Свет хасидского подполья

(Отрывки из книги. Продолжение, начало в №№ 1058–1063)

Рав Абрамович догадывался о существовании подпольной ешивы в Самарканде, которая была создана и управлялась любавичскими хасидами. Он даже знал нескольких юношей из Черновцов и других городов Закар­патья, которые там учились, но никогда не подавал виду, что ему что-то известно. Конечно, ему хотелось знать подробности о ешиве, но рав никогда не спрашивал о ней прямо. Абрамович прекрасно осознавал, в какой ситуации мы все находимся, и боялся, что если будет слишком много расспрашивать, это вызовет опасения и подозрения среди еврейских общественных деятелей, а этого он не желал.

Два праведника: Рыбницкий Ребе и Любавичский Ребе

«Странное» служение Творцу реб Хаима Занвиля (Рыбницкого Ребе) у многих вызывало недоумение. Он молился на протяжении всего дня так, что утренняя молитва, шахарит, соединялась у него с дневной, минхой, а та — с вечерней. Тфилин и талит были на нем до позднего вечера. Так он продолжал вести себя и после выезда из СССР. Рыбницкий Ребе жил какое-то время на Святой земле, а потом уехал в Нью-Йорк.

Мне вспоминается, что однажды, когда я был в горах — пригороде Нью-Йорка — в летнее время, мне сказали, что Рыбницкий Ребе находится в соседнем доме отдыха, и предложили съездить к нему. Это было в моцэй шаббат. Когда мы приехали туда, уже было около полуночи, но реб Хаим Занвиль еще молился минху. Однажды нашему Ребе рассказали о непонятных обычаях Рыбницера, но Ребе ответил: «Оставье его, он знает, что делает». Ребе очень ценил рава Абрамовича, и об этом свидетельствует факт, что когда тот еще был в России, Ребе послал ему талит и авнет (пояс, которым хасиды подпоясываются во время молитвы).

В 5734 (1974) году я поехал к Рыбницкому Ребе вместе с реб Машиахом Худайтовым и реб Мотлом Гольдшмидом (который приехал посетить нас), чтобы предложить ему нанести визит Ребе. Его габаи отказались впустить нас к нему, чтобы мы не мешали его служению Творцу. Мы старались убедить их, рассказывали, что приехали из России и хотим поговорить, но ничего не помогало. В конце концов, они согласились, чтобы мы изложили нашу просьбу в записке, и они передадут ему.

Будучи в России, я не удостоился встретиться с Рыбницким Ребе ни разу. В первый раз я увидел его в Израиле — мы встретились с ним вместе с реб Моше Ниселевичем и рассказали о нашей деятельности в Самарканде. Так что мы написали в записке, что мы — деятели из Самарканда и хотели бы встретиться. Прочитав записку, Рыбницкий Ребе сразу же вышел к нам и принял нас с большой радостью. Мы предложили ему посетить Ребе. «Я давно хочу встретиться с Ребе, — ответил он, — но не знаю, как можно к нему поехать, мои габаи говорят, что он очень занят и не принимает посетителей». Когда мы сказали, что Ребе обязательно примет его, а мы можем заехать за ним, реб Хаим Занвиль был очень обрадован. Мы договорились, что приедем в определенный день и все вместе отправимся к Ребе.

Мы поговорили с секретарем Ребе, реб Йеѓудой Лейбом Гронером, и после того как назначили время для личной аудиенции, приехали к Рыбницкому Ребе. Было похоже, что он ждал нас с нетерпением: как только увидел, что мы приближаемся, сразу встал и радостно сказал своим габаям, что сейчас он едет к Любавичскому Ребе. Один из них, г-н Герман, присоединился к нам в поездке.

Когда мы приехали, Ребе лично вышел навстречу Рыбницеру. Г-н Герман хотел было тоже зайти, но секретарь реб Гронер объяснил ему, что понятие йехидут — личная аудиенция — соответствует своему названию: к Ребе заходит человек сам, без сопровождающих. В итоге реб Хаим Занвиль беседовал наедине с Ребе около сорока минут!

Тем временем г-н Герман рассказал реб Гронеру, что Рыбницер с самого утра еще ничего не ел. Реб Гронер, который хотел сократить время йехидута, постучал в дверь к Ребе и сказал, что Рыбницкий Ребе до сих пор еще не прервал пост. Ребе сократил встречу, и через короткое время они вышли вместе в приемную. Ребе увидел г-на Германа, который стоял там, и обратился к нему: «Он до сих пор еще постится? Почему он ничего не ел?» Г-н Герман стал оправдываться, говоря, что реб Хаим Занвиль не хотел ничего есть до встречи с Ребе. Ребе взмахнул рукой в знак удивления, как бы говоря: «Что же ты о нем не заботишься?»

Ребе пошел вместе с реб Абрамовичем в сторону выхода, а на пороге обратился к реб Гронеру и поинтересовался, кто отвезет Рыбницкого Ребе домой. Тот ответил, что реб Машиах, который привез его сюда, отвезет его и обратно. Ребе продолжал стоять и провожать Рыбницера взглядом, пока тот не сел в машину.

Мое знакомство с реб Менделем

Я познакомился с реб Менделем еще в детстве, во время Второй мировой ­войны, когда чился у реб Зуши Паза. Мне вспоминается один эпизод из тех времен: реб Зуша был известен своей строгостью к ученикам, и ученики очень боялись его. Композитор реб Йом Тов Эрлих, который жил в то время в Самарканде, сочинил песню, описывающую нашу хасидскую жизнь. В ней были строки и об учителе реб Зуше: что он стоит как генерал, а все ученики дрожат перед ним.

Так вот, однажды случилось, что реб Зуша был недоволен мною, и стал бить меня ремнем. Вдруг откуда ни возьмись появился реб Мендель. Я посмотрел на него как на ангела небесного: вдруг он сможет спасти меня от ремня реб Зуши. Реб Мендель стал кричать на реб Зушу: «Что ты хочешь от ребенка? У него ведь отец в тюрьме, он как сирота! Посмотри, какой он худой... Оставь его в покое!» Однако на реб Зушу, который был намного старше реб Менделя, все эти возгласы не произвели впечатления, и он лишь сказал, чтобы тот перестал мешать ему воспитывать ребенка.

На протяжении всего своего детства и юношества я много слышал об этом легендарном хасиде. Реб Мендель был для меня эталоном настоящего хасида и героя. Мы, росшие в послевоенном Самарканде, получали свое еврейское хасидское воспитание из рассказов взрослых о наших великих главах ­ХАБАДа и о хасидах, таких как реб Ашер Батумер (Сасонкин), реб Нисан дер Геллер (Наминов), реб Йона Коэн и конечно же реб Мендель Футерфас. Мы слышали животрепещущие описания его молитвы — длинной, сосредоточенной и полной радости; нам пересказывали его хасидские поговорки и описывали его дела — как он беззаветно и безгранично помогал другим...

Интересно отметить, что реб Хаим Дов-Бер (Берке) Хейн, который сам по себе был необычайной личностью, одним из исполинов хасидского мира, много рассказывал о других хасидах высокого духовного уровня. Рассказывал он и о реб Менделе, которого знал много лет, подчеркивая его праведность, хорошие качества и беззаветную преданность делу.

Все те хасиды, гиганты духа, покинули Россию во время «великого побега» 1946–1947 годов. Среди единиц, оставшихся в России, был реб Мендель, который, как я уже писал, провел много лет в тюрьме. Однако в наших сердцах всегда горела надежда, что, когда его наконец освободят, мы сможем встретиться с ним лицом к лицу. После освобождения реб Мендель решил поселиться в Черновцах, и поэтому прошло еще немало лет, прежде чем я встретился с ним.

Примерно в 1959 году, когда атмосфера тотального страха при Сталине стала ослабевать, я запланировал поездку вглубь России. В моих планах было посетить несколько городов, и в том числе Черновцы, где жил реб Мендель. Перед поездкой я много беседовал с реб Моше Ниселевичем о личности реб Менделя. Он рассказывал мне о самопожертвовании реб Менделя ради Торы. Кроме того, реб Моше предупредил меня, что реб Мендель человек проницательный, и с ним нужно говорить прямо, безо всяких фокусов, иначе он немедленно все поймет и может потерять ко мне доверие.

Перед поездкой у меня возникло опасение: можно ли рассказать реб Менделю о нашей подпольной деятельности в Самарканде, которая в те годы уже развернулась довольно широко. Мы сторонились людей, которые когда-либо побывали в лапах КГБ. Ведь никогда нельзя было знать, что произошло с человеком «там»: а вдруг агенты КГБ сумели его завербовать в доносчики? До такой степени был велик страх в те годы!

Я посоветовался на эту тему с отцом и со своим деверем, реб Элияѓу Мишуловиным, и оба в один голос сказали, что к реб Менделю это не может иметь никакого отношения. Реб Моше Ниселевич тоже был решительно уверен: не дай Б-г подозревать реб Менделя! Мы ведь слышали о том, как он вел себя на допросах, как взял всю вину на себя и т. п. Так что мы решили рассказать ему обо всем, ничего не скрывая, и посоветоваться с ним в некоторых вопросах.

Один из вопросов, который я хотел задать реб Менделю, касался постоянного спора, который вели реб Моше Ниселевич и реб Берке Хейн, один из последних представителей предыдущего поколения — «поколения знания». На своих итваадутах реб Берке подчеркивал, что прежде чем работать с другими, нужно прикладывать усилия и стараться исправить самих себя. Только после этого мы сможем оказать какое-то влияние на окружающих. А реб Моше утверждал, что если мы не будем приближать к Торе других, пока сами не достигнем соответствующего духовного уровня, то потом уже может быть поздно. «Люди не виноваты, — утверждал он со всем пылом, — что мы еще не готовы!» Я решил, что, когда приеду в Черновцы, расскажу реб Менделю об этом разногласии и спрошу его мнение.

Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США

Продолжение следует