Звонок с того света

 Яков Шехтер
 2 июня 2014
 2804
На окраине Лондона, запрятанный посреди тенистого парка, много лет существовал еврейский дом для престарелых. И не просто престарелых, а соблюдающих традиции. Кто больше, кто меньше, но столовая в этом доме придерживалась самых строгих правил кашрута, а субботы и праздники соблюдались неукоснительно. Жизнь в этом доме тянулась неспешно и дремотно. Строго по расписанию выполнялись только лечебные процедуры, все остальное каждый делал, когда хотел. Столовая была открыта с раннего утра до глубокой ночи, старики вставали каждый в свое время и разбредались, кто по аллеям парка, окружавшего здание, кто по комнатам, где персонал проводил всякого рода развлекательные занятия. Содержание тут стоило весьма и весьма недешево, но в еврейском мире хватало детей, способных выкладывать каждый месяц круглую сумму на спокойную старость родителей. И неважно, где жили дети, ведь сегодня земной шар сократился до размеров клавиатуры компьютера. Из самой далекой точки мира до Лондона можно добраться меньше чем за сутки.

Две старушки всегда держались вместе. Жили в соседних комнатах, завтракали и обедали за одним столом, а ужин дружно пропускали. Даже внешне они были похожи: сухонькие, с морщинистыми личиками, чуть тронутыми косметикой, в аккуратных вязаных шапочках, скрывающих большую часть седых с легкой фиолетинкой волос. Большую часть дня они проводили в парке, одна из старушек никогда не расставалась с томиком Псалмов и читала их по многу часов в день.

И вот пришел день, когда в доме богатого бизнесмена из Сан-Франциско раздался телефонный звонок. Заведующий лондонским домом для престарелых с хорошо отрепетированной ­горестью в голосе сообщил уважаемому реб Хаиму Рабиновичу, что его мать сегодня отошла в мир иной.

– Но она же была совершенно здоровой! — вскричал реб Хаим.

– В ее возрасте, — скорбно ответил заведующий, — не бывает здоровых людей. Тем более совершенно. Возблагодарим же Господа за то, что ваша мать совершила этот переход быстро и без мучений.

Звонок поставил реб Хаима перед неожиданной дилеммой. Он только вчера вернулся из больницы после операции. Так, ерунда, ничего серьезного, но о полете через океан речь не шла. Как же быть с похоронами? Удачливый бизнесмен реб Хаим и в этой ситуации действовал по-деловому. Извинившись перед заведующим, он набрал по другой линии телефонный номер своего лечащего врача и, выяснив, что лететь он сможет не раньше чем через десять дней, вернулся на первую линию и сделал все необходимые распоряжения. Тело матери он поручил лондонской «Хевра Кадиша» с тем, чтобы похороны и все предшествующие им процедуры были произведены в точном соответствии с законами и правилами. Сам же он прилетит в Лондон по завершении семидневного траура и прямо из аэропорта поедет на кладбище.

Прошло три дня. Нельзя сказать, чтобы реб Хаим очень горевал. Он давно жил отдельно, встречаясь с матерью три-четыре раза в году. Сто раз он предлагал ей перебраться к нему в Сан-Франциско, но мать уже не хотела никаких перемен в своей жизни. Их отношения были достаточно теплыми, он звонил ей один раз в неделю, всегда в один и тот же день и в одно и то же время, рассказывал о своих новостях, о делах у внуков и здоровье правнуков, выслушивал ее жалобы на погоду, на безразличных врачей, на ломоту в суставах. Нет, они не были близки, как бывают близки люди, живущие вместе, да и честно говоря, он давно уже ждал такого звонка. Ведь возраст матери был действительно весьма почтенным.

И все-таки... и все-таки... и все-таки… Реб Хаим был единственным ребенком, и пока была жива мать, холодящая пропасть мировой бездны казалась где-то далеко, прикрытая хрупким старушечьим телом. Но вот ее не стало, и бесконечность сразу протянула свои леденящие щупальца к его сердцу.

На четвертую ночь его разбудил телефонный звонок. Реб Хаим включил ночник и тихо, чтобы не разбудить жену, спящую на соседней кровати, проговорил в трубку:

– Да, я вас слушаю.

– Что же ты не звонишь ко мне, Хаим, — раздался обиженный голос матери. — Твой день давно прошел, а ты все не звонишь.

– Кто это? — вскричал реб Хаим таким голосом, что жена, словно ужаленная змеей, подскочила в постели.

– Ты уже перестал узнавать мой голос, — укоризненно произнесла мать. — Думаю, тебе пора меня навестить. Собирайся, Хаим.

Реб Хаим уронил телефонную трубку и упал в обморок.

Под утро он полностью пришел в себя. Рассуждая здраво — а реб Хаим был весьма здравым, практичным человеком, — он пришел к выводу, что такая ситуация могла возникнуть только из-за ошибки. В том, что он разговаривал с матерью, сомнений быть не могло. Позвонить с того света до сих пор никому не удавалось. Значит… Окончательно придя в себя, он набрал номер дома для престарелых. В Англии был поздний вечер, трубку взяла дежурная. Он представился, спросил, как чувствует себя госпожа Рабинович, его мать.

– Она недавно вернулась из парка, — ответила дежурная, — от ужина, как обычно, отказалась и ушла к себе в комнату. Вы хотите, чтобы я перевела звонок к ней?

– Это может ее разбудить? — немного поколебавшись, спросил реб Хаим.

– Да, обычно в это время она уже спит. Но если у вас что-нибудь срочное…

– Нет-нет. Ничего срочного. Я позвоню завтра. А вы передайте, пожалуйста, заведующему, что я хотел бы с ним поговорить, и как можно скорее.

Положив трубку, он с непонятным для самого себя остервенением стал срывать рубашку с надрезанным в знак скорби воротом.

Заведующий, услышав о просьбе господина Рабиновича из Сан-Франциско, стал соображать, в чем может заключаться дело, и вдруг замер, точно оглушенный. Он понял, что произошло. Умерла подруга госпожи Рабинович, набожная старушка, не выпускавшая из рук книгу Псалмов. А он по непростительной, невероятной, недопустимой оплошности позвонил не тому сыну.

Что и говорить, беседа заведующего с господином из Сан-Франциско была не из легких. Но она ничего не стоила по сравнению с той, которую ему предстояло провести. Как сообщить сыну умершей, что его мать скончалась пять дней назад и уже похоронена? Похоронена без него, без прощального кадиша над могилой, без поминальных речей, без… в общем, без всего.

Заведующий долго собирался с духом и с мыслями. Пил кофе, курил сигарету за сигаретой. Потом, отпустив узел ставшего тесным галстука, взял телефонную трубку. Деваться-то некуда!

Разговор вышел коротким и неожиданным.

– Умерла? — хмыкнул басок. И тут же добавил: — Ну что ж, сожгите тело, пришлите мне счет. Я оплачу кремацию.

Короткие гудки — сын бросил трубку. Заведующий не поверил своим ушам. Положение стало еще хуже. Не выкапывать же тело старушки из могилы и сжигать по желанию сына. Но как сказать ему об этом?

Что-то во всей этой истории было не так, и заведующий принялся узнавать, кто этот сын, чем занят, что из себя представляет.

Госпожа Рабинович припомнила племянницу покойной подруги, иногда навещавшей ее перед праздниками, а племянница, поохав и поахав, услыхав про смерть тетушки, рассказал все про ее сына. Он уже много лет был в ссоре с матерью, переехал жить в Австрию, полностью порвал со всеми родственниками и со своим еврейством. И не просто порвал, а крестился. И мало того, что крестился, выучился на священника, принял сан и служил в одном из храмов Зальцбурга.

– Ага, — сказал сам себе заведующий. — Теперь все становится на свои места.

Совершенно успокоившись, он набрал номер священника и рассказал ему правду, как она есть.

– Она победила, моя мамулечка, — буркнул священник. — Что ж, дело сделано, пусть все остается, как есть.

Заведующий с облегчением повесил трубку.

«Похоже на то, — подумал он, — что эта сверхнеприятная история закончилась благополучно».

И тут снова раздался телефонный звонок. На сей раз звонила племянница покойной.

– Я забыла вам сказать, — быстро заговорила она, убедившись, что ее слушает заведующий, — да, забыла рассказать нечто важное. Дело в том, что этот, — она презрительно фыркнула, — этот с позволения сказать сынок уже много лет доводил бедную тетушку угрозой сжечь ее после смерти. Она этого очень боялась. Почти вся наша семья погибла во время войны. Сами понимаете, как. И ей очень не хотелось, чтобы с ней поступили подобным образом. Она даже оставила письмо в своем деле у вас в доме для престарелых, в котором категорически требовала похоронить ее по-еврейски. А этот негодяй, — в трубке снова раздалось презрительное фырканье, — мучил ее, что все равно поступит по-своему, и никакие бумажки ей не помогут. С того света, так он смеялся, не позвонишь. А я здесь буду. Именно поэтому она все время читала псалмы.

Завершив разговор, заведующий достал из картотеки личное дело покойной и действительно обнаружил в нем письмо с требованием провести похороны по еврейскому закону.

– Она победила, моя мамулечка, — припомнил он слова сына, подошел к полке с книгами, отыскал взглядом корешок томика Псалмов и нежно провел по нему кончиками пальцев.

Яков ШЕХТЕР, Израиль



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции