Печальные песни веселого барабанщика

Нас осталось мало:

Мы и наша боль.

Булат Окуджава

9 мая 2014 года великому барду российской поэзии Булату Окуджаве исполнилось бы 90 лет. Сколько о нем сказано и написано, а все кажется недостаточно и упущено что-то главное. В первые годы «явления Окуджавы» у Александра Володина, приятельствовавшего с Булатом, часто спрашивали:

– Что у него — голос хороший?

– Не в этом дело.

– Стихи хорошие?

– Не в этом дело.

– На гитаре хорошо играет?

– Да не в этом дело! — отвечал Володин. — У Окуджавы то, что диктуется свыше. Свыше!..

Какое-то волшебство. Колдовство. Завораживающий магнетизм. Все вроде бы простенько, без изысков и философских глубин, а проникает в душу. Теребит сердце. Вызывает ответный отклик. На мой взгляд, Окуджава пришел тогда, когда был необходим такой вот творческий целитель. Александр Галич затрагивал в своих песнях-балладах общественно-политические темы, то и дело поминая великого и кровожадного вождя. Владимир Высоцкий пел про несуразный и ужасный советский быт, про шизофреников поневоле, со вздохом-криком: «Всё не так, ребята!..» А Булат Окуджава исполнял свои песенки-романсы тихо, не надрываясь, в основном что-то сугубо лирическое — про ночной троллейбус, про шарик, улетевший из рук девочки, про циркачку на проволоке, про московские улицы, дворы и переулки…

Галич, Высоцкий и Окуджава — три горные вершины, появившиеся во второй половине ХХ века. Галич притягивал слушателей драматизмом сюжета, Высоцкий — хриплым голосом и обнаженными нервами. А Окуджава — тихим нутряным исповедальным фальцетом. Вроде бы пел он исключительно о мелочах, но мелочи эти как раз и составляли основу той советской жизни, в которой нам выпало пребывать и барахтаться.

Окуджава — коктейльный человек: армянин по матери, грузин по отцу, воспитанный няней (уж не Ариной ли Родионовной?) — простой русской женщиной из тамбовских краев. Человек книги. Исполнитель печальных песен. Достойный и знающий человек, наставник и учитель, хотя сам он говорил, что никогда никого не желал воспитывать и учить. Но, тем не менее, воспитывал и учил своими песнями и частично прозой. Призывал найти себя, не потеряться в толпе одинаково подобных сограждан. Главное: Окуджава не был обычным песенным развлекателем и не обещал несбыточного, типа «увезу тебя я в тундру». Он — врачеватель бед и несчастий. Душеспаситель. Он пел под свой незатейливый гитарный перебор, и его слова подчас звучали как спасительная молитва.

Готовясь писать об Окуджаве, я перебрал материалы из своего архива и выписал некоторые заголовки публикаций о нем: «Незабвенный Окуджава», «Семь струн, семь нот, семь бед», «Великий и печальный утешитель», «Эпоха Окуджавы», «Часовой любви», «Окрасивший время», «Учитель-словесник», «Товарищ Надежда», «Терпение и вера, любовь и волшебство», «Человек на букву «О», «Сентиментальный воин», «Архипелаг Булат» и т.д.

Тут даже не надо спорить: эпоха Окуджавы прошла. Сегодня на эстраде другие кумиры. Другие времена — другие песни. Но Окуджава остался в памяти и на слуху у всех рефлектирующих интеллигентов, у думающих интеллектуалов, у женщин, в груди которых бьется трепетное сердце; короче, Окуджава в основном для среднего и старшего поколения.

Жизненный путь

Булат Окуджава родился 9 мая 1924 года в Москве в знаменитом роддоме им. Грауэрмана (как приятно: и я там появился на свет и издал там свой первый писк). Отец Булата, Шалва Степанович Окуджава, был на партийной работе в Москве и Тбилиси, затем его направили на Урал, в Нижний Тагил руководить партийной организацией Уралвагонстроя. Ну а затем его расстреляли как врага народа. Обычная номенклатурная судьба того времени. Мать, Ашхен Степановна Налбандян, тоже была партийкой, ревностной и яростной. Зная многие иностранные языки, предпочитала говорить в семье на «языке Ленина». И тоже заплатила дорогую цену за верность партийным идеалам. Была репрессирована и сослана в Карагандинский лагерь.

В автобиографическом романе Булат Окуджава вспоминал те роковые ­1930-е годы: «Далекий папа казался нарисованным и неправдоподобным. Призрачная мама появлялась на мгновенье, изредка по вечерам, если он (то есть маленький Булатик. – Ю.Б.) не успел еще уснуть, и, усталая после вдохновенного трудового дня, прижимала его к себе, но все как-то отрешенно. Судорожно, из иного мира, продолжая думать о чем-то своем…» Так и хочется добавить: о мировой революции и о счастье всех людей на планете?..

Итак, счастливого детства у Булата не было. По существу, мальчик рос без родителей: сначала они были очень заняты работой, потом и вовсе исчезли из дома. Булатом занималась бабушка Мария Вартановна, а потом тетя Сильвия. Разве все это не сказалось на формировании души и характера юного Булата? Еще как!.. Но, тем не менее, это почти не сказалось на его первоначальном миропонимании, и он рос обычным «красным мальчиком», как впоследствии он себя назвал. Бредил экспедицией Папанина на Северном полюсе, героями Арктики — челюскинцами, полетами Валерия Чкалова и других сталинских соколов. Булату хотелось подвига, славы и обязательно смыть незаслуженное пятно сына врага народа.

Романтический подросток писал стихи. Его хвалили, и у Булата кружилась голова от похвал. А тут подоспел июнь 1941 года. Война. Булату 17 лет, он учится в 9 классе и рвется на фронт. Пока там не оказался, успел немного поработать слесарем и токарем на оборонном заводе. В апреле 1942-го его все-таки призвали и направили в запасной минометный дивизион. А потом передовая. Смертельные бои, холод, голод, лишения, опасность — все это научило молодого солдата мужеству и привило ему мужскую закалку. Под Моздоком Окуджаву ранили. Попал в госпиталь, подлечился и вернулся на фронт, служил радистом в тяжелой артиллерии. В апреле 1944-го был демобилизован.

И что осталось от военного опыта? Неприятие войны, отторжение ее как чего-то нечеловеческого, негуманного. И никакого геройства, никакого пафоса. Одна боль. «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» — в ранних песнях.

Здесь птицы не поют,

деревья не растут,

и только мы плечом к плечу

врастаем в землю тут…

Это уже значительно позже: «Горит и кружится планета…» Что главное на войне? Выжить и победить.

До свидания, мальчики.

Мальчики, постарайтесь вернуться назад…

Булат Окуджава вернулся. Посчастливилось. А далее послевоенная жизнь. Надежды и еще не изжитые иллюзии. «Многие из нас были идеалистами, впоследствии обманутыми историей», — скажет позднее Окуджава. В 1945 году Булат поступил в Тбилисский университет на филологический факультет. Щеголял в полувоенной форме и пользовался уважением как фронтовик. «Тихое восхищенное «ура» сопровождало меня по университетским коридорам. Улыбки и комплименты обволакивали меня и убаюкивали», — вспоминал то время Булат.

На одной из сокурсниц Булат женился. И зачем так рано? О, молодость не рассуждает, молодость действует. Молодая семья получила распределение в среднюю школу Калужской области, в село Шамардино. Розовые очки пришлось снять, ибо началась суровая трудовая жизнь. Платили учителям крохи, и пришлось перебиваться с хлеба на картошку.

Из воспоминаний Окуджавы: «…Я снимал угол в домике на окраине. Стояла гнилая осень. Ученикам я не нравился, и они отравляли мое существование. Друзей не было. Жить не хотелось…» Этот трудный период Булат (как и полагается булату) сумел выдержать, пережить, устоять на ногах. Помогала поэзия: Булат писал и писал.

Неистов и упрям, гори, огонь, гори…

В Калуге вышла первая книга «Лирика» (1956). «Это была очень слабая книга, написанная человеком, страдающим калужской провинциальной самонадеянностью», — так отзывался маститый Окуджава о своем первом печатном опусе. А потом пришла реабилитация родителей, и Окуджава перебрался в Москву. Покончил с учительством и стал редактором, сначала в издательстве «Молодая гвардия», а затем в «Литературной газете». К этому времени Булат приобрел уже некоторую популярность, сочиняя песни и исполняя их под гитару. Но если быть точным, то это были не песни в традиционном восприятии, а поэтические произведения, ориентированные на слово.

Интересно вспомнить реакцию одной из газет, куда Булат послал свои первые стихи. Как он вспоминал: «Пришел ответ, в котором мне посоветовали “побольше читать Пушкина и Лермонтова”». Однако Окуджава упорно продолжал сочинять, а потом начал петь свои стихи под гитару, сначала в узком кругу, в домах друзей и знакомых, а с 1960 года — в публичных залах. В Москве Булат какое-то время был в некоторой блокаде: власти не разрешали концерты Окуджавы в больших залах, только в домах культуры, библиотеках, институтах. А когда Окуджава, выражаясь современным языком, раскрутился, то запрещать его было невозможно: Булат пошел в народ.

Ведущий рубрики — 

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия

Окончание следует.