Человек света

Вообще, он был удивительно образованным и способным человеком (два вуза — иняз и юридический), полиглот (знал не менее 40 языков!), одаренным литературно (писал прекрасные стихи в присущем лишь ему лирико-философском ключе, переводил стихи с иврита).

Диссертацию Николай Павлович написал быстро, ясным, точным и в то же время живым языком. Хотя тема была сложнейшая, требовавшая знания средневековых диалектов славянских языков, латыни, иврита, а также европейских языков. И плюс — астрономии, эзотерики, истории техники и др. Книгу, что тоже редкость, опубликовали быстро. И мой четырнадцатилетний сын прочел ее с большим интересом, хотя едва ли все понимал, просто сам текст завораживал.

И вместе с тем Гордеев оставался скромным и застенчивым человеком. Как-то мы общались с ним на кафедре в РГГУ, где я тогда преподавал, а он пришел туда за рецензией на диссертацию. Рецензию писали люди, работавшие на кафедре с советских времен, но считавшие себя чуть ли не передовыми учеными западного толка. Поэтому их сильно раздражала глубочайшая эрудиция и концептуальная смелость тихого, спокойно сидевшего на краешке стула автора. Вопросы они задавали с претензией на знание иностранной научной литературы, но получалось — по причине ее незнания — бестолковые и безграмотные. Николай Павлович мягко, терпеливо, без тени иронии разъяснял, показывал соответствующие места в тексте диссертации.

Таким образом, свой официальный статус ученого он получил в достаточно пожилом возрасте и отчасти поэтому был за пределами «ученой тусовки», весьма влиятельной в вопросах публикаций и распределении научных грантов, включая поездки за границу. И хотя ни в какие «тусовки» он попасть не стремился, тем не менее сравнительно скоро стал известным в научных кругах. Его доклад о еврейских корнях Сервантеса и образах «Дон Кихота» был поставлен первым на одном из международных конгрессов «Евреи в меняющемся мире» (в Риге). При этом он отказался от бесплатной поездки, так как боялся потерять место переводчика в какой-то заштатной фирме («еврейский муж должен содержать семью»). Его доклад в Риге, принятый с массовым восторгом, прочел я.

Скуластый и светлоглазый, что называется, природный мордвин из села, Гордеев принадлежал к буртасам, мордвинскому субэтносу, по его сведениям принявшему в свое время иудаизм. Это, на мой взгляд, стало внутренним основанием его подлинно еврейской праведности — от науки до воспитания сына и внука, преданной любви к жене Диане Леонидовне.

Мы вместе с Николаем Павловичем побывали на очередном еврейском конгрессе в Риге (где он пробыл одни сутки — выступил и на поезд в Москву, на работу). А еще он успел написать докторскую диссертацию о самозванстве, глубоко погружаясь в древнерусские, западносредневековые, античные и пр. исторические источники, привлекая немыслимое количество научной литературы. Но этого «научная тусовка» никак не могла ему простить. Мой давний знакомый профессор Д. только покачал головой: «Что вы? Наша корпорация такого не пропустит, это ни в какие рубрики не входит…» Требовались мощные локтевые усилия, что было совсем не в духе и не в силах этого замечательного ученого.

Он иногда казался наивным, но реально был человеком, что называется, open-minded — открытого и светлого ума.

Александр КАНТОР