Свет хасидского подполья

 Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США
 19 июня 2014
 3020
…Даниэль Борисович с болью в сердце вспоминал, как по указу руководства евсеки пытались насильно заставить детей есть свинину, пичкали их сладостями. И в то же время заталкивали им в рот некошерную пищу и хлеб в Песах. Дети изо всех сил старались не открывать рот и самоотверженно боролись против произвола евсеков…

Продолжение. Начало в №№ 1042–1046

 

Борьба за еврейское религиозное воспитание шла одновременно в двух предписанных нам Всевышним направлениях: «отдались от зла» и «твори добро». Приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не допустить записи детей в советские школы. Когда же выбора не оставалось и детей вынуждали идти в школу, продолжалась борьба за то, чтобы у них была возможность не посещать занятия по субботам и еврейским праздникам.

Но вместе с тем еще нужно было дать детям истинное еврейское воспитание.

 

Сражение на двух фронтах

Мы обычно мало что помним о своем детстве. Однако у человека, чье детство прошло в борьбе за то, чтобы остаться евреем при коммунистическом режиме, это совсем не так. Несмотря на неимоверно большие трудности и опасность, наши родители старались воспитать нас евреями и уберечь от влияния советской идеологии. Конечно, это оставило в наших душах, в ту пору еще маленьких ребят, неизгладимый след на всю жизнь.

Прежде чем ввести читателя в необычную атмосферу моего детства, немного напомню об исторических событиях и условиях жизни религиозных евреев в то время. Как известно, после революции 1917 года большевики, захватившие власть, начали борьбу за полное истребление религии. Несмотря на то что по советским законам человек имел право жить в соответствии со своими принципами, согласно своей вере, в действительности участь каждого, кто не шел по дороге коммунизма, была предрешена… 

В 1930-е годы, когда борьба коммунистов с инакомыслием достигла апогея, десятки тысяч людей были приговорены к смерти в застенках ГПУ, а еще сотни тысяч сосланы в Сибирь, в лагеря на принудительные работы. Эта же участь не миновала и тех, кто осмеливался воспитывать своих детей в духе иудаизма. Родителей объявляли врагами существующего строя, отравляющими своих детей религией — «опиумом для народа». А поскольку страна «заботилась о благополучии своих граждан», то, в соответствии с тогдашним законодательством, таких родителей лишали родительских прав, а детей отправляли в специальные детские учреждения для перевоспитания.

Слова пророка «разрушающие и уничтожающие тебя выйдут из среды твоей» в коммунистической России осуществились в полной мере. Борьбу с иудаизмом вел специальный отдел в органах ВКП (б), называвшийся «Еврейская секция», сокращенно — евсекция. К большому сожалению, нередко в них работали выходцы из еврейских семей, соблюдавших традиции. Но именно они порой становились источником самых больших проблем. Как известно из записей раби Йосефа Ицхака Шнеерсона, 6-го Любавичского Ребе, евсеки руководили борьбой против хасидского движения, и арест Ребе были делом именно их рук.

Талмуд, Тора и ешивы были их первой целью. «Еврейская секция» вскоре закрыла все религиозные учебные заведения. В то же время государственные школы были созданы с учебной программой, основанной на фундаменте методов марксизма – ленинизма, учителя открыто преподавали абсолютную ересь, отрицая Создателя Вселенной. Обязательное образование налагало на родителей ответственность записать своих детей именно в такие школы.

В Самарканде жил еврей по имени Даниэль. Он принадлежал к идишистам, сторонникам открытия светских еврейских школ с преподаванием на идише, где детям из религиозных семей промывали бы мозги на этом языке, и стал одним из первых активистов «Еврейской секции». После того как он познал ложь коммунистов, разочаровался в них и оставил их группу, Даниэль с болью рассказывал, какими изуверскими путями действовали евсеки. Им вменили в обязанность посещать семьи верующих евреев и убеждать их отдать своих детей в советские школы. Там дух отступничества и ереси внушался на идише и навязывался силой.

После того как евсеки сообщали руководству, что евреи упорно отказываются и не согласны ни при каких обстоятельствах отдавать своих детей в их школы, они умудрялись изощренно находить новые пути уничтожения традиционного еврейского воспитания. В частности, евсеки предложили новую идею: пусть дети из еврейских семей придут в школу, чтобы учиться, как все дети. А учителей они могут выбирать сами.

«Эта идея была принята евреями, — вспоминал с горечью Даниэль Борисович. — Но через некоторое время дети акклиматизировались в школе и обрели новых друзей. А потом втихаря обменяли одного учителя на воинствующего атеиста, так что родители ничего не узнали. Затем заменили еще одного. И со временем поменяли всех».

Даниэль Борисович мучительно, с болью в сердце вспоминал, как по указу руководства они пытались насильно заставить детей есть свинину, пичкали их сладостями. И в то же время заталкивали им в рот некошерную пищу и хлеб в Песах. Дети изо всех сил старались не открывать рот и самоотверженно боролись против произвола евсеков. «Я никогда не забуду и не смогу простить себе, как мы жестоко поступали с этими невинными детьми», — с горечью говорил Даниэль.

Члены евсекции хотели удостовериться в том, что дети полностью отрезаны от еврейской жизни, не соблюдают заповедей и не молятся в миньяне. Для решения этой задачи были закрыты все помещения, где проходили общественные молитвы. Тот, кто собирал на миньян кворум из десяти или более евреев, мог быть обвинен в нарушении общественного порядка. Во многих городах не осталось ни одной действующей синагоги. Только в больших центрах правительство оставило одну-две, чтобы продемонстрировать всему миру «свободу вероисповедания в СССР». Например, до революции в Минске действовали 94 синагоги, а после коммунистических, а потом и нацистских преследований остался только один полуподпольный миньян на съемной квартире.

Единичные синагоги, разрешенные властями, контролировали комиссии, состоящие из 20 человек, — так называемые двадцатки. Большинство их членов работали на органы госбезопасности, названия которых время от времени менялись, но суть оставалась неизменной. (Наши между собой называли такие организации на идише ди отиет — «буквы» — или ди драй отиет — «три буквы».) Милиционеры в хасидской среде назывались а кнепл — «пуговица» (из-за медных пуговиц на мундире, которые они драили до блеска). Члены комиссии докладывали «органам» о каждом новом участнике миньяна и, главное, следили за тем, чтобы родители не приводили в синагогу детей. Тот, кто нарушал запрет и приводил ребенка на молитву, обвинялся в отравлении детей антикоммунистическим дурманом; при этом он подвергал опасности всю общину, так как это могло стать поводом для закрытия синагоги.

Один из членов такой комиссии при синагоге Самарканда, еврей по имени Хаим, обычно всегда находился рядом с иностранными туристами, никому не позволяя вступать с ними в разговоры. Он не стеснялся представляться назначенным от КГБ и даже гордился этим. А знакомым нагло внушал, что только благодаря ему синагога сохранена и не закрыта властями. Раби Цви Гирш Лернер говорил в шутку: «У нас есть два Хаима — один богобоязненный Хаим (конспиративное имя Берке Хейна), а второй — Хаим, не имеющий никакого стыда…»

Понятно, что в такой ситуации большинство молящихся в «официальных» синагогах были старики-пенсионеры. Они не боялись приходить на молитву, поскольку терять им было нечего. А работающая молодежь и студенты опасались появляться в синагогах: их имена могли сразу попасть в черный список КГБ, а это неминуемо влекло за собой исключение из вузов или потерю работы и тем самым средств к существованию. Произвол властей ничем не был ограничен, они делали все, что приходило им на ум.

Даже трудно представить, как в таких условиях — без еврейских школ, без синагог, без общественной молитвы — было неимоверно тяжело дать детям еврейское религиозное воспитание. Но самым тяжким испытанием была обязанность родителей, ответственных за воспитание своих детей, посылать их в государственные школы, где велась полномасштабная антирелигиозная пропаганда.

Тому, кто хотел дать своим детям религиозное воспитание, приходилось либо самому обучать их, либо нанимать частного учителя — меламеда.

В те времена особенно остро чувствовалась необходимость исполнять предписания Любавичского Ребе Шолома Дов-Бера Шнеерсона. Он учил: ежедневное возложение тфилин является важнейшей заповедью, данной каждому еврею, но точно так же важно посвящать около получаса в день размышлению о воспитании детей согласно принципам Торы.

Хасиды Хабада, воспитанные ребе Йосифом Ицхаком в идеалах самопожертвования, всеми силами сопротивлялись советскому режиму и давали своим детям еврейское воспитание, невзирая ни на какие жертвы! Часть их тайно обучала детей у себя дома, некоторым удавалось организовывать подпольные хедеры. Истинно религиозные евреи, не принадлежавшие движению Хабад, умоляли любавичских хасидов принять их детей на учебу, так как «только у вас они останутся евреями».

 

Дети «под домашним арестом»

Сейчас во многих штатах Америки из-за разнузданности и вседозволенности в общественных школах распространилось домашнее обучение, получившее название «хоум скуллинг». Речь идет о праве детей получать образование дома с помощью частных учителей или родителей. Но в те тяжелые времена в СССР выбора не было, и родители были обязаны отдавать детей в государственные школы. И тогда предстояла борьба за то, чтобы не ходить на занятия по субботам и еврейским праздникам и вместе с тем укоренить в ребенке еврейские ценности.

Мой отец утверждал: когда обучение пропитано духом неверия, а новые тенденции навязываются и насаждаются насильно, нельзя отправлять детей в школу, где их воспитывают в духе отступничества и ереси. Не так важно, будет ли мой сын учиться в университете и станет ли инженером, врачом, юристом, приобретет ли любую другую специальность, требующую высшего образования; не лучше ли, чтобы он освоил какую-либо профессию, зарабатывая этим на жизнь, но зато жил, как настоящий еврей. Главное, считал он, чтобы дети остались верными Торе и заповедям. А ведь сейчас для многих обучение в университете и получение диплома стало самоцелью.

В наше время свободы и изобилия все больше людей называют колледж современным бескровным Холокостом. Результаты многочисленных опросов и различных статистических исследований фиксируют непрерывный рост ассимиляции и количества смешанных браков. Когда ребенок не получает еврейского образования ни в школе, ни дома, а в юном возрасте попадает в колледж, где совместно обучаются парни и девушки разных национальностей, где царит невероятная распущенность, а либеральные преподаватели поощряют разнузданное поведение и «свободу нравов», не удивительно, что ассимиляция становится настоящим бедствием.

Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США

Продолжение в следующем номере.



Комментарии:

  • 21 июня 2014

    Гость

    "В наше время свободы и изобилия все больше людей называют колледж современным бескровным Холокостом". Как сильно и как точно сказано!
    Игорь, Симферополь


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции