голосом сквозь слезы, что машгиах Йехезкель Гимельштейн отправляет его домой!..

Ребе спросил: «И почему же он велел тебе ехать домой?» — «Не знаю», — ответил отец. Ребе громко рассмеялся и сказал: «Ну, так поезжай учиться в Радин!» Рыдания усилились, и, всхлипывая, парнишка произнес: «Нет, нет! Я хочу учиться в Любавичах!»

Ребе снова засмеялся и с улыбкой сказал ему: «Может, поедешь в Слободку или в Мирер ешиву?» Он стал перечислять известные в то время ешивы, но Авраам плакал и настаивал сдавленным, идущим из глубины сердца голосом, что он хочет учиться только в Любавичах. Неожиданно сидевшая рядом супруга Ребе поддержала отца: «Что ты хочешь от ребенка? Пообещай ему!»

Потом она обратилась к Аврааму и сказала: «Иди, мальчик, иди, я поговорю с мужем». Парнишка обрадовался такой поддержке. Но сказал, что хочет услышать решение от самого Ребе. Тогда Ребе ответил: «Хорошо, я поговорю со своим сыном (Ребе Раяцем)». Но увидев, что мальчик продолжает стоять, спросил: «Ну, что ты еще хочешь?» — «У меня есть друг, которого тоже выгоняют, — произнес Авраам. — А он тоже очень хочет остаться в этой ешиве». — «Где он? — спросил Ребе». — «Он стоит тут, за дверью», — ответил мальчик. — «Что же он не заходит?» — «Он... он стесняется».

В итоге через некоторое время Аврааму сообщили, что его оставляют учиться в более старшей группе — у преподавателя Менделя Лядиэра.

Только сейчас, спустя много лет, я по-настоящему понял и оценил, насколько сильно было желание моего будущего отца остаться в Любавичах. Воспитание, которое он там получил, дало ему силы преодолеть все перипетии советского периода, построить еврейскую религиозную семью и сохранить нашу фамилию — «Зальцман». Нас, Зальцманов, теперь уже больше ста человек. А те братья и сестры папы, которые ушли в революцию, сгинули в водовороте «новой жизни».

…Через много лет, когда мой отец на хасидском застолье рассказал эту историю, легендарный хасид Мендель Футерфас11 объяснил ее так: «Ребе Рашаб пообещал отцу вступиться за него не из-за его плача и просьб, а по причине того, что увидел, как мальчик сочувствует ближнему — он просил не только за себя, но и за своего друга…»

Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США

________

1Шударь — посланник Ребе, наделенный особыми полномочиями. Часто находится в разъездах, выполняя различные поручения.

2 Ребе Раяц — р. Йосеф Ицхак Шнеерсон, Шестой Любавичский Ребе (1880, Любавичи – 1950, Нью-Йорк).

3Бейт-мидраш — Дом учения; часто находился в помещении синагоги, но иногда занимал другое здание, обычно поблизости от синагоги.

4Ребе Маараш — р. Шмуэль Шнеерсон, Четвертый Любавичский Ребе (1834–1884, Любавичи).

5Хасидут — учение о скрытой сути Торы, объясняющее духовное содержание еврейской жизни, незримую связь еврея с Всевышним, величие Творца и многое другое.

6Нигуним (ед. ч. нигун) — еврейские, чаще всего хасидские, песни и мелодии.

7Ребе Рашаб — р. Шолом Дов Бер Шнеерсон, Пятый Любавичский Ребе (1860, Любавичи – 1920, Ростов-на-Дону).

8Маамер — трактат-комментарий концепций хасидской философии.

9Теилим — Псалмы царя Давида.

10Машгиах — ответственный за кошерность еды и посуды (от иврит «ашгаха» — надзор, наблюдение). В данном контексте — завуч в ешиве, наблюдающий за порядком.

11Мендель Футерфас — человек, прошедший тюрьмы и ссылки, но не сломленный КГБ. Впоследствии воспитывал подрастающее поколение.