Прогулки поэта

 Вера Чайковская
 27 ноября 2014
 3390
Смиреннейший человек. Деликатнейший. Все время извиняется, что отнял время, пригласив на свою выставку, что не заплатил за подаренный журнал, что чего-то не доделал в живописи… А ведь вовсе не новичок. Постоянный участник выставок московского объединения «Куст», куда входят в основном еврейские художники. Слывет среди коллег замечательным мастером. И скоро 85-летний юбилей. Неужели не знает себе цену? Пожалуй, действительно не знает! Сомневается, комплексует… Рассказал мне, как в далеком 1949 году он еще с двумя студентами выставил свои работы и какой-то «важный чиновник», имевший отношение к «внутренним делам», похвалив двух сокурсников, его раскритиковал в пух. Тогда он, придя домой, разорвал все свои выставленные графические листы. А через много лет встретившийся однокашник похвалил те давние его работы — мол, какие они были необыкновенные. «Ах, где же ты раньше был?» — как поется в песне.

Не эти ли жгучие коллизии личной биографии сделали нашего Льва столь внешне смиренным, но в то же время таким тонким, вибрирующим, таким поразительно отзывчивым на любую человеческую, да и звериную боль?

А внутренне он свободен и смел. Делает и в живописи, и в графике все, что пожелает, колдует с техниками, красками, материалами, жанрами. Выдумывает, магически заклинает, молится, смеется…

Есть у него две работы — очень веселые и очень серьезные. Они о творчестве. «Утренняя прогулка поэта» (2012) и «Вечерняя прогулка поэта» (2014).

В обеих маленькие фигурки поэта почти тащат за собой тоже маленького упирающегося крылатого Пегаса, а вокруг фантастический городской пейзаж, в первой работе — дымчато-зеленый, во второй — серо-фиолетовый.

Ох, не просто быть все время творчески заряженным, «светить всегда», как сказал еще один поэт. В двух работах Саксонова и об этой непростоте, и о невероятной красоте Земли, не только дневной, но и ночной, и о таком веселом и счастливом занятии — творить!

Саксонов парадоксален. Он боится «унизить» героев своей жалостью. Серию работ под названием «Жалость» он в конце концов назвал «The pity» («Сожаление»), чтобы это спокойное английское слово несколько убавило отчаянных российских обертонов. Его персонажи — женщины-алкоголички, люди-птицы с костылями в руках, старушка-еврейка, кормящая бездомных собак, граждане, стоящие в бесконечных очередях, быки на корриде — все они по-своему значительны, глубоки, прекрасны.

Честно говоря, не каждый художник решится изобразить женщину-алкоголичку. У Саксонова есть целая серия с таким названием. Вот стоит боком к зрителю вся укутанная, в синем платке, синих башмаках, поношенном коричневом пальто и смотрит вовсе не жалким, а колющим пронзительным глазом одна из «алкоголичек». А в следующей работе серии что-то нам приоткрывается. Сидящая героиня не то в алкогольном бреду, не то наяву видит какого-то «небесного посланника», в смятении отстраняясь от своего видения рукой. Крайнее падение, по русской традиции, дает надежду на спасение. Вспомним древнерусскую «Повесть о бражнике», которому открылись райские врата.

И у всех «жалких» персонажей Саксонова есть такие миги «возвышения». Стоящие в нижней части листа в очередях в верхней его части вдруг оказываются совсем в другой очереди — очереди, где вершится «божественная» справедливость (серия «Очередь»). Быки, предназначенные погибнуть на корриде, безнаказанно летают над городом (серия «Коррида»). Убогие , хилые, с костылями в руках люди, оказывается, наделены крыльями (серия «Люди-птицы»).

А вот и козочка с короной на голове и в разноцветных туфельках на каблуках из прелестной «Детской серии». Художник мне рассказал, что, когда ее писал, думал о реальной козе из детства, проведенного в эвакуации в Средней Азии. Эту бедную козочку приходилось кормить шелухой от картофеля, а она давала молоко, спасшее семью. И художник «воздал» этой козочке по заслугам, написав ее «парадный» портрет в детской бесхитростной манере.

Впрочем, манера на самом деле не бесхитростная. Художник-волшебник красочных превращений, наслоений живописных мазков, колдовских колористических сочетаний, сквозь которые что-то видится или угадывается. Какие-то вспышки памяти, ассоциации, пласты прошлого. Недаром он так любит «алхимическую» смешанную технику! Особенно это проявляется в пейзажных сериях, таких как «Средняя Азия», «Русский Север», «Россия». Мне не раз вспоминалась «Сказка сказок» Юрия Норштейна, где средствами мультипликации достигался сходный результат.

Не прошел художник и мимо библейских мотивов. Но и тут старые истории просвечиваются современными «жалостью» и «восхищением» (вот такое удивительное сочетание!)

Рушащаяся Вавилонская башня несказанно прекрасна (серия «Вавилонская башня») и очень напоминает колоколенку, тонущую в тумане, из картины, посвященной «любимому городу Ярославлю» (серия «Россия»). А в « Притче о блудном сыне» не сын, а старик-отец упал на колени, прижавшись головой к своему малолетнему сыну, трогательная фигурка которого высветлена на коричневом фоне («Притча о блудном сыне», 2005). Какое-то невероятно «личностное» прочтение, словно художник сам воплотился в этого обезумевшего от радости отца.

В волшебном, грустном, веселом и загадочном мире Льва Саксонова нашлось место людям и птицам, львам и щенкам, детям и старикам, живой природе и городским пейзажам. И все это у него не обыденно и буднично, а взлетает, парит, удивляет и будоражит чувства. А начинается экспозиция с работ, посвященных «Божественной комедии» Данте, задающих всему прочему и эту космическую высоту, и эту ноту любви (в России часто называющейся «жалостью»), без которой, по Данте, невозможно движение Солнца и светил.

Вера ЧАЙКОВСКАЯ, Россия



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!