Николай Эрдман. Самоубийца с мандатом

Однако это было не разрешение, а всего лишь игра в кошки-мышки. Один из приближенных к власти эмиссаров по культуре, сам драматург, Всеволод Вишневский писал Зинаиде Райх с целью передачи Мейерхольду: «Самоубийца» — «безнаказанный памфлет против советской власти… С каких пор Эрдман, автор грязных басен и «Самоубийцы», стал свежим, бодрым нашим писателем?..» Короче, пьеса «Самоубийца» при жизни Николая Эрдмана не увидела сцены. Комедия существовала в списках, и ее читали в коммунальных квартирах шепотом, опасаясь соседей. «Самоубийца» — как поручик Киже: был, а его не существовало.

Эрдман умер в 1970 году. Через 12 лет, в 1982 году, Валентин Плучек отважился поставить «Самоубийцу» в Театре сатиры. Спектакль был сыгран всего пять раз, и «инстанции» сняли его с репертуара. Возобновлен «Самоубийца» был через три года, когда повеяли ветры перемен в стране. Да, и еще печальная деталь участи «Самоубийцы»: Эрдман, отчаявшись увидеть свое детище на сцене, мечтал хотя бы о публикации пьесы в журнале «Театр». Редакция сделала попытку напечатать сочинение Эрдмана в 1963 году, но разрешение на публикацию так и не было получено: Эрдман был по-прежнему опасен?.. А на Западе ставили везде безо всяких помех и препятствий. Пропуск один: интересно! А трагифарс — тем более.

Знакомство с Европой и в гостях у Горького

Жизнь полна парадоксов: где-то печалит, а где-то веселит и радует. После успеха «Мандата» Николая Эрдмана осчастливили командировкой в Европу, куда он поехал вместе с театроведом Павлом Марковым. Из письма — июль 1925 года: «…Танцует Берлин всего два па. Первое па: правая нога на земле, левая — выше головы. Второе па: левая нога на земле, правая — выше головы. Для третьего па у них не хватает ног…»

Это строки Эрдмана об увиденном обозрении «Тысяча сладких ножек» и вывод: «…послевоенный Берлин представляет из себя колоссальный публичный дом…» Родным из Венеции: «Родные мои, какая изумительная и беспощадная красота Венеция…» И наконец, конечная цель пребывания в Европе: посещение Максима Горького на его вилле на Капри в августе: ­

«­…Каждый вечер у Горького. Приходится согласиться с Райх, что в Италии самое интересное — русский Горький, может быть, потому, что у них нету русской горькой…»

Максим Горький поддержал Эрдмана, и драматург был окрылен этой поддержкой. Прощаясь с Эрдманом, Алексей Максимович посоветовал писать не рассказы, а именно пьесы: «Пишите пьесы. Вот я ни одной хорошей пьесы не написал. А вы, по-моему, напишете. Обязательно напишите. Потому что вы драматург. Настоящий драматург».

«Веселые ребята» и арест

Приехав из Европы, Эрдман с новыми силами продолжает свою творческую жизнь, пишет эстрадные сценарии «Житьишко человечье», обозрение «Божественная комедия» для Мюзик-холла, сценарии фильмов «Митя», «Турбина № 3», «Дом на Трубной», «Посторонняя женщина». В июле 1931 года в Ленинграде поставлена оперетта «Орфей в аду», а в сентябре в Гаграх начались съемки «Веселых ребят».

19 мая 1932 года премьера в Театре им. Вахтангова — «Гамлет» с интермедиями Эрдмана. Советский драматург дополняет Шекспира? Смело. В ночной сцене на кладбище Эрдман вводит такой диалог двух могильщиков:

– Отчего ты не роешь?

– Рыть иль не рыть — вот в чем вопрос.

– Какой же это вопрос? Раз начальство приказало рыть, значит, ты и будешь рыть.

– Разве я отказываюсь рыть? Рыть я буду. Я хочу только сначала немного посомневаться. Кто же мне может запретить сомневаться?

– Начальство может. – Запретить? – Запретить. – Сомневаться? – Сомневаться. – Сомневаюсь. – И досомневаешься. Нашему брату надо работать. А чем человек больше сомневается, тем он меньше работает.

Мне кажется, Шекспир не возражал бы против такого диалога. Лично Эрдман не сомневался в своей работе и, участвуя в съемках александровского фильма, параллельно начал работать над музыкальным обозрением вместе с Леонидом Утесовым и Владимиром Массом — «25 робинзонов».

В ночь с 11 на 12 октября Николай Эрдман был арестован в Гаграх в гостинице «Гагрипша». Вопрос, сажать или не сажать, решился в пользу посадки. Любопытно, как это было обставлено. Эрдмана посадили в обычный автобус. Он был в роскошных белых брюках и белой шелковой рубашке. По дороге в Сочи, когда автобус остановился, ему разрешили купить виноград, и это было его единственное питание до самого вечера. А затем сотрудники НКВД посадили Эрдмана в поезд и повезли в Москву, причем они были любезны и угощали одного из авторов «Веселых ребят» черной икрой, семгой, ветчиной и даже коньяком. Последнее пиршество…

Через год произойдет убийство Сергея Кирова и начнется отсчет времени Большого террора. Начиная с декабря 1934 года органы НКВД уже не миндальничали с арестованными. Без икры и коньяка — к стенке и расстрел. Так что Николаю Эрдману еще повезло: он попал в пору относительно мягкой прелюдии репрессий.

А что конкретно послужило поводом для ареста Эрдмана и высылки его в Енисейск? По утверждению некоторых сведущих товарищей, его подставил замечательный актер МХАТа Василий Иванович Качалов, который на одном из правительственных приемов, под хмельком, расслабившись, прочитал несколько басен Николая Эрдмана, в том числе и «Колыбельную», где мама просит сына поскорее уснуть, чтоб набраться сил и стать героем вроде «бородатого дяди Шмидта» (Отто Шмидта, ученого, исследователя Арктики. – Ю.Б.):

…Чтоб набраться силы,

Все ложатся на кровать,

Как вот ты, мой милый.

Спят герои, с ними Шмидт

На медвежьей шкуре спит.

В миллионах разных спален

Спят все люди на земле…

Лишь один товарищ Сталин

Никогда не спит в Кремле.

«Мамин-Сибиряк» из Томска

Последовала высылка на вольное поселение на три года, затем перевод в Томск. Перемену в своей жизни Эрдман воспринимал, судя по письмам, стоически, без тоски и жалоб: «Я здоров, солнце сияет, снег блестит, морозы еще не отступили — все прекрасно… Целую тебя, ненаглядная. Мамин-Сибиряк». Это письмо маме.

В письме к другу Вадиму Шершеневичу: «В Москве я писал пьесы, которые не доходили. В Енисейске я пишу письма, которые не доходят, — однообразная жизнь».

И в другом письме (14 декабря 1933 года):

«Дорогой Вадим! Не так давно в Москве в веселую минуту я составил два коротеньких списка: один — «Кто пойдет за моим гробом» и другой — «Кто пойдет за моим гробом при всякой погоде». Твое имя я написал во втором списке в первой шеренге…»

Что можно сказать по этому поводу? Так мог написать только истинный сатирик, каким и был Николай Робертович. А далее в том же письме уже почти серьезно: «О себе в Енисейске говорить нечего. Как ты тонко подметил, я не особенно увлекаюсь природой: а в Енисейске, кроме природы, к сожалению, ничего нет. Сегодня взял в библиотеке «В людях». Здесь в люди выйти нельзя (я этого не мог сделать даже в Москве), поэтому ушел в себя. Когда выйду из себя, расскажу много интересного. Что касается сыт-здоров, то я сыт и здоров и вообще жизнь прекрасна…» «Мандат» и «Самоубийца» были сданы в архив, «Веселые ребята» шли на экранах без имени автора, «а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!..»

Действительно, положительные сдвиги были, когда Эрдмана перевели в Томск и там он стал работать в местном театре. Его инсценировка горьковской «Матери» имела успех. А тем временем шли годы, свой срок Эрдман отбыл, и надо было определяться, что делать и где жить дальше (пресловутое правило «минус 10» — невозможность жить в 10 крупных городах). Михаил Булгаков, озабоченный положением Эрдмана, написал письмо Сталину: «…я позволяю себе просить Вас обратить внимание на его судьбу… чтобы Н. Эрдману была дана возможность вернуться в Москву, беспрепятственно трудиться в литературе, выйдя из состояния одиночества и душевного угнетения. М. Булгаков, Москва, 4 февраля 1938 года».

В письме в Комиссию по частным амнистиям Эрдман откровенно каялся: «В 1933 году я был принужден к ссылке на 3 года в гор. Енисейск за сочинение нескольких басен, носивших антисоветский характер. Сочинением этих басен, к которым я относился с недостойным легкомыслием, я совершил тяжкий проступок, в котором глубоко раскаиваюсь. Я принял наказание за мою вину как должное и понял, что только творчеством и работой я сумею загладить и доказать мою преданность социалистической родине… я полон одним желанием — отдать все мои силы великим задачам, поставленным перед искусством Партией и Правительством…»

В конце покаянного письма просьба: «снять с меня судимость и вернуть меня в ряды советской драматургии». Письмо написано Эрдманом 2 декабря 1938 года в Вышнем Волочке, где он временно находился и куда был вынужден вернуться после нелегального проживания в Москве, где работал над сценарием фильма «Волга-Волга», кстати говоря, удостоенного Сталинской премии. Ну, а Эрдман опять, как говорится, пролетел мимо кассы.

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия

Окончание следует