Авербах, Лелевич, Родов — гвардейцы вождя

Революция — ломка всего старого: власти, управления, уклада жизни, армии, экономики, всех сфер, включая литературу и культуру. Лев Троцкий декларировал: «Каждый господствующий класс создает свою культуру, следовательно, свое искусство».

Господствующий класс — это пролетарии. Еще крестьяне, но не все. Остальные сословия — враги или временные попутчики. Романтически настроенный Арго (Абрам Гольденберг) восклицал:

Сегодня мы любить желаем гезов.

И, значит, к черту чопорных дворян!

Дословно гезы — это нищие во времена нидерландской буржуазной революции XVI века. Но русские гезы — это иные ребята, воспетые Блоком в поэме «Двенадцать». Почти весь цвет тогдашнего Серебряного века покинул Россию: Бунин, Бальмонт, Мережковский, Гиппиус, Зайцев, Ремизов, Куприн, Ходасевич, Цветаева и другие. Кто-то из писателей и поэтов остался и пытался приспособиться к новым обстоятельствам, а кто-то сразу полюбил новую власть и бросился ей служить и воспевать ее. Ограничимся двумя громкими именами: Брюсов и Маяковский. Цитаты приводить не будем, они широко известны: и про «партийные книжки», и про паспорт «из широких штанин». Поговорим лучше о литературном процессе.

Советской России была остро нужна новая литература — пролетарская. Владислав Ходасевич до своего отъезда из страны имел беседу с важной партийной дамой — Ольгой Дмитриевной Каменевой, женой Льва Каменева, ближайшего соратника Ленина.

В своих воспоминаниях «Белый коридор» Владислав Ходасевич писал: «Мы с Ольгой Дмитриевной коротаем вечер. Она в черной юбке и в белой батистовой кофточке. Должно быть, за день она тоже немного устала, прическа ее рассыпалась. Она меланхолически мешает угли в камине и развивает свою мысль: поэты, художники, музыканты не родятся, а делаются; идея о прирожденном даре выдумана феодалами для того, чтобы сохранить в своих руках художественную гегемонию; каждого рабочего можно сделать поэтом и живописцем, каждую работницу — певицей или танцовщицей; дело все только в доброй воле, в хороших учителях, в усидчивости. Этой чепухи я уже много слышал на своем веку — и от большевиков, и не только от них. Возражаю лениво…»

Так писал Ходасевич о беседе в Кремле, за Кутафьей башней.

Итак, можно научить. На выполнение этой идеи бросились многие предприимчивые молодые люди, среди которых было немало еврейского происхождения из бедных семей, страдавших из-за черты оседлости и удаленных от культурных элит. И вот пришла революция, и открылись такие возможности, что дух захватывает. И наиболее отважные стали писать, сочинять, играть и учить других, призывая при этом сбросить классиков с «парохода современности»: только мешают, надоел этот Толстой!.. Сергей Третьяков констатировал:

От отцов мы узнали —

Не взорвав — не пройдешь.

За нами, за нами!

Всей земли молодежь…

Мы все — Октябревичи,

Мы все — Октябревны…

И громадный запал энтузиазма, ибо «сердце — динамит». Как жахнем! Первые послереволюционные годы — разлив литературных рек. Половодье. Группы, течения и объединения. Символисты, футуристы, имажинисты, конструктивисты, «Серапионовы братья»,  всякие «Кузницы» и «Перевалы», всех и не перечислишь, и все претендовали на первые места в новой литературе страны. Лозунги, манифесты, дискуссии, споры, грызня между собою; почитайте газеты и журналы того периода — какая страсть и какой накал литературной борьбы!

В первые годы государство не вмешивалось и как бы отдало на откуп самим литераторам разбираться, кто есть кто и кто что пишет. Но прислониться к власти и говорить от ее имени был, конечно, великий соблазн. И первой ему поддалась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). 

Эта организация была создана в 1923 году. От радикальных лозунгов, таких как отрицание культурного наследства, отказались. Был выдвинут другой лозунг — «учебы у классиков». Генеральным секретарем РАПП стал 21-летний Леопольд Авербах. В ведущую  группу функционеров входили Александр Фадеев, Юрий Либединский, Владимир Киршон и другие «литературные поводыри». Однако единства среди них не было, ибо кто-то занимал радикальные позиции (Лелевич, Родов), кто-то умеренные. В конечном итоге РАПП через 10 лет развалился и в 1932 году был ликвидирован. Но об этом чуть позже.

За годы своего существования РАПП оставил о себе недобрую память, нападая на одни литературные группы, громя другие, резко критикуя неугодных, по его мнению писателей, приклеивая им различные ярлыки. Даже Максима Горького превратил из ГлавСокола в ГлавУжа. Алексей Толстой был для РАППа никакой не пролетарский, а исключительно «красный граф». Доставалось ЛЕФу, «Красной нови», «Сибирским огням», Волошину, Пильняку, Эренбургу, и всё потому, что «литературный фронт» может быть «прорван» этими непролетарскими товарищами. И РАПП размахивал своей критикующей дубинкой, используя журнал «На посту» (затем «На литературном посту») и постоянно склоняя слово «классовый»: классовая литература, классовая психика, классовая поэзия и т.д.

В писателях-попутчиках (временных союзниках) рапповцы видели только идеологических врагов. Были ли они правы? Рапповцы, по словам критика Александра Воронского, «отражают  революцию в кривом зеркале и неспособны организовать психику и сознание читателя в сторону конечных задач пролетариата».

В 1970 году издали книгу о деятелях РАППа «Неистовые ревнители». Да, их можно определить как ревнителей и охранителей революции, ее цепных псов, гвардейцев партии. Недаром Авербах называл РАПП ячейкой ЦК в литературе. Хорошо, что ЦК, а не ЧК, каким впоследствии стал Союз писателей СССР. Рапповцы выполняли работу чистильщиков, а уж окончательную зачистку литературного поля сделали другие «неистовые ревнители» из ведомства на Лубянке. А теперь о персоналиях — трех гвардейцах не то короля, не то генсека, не то папы.

Леопольд Леонидович Авербах, критик и журналист, родился в 1903 году в Саратове в буржуазной еврейской семье, как написано в Биословаре 1927 года, в купеческой семье. Когда грянула революция, Авербаху шел 14-й год, он бросил гимназию и окунулся с головой в комсомольскую работу. Это было интереснее и перспективнее всякой латыни. Авербах зарекомендовал себя успешным пропагандистом и организатором и вскоре стал секретарем МК комсомольского союза и редактором «Юношеской правды» (в 17 лет!). Поработал за границей по линии Коминтерна молодежи. Вернулся и возглавил журнал «Молодая гвардия», а затем — «На литературном посту». Стал генеральным секретарем РАППа. Показал себя умелым и жестким администратором. Выпустил несколько книг («Большевистская весна», «За пролетарскую культуру», «Современная литература и вопросы культурной революции» и другие). И множество критических статей.

Да, чуть не забыл еще одну книгу: «Ленин и юношеское движение» (чистил себя под Ленина, как Маяковский?). Был любимцем Троцкого. Позднее копировал Сталина: властолюбие, манеры, поведение, борьба с врагом. Внешне походил на Лаврентия Берию: лысый, отполированный череп, пенсне. Любил подшучивать над людьми. Закатывал многочисленные доклады. По воспоминаниям Льва Левина, Авербах — веселый человек, необычайно деятельный, умеющий увлечь слушателей острым и темпераментным словом. Неизменно насмешливая улыбка и стремительная, быстрая речь, как пулемет.

Именно под руководством Авербаха РАПП превратился в своеобразное литературное ЦК, продвигая своих пролетарских товарищей и тормозя и критикуя чужих, всего лишь попутчиков по пути строительства социализма. Под каток РАППа, как мы уже говорили, попали Горький, Есенин, Эренбург, Пильняк, Багрицкий, Леонов, Шолохов и многие другие, чей талант в принципе не оспаривался, но вот писательское нутро было не то — буржуазное… В течение 10 лет имя Леопольда Авербаха наводило страх и ужас на многих писателей.

Из ряда битых выделим Маяковского. РАПП и прежде всего Авербах после смерти поэта выступали против его канонизации. Не случайно Всеволод Вишневский подарил ученику Маяковского Николаю Асееву свою брошюру «Памяти Маяковского» с такой вот надписью: «Николаю Асееву — в дни исторического расчета большевиков-писателей с бандой троцкистов. Они сгубили нашего Маяковского. Эта книга — улика. Обрушим ее на врагов. 28 апреля 1937 года».

Это было до ареста Авербаха, до того, как он попал в «банду троцкистов». Но Вишневский уже чуял разгром. Падение Авербаха началось еще до ликвидации РАППа. Недовольство против него нарастало, но до поры до времени он был неприкасаем, ибо защищен родственными связями с Яковом Свердловым и Генрихом Ягодой, а еще Авербаху благоволили кремлевские вожди. Да и Горький в дальнейшем сблизился с Авербахом и ценил его как отличного работника, а в декабре 1931 года Авербах гостил у Алексея Максимовича в Сорренто.

Но в апреле 1932 года вышло Постановление ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций и, соответственно, о ликвидации РАППа. Встал вопрос о создании Союза писателей СССР, и в оргкомитет по подготовке к съезду Горький пригласил Авербаха, но тот не смог сработаться с некоторыми писателями (трудно быть вторым-третьим после того, как ты был генеральным секретарем). Тогда Авербаху предложили больше не заниматься литературной деятельностью, и он был отправлен в Свердловск партийным организатором на Уралмашзавод. Там произошла какая-то авария, завели дело, и Авербаха отозвали в Москву, где он был арестован 4 апреля 1937 года. В 1939 году его ликвидировали.

Репрессиям подверглась и его жена Елена Бонч-Бруевич. Маленького сына взяла на воспитание семья Бонч-Бруевича. Короче, произошла расправа. Мавр сделал свое дело — мавра можно уничтожить. РАПП и Авербах подготовили почву для создания единого Союза писателей, и всех советских писателей построили в одну шеренгу. Помимо Авербаха пострадали и другие функционеры РАППа — Лелевич, Киршон и многие другие.

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия

Окончание следует