ПИСАТЕЛЬ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Анатолий Алексин родился 80 лет назад в Москве... Пусть уж читатели простят неоригинальный зачин, но в данном случае, право же, каждое слово имеет серьезный смысл: и объятые жизнью писателя десятилетия, и то, что он москвич, а проза его по преимуществу городская, московская... Тираж его произведений, изданных на 48 языках, перевалил за 100 миллионов экземпляров. Писатель удостоен многих международных премий, Госпремий СССР и России, включен в Международный Почетный список им. Х.К. Андерсена — свидетельство высшего мирового признания для детского и юношеского писателя. В прежние годы пьесы Алексина с успехом шли во многих театрах страны, по его повестям ставили кинофильмы лучшие режиссеры. Лет пятнадцать подряд он вел на ЦТ популярную телепередачу «Лица друзей»... Потом началась перестройка. А после перестройки что-то еще такое, чему названия не придумали и что, за неимением лучшего определения, называют ельцинской эпохой. Всем стало не до детской литературы. В апреле 1993 года в Большом театре на встречу с президентом Борисом Ельциным собрались видные деятели российской культуры, в их числе Окуджава и Ахмадулина, Захаров и Волчек, Мордюкова и Ульянов, Борис Васильев и Искандер, Владимир Васильев и Екатерина Максимова. Одним из первых слово взял Алексин. Он говорил о разгуле фашиствующих молодчиков в «новой» России, о причастности к профашистскому движению депутатов парламента и призвал президента «гораздо более решительно, нетерпимо» противостоять «фашизму в любой форме». Вскоре в квартире Алексиных начались регулярные телефонные звонки с угрозами расправы, обещаниями «вздернуть на фонаре». Обращение в «компетентные органы» не привело ни к каким результатам, телефонный террор продолжался. В том же году Анатолий Алексин вместе с супругой Татьяной уехал из России в Тель-Авив. И, надо сказать, отнюдь не затерялся среди тамошней пишущей братии. Да он и не мог бы затеряться. В бурном и порой мутном потоке израильского литературного русскоязычья голос Алексина остался прежним, может быть, не столь уверенным, как раньше, может быть, слегка наивным по сегодняшним меркам, но с искренней привязанностью к прежним дружеским застольям, приятным разговорам, симпатичным мелочам. *а несколько лет жизни в Израиле Алексин издал несколько книг прозы: сборники повестей и рассказов, роман «Сага о Певзнерах», воспоминания «Перелистывая годы», вскоре напечатанные и в Москве. А с 1998 года началось триумфальное возвращение книг Алексина в Россию... на новом витке истории. За книгой воспоминаний последовало несколько сборников в разных городах страны, а затем — чудо по нашим скудным на литературное слово временам! — в московском издательстве «Терра» выходит 5-томное собрание сочинений, потом еще 9-томное в «Центрполиграфе». И все это, заметьте, — в коммерческих издательствах, жестко соблюдающих «принципы чистогана», которым не важны «старые заслуги» и «совковая» конъюнктура! Честно говоря, трудно было предположить, что Алексин со своими негромкими книгами вернется к публике XXI века, снова станет востребованным и читаемым. Отсутствие нарочитой дидактики, вопреки расхожему мнению отнюдь не свойственной лучшим писателям «советского периода», диалогичность рассказа, благодушие, а иногда и наивность автора в его вере в торжество справедливости — все это, как оказалось, неодолимо манит ностальгирующего читателя, заваленного тошнотворным «трэшем» и глуповатым «фэнтези». Мудрый Лев Разгон очень точно «очертил» обаяние алексинской прозы: «Анатолий Алексин, как правило, воздерживается от тяжко-окончательной оценки даже тех, кому после его детального нравственного исследования можно было бы поставить диагноз: злокачественно, неизлечимо. Писатель предоставляет право ставить моральные диагнозы читателям, потому что полностью доверяет их умению не только отличать добро от зла, но и устанавливать «степень виновности». В этом-то «полном доверии», абсолютно искреннем, особенно ценном сегодня, когда читатель успел привыкнуть к тому, что он, на самом деле, «электорат», что его «держат за лоха» и «вправляют мозги», — причина того, что книги Алексина пережили разруху, культ, «оттепель», волюнтаризм, «застой», они пережили все передряги 90-х и пришли в новые, как вдруг выяснилось, столь же неуютные времена.