Волшебница монтажного стола

В нужное время  в нужном месте

Завершалась эпоха «великого немого». В 20-х годах ХХ века в муках рождался новый кинематограф — авангардный, экспериментальный. А в московской киностудии молодая энтузиастка ежедневно садилась за монтажный стол, брала ножницы и с азартом первооткрывателя резала и причудливо склеивала пленку, сочиняя заново сюжеты. Она, как и многие «железные женщины» ее времени, была истинной дочерью революции и верила, что кино — единственное искусство, которое может передать пульс эпохи. Все только начиналось: сколько же открытий ждало впереди!

Эсфирь Ильинична Шуб родилась 120 лет назад, 16 марта 1894 года, в Черниговской губернии, в местечковой еврейской семье, и испытала на себе все тяготы подобного положения. Она с трудом поступила на Московские высшие женские курсы, где изучала русскую литературу. Вместо дел сердечных курсистки обсуждали дела революционные, грядущие перемены. Не стала исключением и юная Эсфирь. Она была вхожа в дом писателя Александра Эртеля, где собирался русский авангард — ее любимый поэт Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Андрей Белый и Давид Бурлюк.

После революции Эсфирь со своим гуманитарным образованием оказалась не у дел. Поиски работы привели ее в Театральный отдел Наркомпроса (ТЕО), которым заведовал Всеволод Мейерхольд. Он-то и оценил талант соискательницы, взяв ее личным секретарем и помощником. Молодая сотрудница решила учиться в мастерской Льва Кулешова, признанного экспериментатора в киномонтаже.

Каких только знаменитостей ни перевидала тогда Эсфирь! Шаляпин, Станиславский, Есенин, художники-конструктивисты — все они заглядывали в ТЕО. Помощница Мейерхольда вскоре вошла в творческие объединения ЛЕФ и «Октябрь», очаги новой советской интеллигенции.

Магическая сила ножниц

В 1922 году Шуб назначили редактором в Госкино СССР, где она остроумно превращала иностранные игровые фильмы в советские агитационные плакаты. Из разрозненных роликов с Чарли Чаплином был смонтирован новый сюжет — едва ли не первый фильм на советском экране с участием великого комика. Успех превзошел все ожидания. Шуб становится профессионалом киномонтажа, к ней идут за советом, ведь теперь она режиссер «Мосфильма». Маяковский, увидев ее работу, позвонил ей, позвал в гости. Они подружились.

К Эсфири часто заходил Сергей Эйзенштейн, человек скептический и очень несоветский. Сообща они принимались кромсать пленку, не замечая, как за этим веселым занятием бежит время. Эйзенштейн предложил сотрудничество. Заманчивая идея, но мастер монтажа хотела сказать в кинематографе свое слово. И вот, познакомившись со смелым новатором в области кинохроники Дзигой Вертовым (Давид Абелевич Кауфман), Шуб нашла свой путь — увлеклась документальным кино.

Находясь под сильным впечатлением от новой работы Эйзенштейна «Броненосец “Потемкин”», Эсфирь часами просматривала хроники старой России: Германской войны, Февральской революции и кинокадры с последним царем. В голове женщины-режиссера рождается грандиозный замысел — из кусков репортажей разных лет сделать документальный полнометражный фильм. Это еще никому не удавалось.

В конце лета 1926 года Шуб едет в Ленинград и с огромным трудом отыскивает в заброшенном сыром помещении киноархив Романовых. Бесценные царские пленки она чудом спасла для истории — высушила их, развесив, как белье, на веревочках, а потом вырезала тысячи метров нужных фрагментов.

Кинолента «Падение династии Романовых», а затем «Великий путь» и «Россия Николая II и Лев Толстой» вызвали активный интерес в стране и за рубежом. Эта трилогия положила начало документально-историческому кино и заграничным командировкам для режиссера.

Друзья и соратники

На экране — стол разводов ЗАГСа с броским плакатом «Гигиена брака». Вошел хмурый гражданин, от которого сбежала жена. Он требует развода и слышит: «Готово. Ей будет послано извещение». Затем вошли двое молодых, она беременна, он настойчив. Им также говорят: «Готово...» Это эпизод незаконченного документального фильма «Женщины» Эсфири Шуб, которая пытается осмыслить женские судьбы в молодом государстве, где «семья — ячейка общества». Однако реальность противоречит советскому мифу о самой замечательной стране мира.

Эсфирь Ильинична была женой художника и теоретика искусства Алексея Гана. Ярый антисталинист и любитель алкоголя, он, не имея стабильного заработка, издавал журнал «Кино-фот». Супруги с дочерью жили в старом арбатском переулке, на высоком этаже дома без лифта, в двух крошечных смежных комнатках почти без удобств. Формат раннего социализма без надежды на изменения. Через много лет обнаружат письма Гана жене — об их творческом разногласии и мучительных попытках самоопределения художника в годы сталинщины.

Много и усердно работая, труженица киноиндустрии не вела никакого хозяйства, жила просто и строго. Но если приходили друзья, всегда умела от души принять их, угостить. Она была щедро наделена талантом дружбы. Заглядывал на огонек ее кузен, сценарист Зиновий Роднянский, заходили коллеги — Юткевич, Довженко, Пудовкин, известные литераторы, художники и архитекторы из общества «Октябрь».

Близким другом Эсфири Шуб стал режиссер Дзига Вертов, автор нашумевшего немого фильма «Человек с киноаппаратом». И хотя их подходы к документальному кино разнились: у Вертова — скрытая камера, «жизнь врасплох», у Шуб — достоверные архивные кадры, оба были «одного безумия люди», пропагандисты советского строя, с особым, киношным видением мира. В начале 1930-х годов они первыми в СССР сняли звуковые фильмы.

Для зрителя это было изумляюще ново — живые голоса Всесоюзной кочегарки! Звуковой фон в фильме Вертова «Энтузиазм: симфония Донбасса» — грохот машин, гудки и свистки паровозов, стук отбойных молотков, военные оркестры. Но Шуб пошла еще дальше. Ее фильм о Днепрогэсе, гиганте первой сталинской пятилетки, называется «Комсомол — шеф электрификации». Здесь уже синхронная звуковая съемка: шум строек, воды, толпы, пение птиц, звук патефона и, наконец, гимн электричеству. Режиссер славит мощь индустриальной державы, «поет свое Отечество», как Маяковский, который, увы, к тому времени уже застрелился.

Крупным планом

Гражданская война в Испании с ее трагическим исходом горячо переживалась в СССР. Когда вышел фильм «Испания» Эсфири Шуб, ее имя стало близким и нужным для многих, но особенно для молодого поэта Маргариты Алигер. Их познакомили, и однажды Алигер пришла в гости к своему кумиру, «обмирая от почтения и жадно вслушиваясь в каждое ее слово».

«Вот с той-то встречи она и вошла в мою жизнь, — вспоминает Алигер, — навсегда, до самого конца, став другом в самом высоком смысле этого святого слова». Началась война. Муж Маргариты Иосифовны погиб, а она осталась с годовалой дочкой, но с надежной поддержкой Эсфири Ильиничны.

С 1943 года Шуб работала на Центральной студии документальных фильмов, выпускала киножурнал «Новости дня». После войны ухудшилось здоровье, сдавало сердце. Маргарита Алигер, навещая подругу в больнице, настаивала на санатории или звала к себе на дачу, но тщетно. На свой вопрос: «Чего же вы хотите?» она услышала: «Работы. Хочу повозиться с пленкой. Только тогда я почувствую себя здоровой». 

Из рук Эсфири Ильиничны вышли сотни фильмов, а теперь она взялась за книгу мемуаров «Крупным планом». Рукопись редактировал ее старинный друг, «писательский министр» Александр Фадеев, часто навещавший в больнице ту, в чьем доме бывал много лет. Однажды он с теплотой вспомнил, как любил их маленькую мансарду в две комнатки без дверей, помнил каждую вещь... На следующий день писатель застрелился на даче в Переделкине. Остались дети, в их числе 11-летняя дочь Фадеева и Маргариты Алигер.

Признанный классик документального кино Эсфирь Шуб умерла в Москве в сентябре 1959 года.

Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия