Самоубийца с мандатом

И тут война. Эрдман просится на фронт добровольцем, получает отказ. Но затем был зачислен в саперную часть, и в ноябре 1941-го, пройдя пешком с отступающими частями около 600 км, попал в Саратов с ноющей болью в ноге.

И снова НКВД

На этот раз НКВД явилось к Эрдману как спаситель: в январе 1942-го его пригласили в созданный Лаврентием Берией Ансамбль песни и пляски НКВД. Позволю себе каламбур: «Уж отлетел осенний мертвый лист, / Но тут пришло спасение: чекист…»

В Ансамбле подобралась талантливая компания из звезд, репрессированных или находящихся у власти на подозрении в неблагонадежности. Дмитрий Шостакович писал музыку, Касьян Голейзовский ставил танцы, еще одним хореографом трудился Асаф Мессерер, Петр Вильямс писал декорации, Сергей Юткевич отвечал за режиссуру, Исаак Дунаевский дирижировал оркестром и т.д. А для текстов концертов и обозрений было необходимо острое перо — тут и понадобился славным органам Николай Эрдман: скетч «Рядовой Шульц», театрализованное представление «Русская река», «Весна победная» и прочие патриотические поделки.

В 1947-м Эрдман демобилизовался и стал вольным художником. Судимость была снята, прописка в Москве получена. «Твори, выдумывай, пробуй», как говорил классик.

А дальше — никакого взлета

Эрдман творил. Он работал много. Из-под его пера вышли новые тексты оперетт «Летучая мышь» и «Нищий студент». Сценарии фильмов «Смелые люди», «Актриса», «Спортивная честь», «Застава в горах», «Шведская спичка», «Снежная королева», «Приключения Буратино» и почти все в соавторстве с кем-то, у него была роль добавить и «подсмешить», как кто-то выразился. А еще Эрдман причастен ко многим детским лентам и мультфильмам: «Приключения Мурзилки», «Морозко», «Кошкин дом», «Лягушка-путешественница», «Поди туда, не знаю куда» и прочее. Последняя работа по эрдмановскому сценарию — фильм «Снегурочка» (1969). О бедной Снегурочке, которая растаяла…

Невольно возникает вопрос: не растаял ли талант Эрдмана? Все написанное им после «Мандата» и «Самоубийцы» было эрдмановское, но не Эрдмана. Ушла сатира. Исчез юмор. Пропала ирония. Взамен появились патриотизм, пафос и банальная романтика. Все с точки зрения власти и цензуры было правильным, но, увы, скучным. И не бередило душу. Безо всяких сомнений второго могильщика из «Гамлета».

Правда, Эрдман предпринял попытку написать еще одну гениальную пьесу «Гипнотизер», но дело не пошло, застопорилось, из костра вдохновения не вылетали искры… Об эрдмановском замысле вспоминала Надежда Мандельштам: пьеса «строилась на смене обычного и казенного языков. В ­какой-то момент служащий, отсидевший положенное число часов в учреждении, сменяет казенные слова, мысли и чувства на обычные, общечеловеческие…»

Пьеса не выстроилась, потому что сам Эрдман отказался жить двойной жизнью. Он предпочел одну, обычную, советскую: жить и чувствовать вместе со всеми, согласно советским пропагандистским лекалам. Его устраивала жизнь рядового человека. И писал он только ради хлеба насущного, не ставя перед собой никаких высоких целей. От прежнего блистательного, фонтанирующего Эрдмана почти ничего не осталось. Он изменил самому себе. Предал свой дар и подпал под страх. Автор «Самоубийцы» стал духовным самоубийцей.

И это очень печальная история. «Век-волкодав» загрыз Осипа Мандельштама. Были ликвидированы многие писатели и поэты: Бабель, Пильняк, Клюев, Клычков, Павел Васильев и другие. А многие, оставшиеся живыми, прогнулись, и об этом написал Аркадий Белинков в своей книге «Юрий Олеша. Сдача и гибель советского интеллигента».

Эрдман услужливо отдал свое талантливое перо в руки власти. Но имеем ли мы право судить его за это? Что поделаешь: человек слаб. Не все готовы восходить на костер…

Последние годы

Из воспоминаний балерины Большого театра Натальи Чидсон, жены Эрдмана, озаглавленные «Радость горьких лет»: «Удивительно, что Николай Робертович, так много в своей жизни работая для кино, относился всегда к этому виду искусства без интереса, предпочитая ему театр… Знал себе цену. Он знал отзывы о себе корифеев театра и литературы. Он видел, как принимала публика «Мандат». Ему не нужно было самоутверждаться и беспокоиться о званиях и премиях. Он был вынужден молчать и участвовать в создании забавных безделиц, которые впоследствии, к старости, принесли даже материальное благополучие, мало им, кстати, ценимое…»

Одна из последних басен Эрдмана:

Однажды ГПУ явилося к Эзопу

И хвать его за ж…!

Смысл басни ясен:

Не надо этих басен.

И Николай Робертович перестал их писать. Перестал даже «немного сомневаться». Как выразился один из его современников, Эрдман обрек себя на безмолвие ради сохранения жизни.

А когда-то Николай Робертович отличался почти бесшабашной смелостью и со своими соавторами, сначала с Владимиром Массом, а потом с Михаилом Вольпиным, критиковал все, получая удовольствие от своей литературной отваги.

«Нас — Эрдмана, Масса и меня, — вспоминал Михаил Вольпин, — увлекал феномен смеха. Эрдмана и Масса больше увлекал идейный смех — они обожали сатирическую басню, политическую издевку. За что и пострадали жестоко. Меня больше интересовала формула комического — идейные вопросы были с молодости мне чужды…» И важная деталь: «Мы работали прежде всего тогда, когда Николай Робертович приглашал нас писать вместе».

В 1964 году Эрдман становится консультантом Юрия Любимова и неофициальным членом художественного совета Театра драмы и комедии на Таганке. Вместе с Любимовым Эрдман инсценировал «Героя нашего времени» Лермонтова. Премьера состоялась 14 октября 1964 года. А затем написал интермедии к спектаклю «Пугачев». Эрдман был первым, кто принял Владимира Высоцкого безоговорочно, как равного себе.

В 1969 году в одном из издательств ФРГ вышла первая публикация текста Эрдмана «Самоубийца» на русском языке. До него дошла и рецензия шведского критика на постановку «Самоубийцы» в Швеции. Эрдман радовался этому, а отечественная критика продолжала замалчивать и «Мандат», и «Самоубийцу». Слава Эрдмана громыхнула, когда его уже не было.

…Умирал Эрдман мучительно в больнице Академии наук, куда его пристроил Петр Капица. Конец наступил 10 августа 1970 года. Николай Робертович не дожил три месяца до юбилейных 70 лет. За гробом следовал узкий круг провожающих. О чем думали пришедшие на похороны? О жизни Эрдмана? А может быть, вспоминали слова Аристарха Доминиковича Гранд-Скубика, обращенные к самоубийце Подсекальникову: «Стреляйтесь себе на здоровье. Но стреляйтесь, пожалуйста, как общественник. Не забудьте, что вы не один, гражданин Подсекальников. Посмотрите вокруг. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Что вы видите? Очень многое. Что вы слышите? Ничего. Почему же она молчит? Потому что ее заставляют молчать. А вот мертвого не заставишь молчать, гражданин Подсекальников. Если мертвый заговорит. В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый. Я пришел к вам как к мертвому, гражданин Подсекальников. Я пришел к вам от имени русской интеллигенции…»

И тот же Аристарх Доминикович у Эрдмана: «Нет, вы лучше подумайте, дорогие товарищи, что такое есть наша интеллигенция. В настоящее время интеллигенция — это белая рабыня в гареме пролетариата».

И что делать?

Итак, выбор: гнуть спину и плясать под чужую дудку или… Вот это «или» — быть самим собой и слушать только свою музу, выполнять возложенную на тебя миссию — это самое трудное, и не всем это дается. Николаю Эрдману не удалось. Он стал самоубийцей своего таланта и ровным шагом зашагал в рядах веселых патриотических ребят.

Все это было бы хорошо и прекрасно, но задолго до компромиссов Николая Эрдмана беспокойный Александр Пушкин провозгласил свою программу жизни и творчества:

Зависеть от царя, зависеть 

от народа —

Не все ли нам равно? Б-г с ними.

Никому отчета не давать, себе 

лишь самому,

Служить и угождать, для власти, 

для ливреи

Не гнуть ни совести, 

ни помыслов, ни шеи…

Вот счастье! вот права.

И каков финал этих воспоминаний об Эрдмане?

– Гражданин, не вы ли потеряли мандат на свободу?..

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия