Ave Майя!

Когда речь заходила о ней, все эпитеты казались ничтожными. И без того понятно, что уникальная, что великая, что легенда. Смерть в этом смысле ничего не изменила. Плисецкая не из тех, кого оценят «после», ею восхищались всегда. Почему же тогда Майя Михайловна так часто повторяла: «Всю жизнь борюсь»? И что осталось за кадром этой блистательной судьбы?
«Я танцевала для тирана»
А борьба началась с самого начала. В 1938 году Майя фактически стала сиротой: отца исключили из партии и расстреляли; мать с грудным младенцем на руках сослали в Казахстан, в лагерь жен изменников родины. От детдома 12-летнюю Майю спасла тетя — балерина, солистка Большого театра Суламифь Мессерер. Она удочерила племянницу, определила ей жизненный путь. И, с одной стороны, Плисецкая была благодарна тете. Но с другой — «...в расплату за добро каждый день, каждый день она больно унижала меня...»
Да, дальше был успех. В 1943 году, когда основная масса артистов находилась в эвакуации, ее зачислили в труппу Большого театра. Не заметить талант юной балерины было невозможно. Прыжки, в которых на мгновение она зависала в воздухе, необыкновенную выразительность, страстность, динамику танца... Вскоре пошли и главные партии — в «Спящей красавице», в «Дон Кихоте»; в Большой уже стали ходить специально «на Плисецкую»... 
Однако то время Майя Михайловна вспоминает вполне однозначно: «Эра Сталина отняла у меня отца. А я танцевала для тирана несколько раз. Он таращил на меня свои желтые волчьи глаза из-за пиршеского стола на своем 70-летии в Кремле. «Лебединым озером» 27 февраля 1953 года спровадила я в гроб Иосифа Виссарионовича».
Это время ее сформировало: как человека, как личность, как борца...
Плисецкая и Кеннеди
Личная жизнь Плисецкой на первый взгляд скучна в своем однообразии — всю жизнь с одним мужем. Правда, кто-то говорит о любвеобильности балерины, о ее многочисленных романах: мол, Щедрин на все закрывал глаза. Так земля всегда полнится слухами. Однако о симпатии (и даже взаимной) знаменитого Роберта Кеннеди известно доподлинно.
В 1962 году Большой театр гастролировал в Америке. По случаю приезда в советском посольстве был устроен прием — там они и познакомились. Выяснили, что родились в один день — 20 ноября 1925 года. С тех пор в день рождения Плисецкую то и дело поджидали неожиданные сюрпризы. То в гостиничный номер посыльный приносил ей букет белых роз, то ящик вина, то элегантную коробочку с золотым браслетом. Даже через Анастаса Микояна, зампреда Совета министров СССР, Кеннеди однажды передал балерине искусно выполненные фарфоровые гвоздики. А потом и позвонил...
«Уже стало традицией, что Роберт Кеннеди и я старались ближе к этой дате найти оказию, чтобы поздравить друг друга», — признавалась как-то Майя Михайловна. Во время редких встреч они обнимались и расцеловывались как старые добрые друзья. В один из приездов Кеннеди повел ее осматривать Нью-Йорк. Балерине намекали, что Роберт слывет заядлым ловеласом, но она не придавала этому значения. «Что это было? — рассуждала она много лет спустя. — Флирт не флирт, игра не игра... Что-то нас взаимно влекло друг к другу. Мы были друг другу интересны».
В 1968-м они должны были увидеться снова: Большой в очередной раз приехал в Нью-Йорк. Роберт позвонил Майе, извинился, что не может встретить лично из-за предвыборной поездки, просил оставить для него вечер 11 июня... А 5-го в Калифорнии его застрелили. Днем позже во время концерта в Метрополитен-опере зрителям было объявлено: «В знак траура по Роберту Кеннеди Майя Плисецкая станцует “Умирающего лебедя”». Зал встал...
«Я — майяман!»
Впервые Родион Щедрин и Майя Плисецкая встретились на приеме знаменитого французского актера Жерара Филипа. На молодого композитора (ему тогда едва стукнуло 25) балерина произвела неизгладимое впечатление — рыжая, зеленоглазая, стройная, как тростинка... Его совершенно не смутила разница в возрасте — Майя была старше на семь лет. Щедрину как обладателю собственного авто выпала обязанность развезти почетных гостей по домам. Разумеется, свой маршрут Родион составил таким образом, чтобы везти Майю последней...
Окончательно Щедрин влюбился, когда ставил балет «Конек-Горбунок» в Большом театре. Тогда впервые он увидел Плисецкую на репетиции в балетном зале. «Она была в эффектном купальнике, — вспоминал Родион Константинович. — Тогда таких еще никто не носил. Я, как теперь модно говорить, запал окончательно!»
Потом были совместный отдых в Сортавале (Доме творчества композиторов), поездка на машине в Сочи. Из-за того, что Родион и Майя не были женаты, их отказывались селить вместе в гостиницах, поэтому ночевать зачастую приходилось в авто. По приезде в Москву 2 октября 1958 года Плисецкая и Щедрин поженились.
Своей музе и жене Родион Константинович посвятил множество балетов, среди которых «Кармен-сюита», «Анна Каренина», «Дама с собачкой»... Сам Щедрин говорит так: «Меня считают большим любителем балета. Но это не так. До сих пор балетоманом я себя назвать не могу. Я — майяман!»
Единственное, что омрачало их брак, — это отсутствие детей. Причем вскоре после замужества Плисецкая забеременела. Но... как всегда, выбрала сцену и балет.
Дочка от КГБ
И все-таки в 1999 году ее дочь нашлась. Вернее, так называемая дочь, самозваная. Откровения израильтянки Юлии Глаговской тогда наделали шуму. Девушка поведала прессе о том, как в 1976 году одновременно в ленинградском роддоме оказались две женщины: Майя Плисецкая и Людмила Глаговская, жена сотрудника КГБ. Младенец последней родился мертвым. Тогда якобы и произошла подмена, разумеется, с согласия самой Плисецкой. По словам Юлии, которая в начале 1990-х с родителями эмигрировала в Израиль, до поры она ничего не знала. Потом отец признался. 
С тех пор девушка всеми правдами и неправдами добивалась встречи с «мамой». Надо заметить, что на Земле обетованной Юля училась в академии танца и внешне походила на прославленную балерину... Вот только Майя Михайловна радости по поводу обретения дочери не выказывала, общалась сухо, уходила от разговоров. А потом и вовсе подала в суд на газету, выдавшую «сенсацию» на-гора.
«Все это придумала моя родственница: и журналисту заплатила, и девочку похожую подыскала, — как-то прокомментировала балерина. — Ну скажите, как это я могла на сносях в те же самые дни танцевать в 51 год спектакль за спектаклем в Австралии, где гастроли именовались «Майя Плисецкая и Большой балет»? Умудриться тайно слетать на несколько дней в СССР, и почему-то в Ленинград, и почему-то прямиком в родильный дом КГБ? Родить там наспех дочь и тотчас подарить ее первой встречной бесплодной кагэбэшнице?»
«Я не скучаю по России»
В то время Майя Михайловна была уже на вольных хлебах — в 1990 году из Большого театра ее попросили, и это еще одна жизненная драма Плисецкой. Все началось двумя годами ранее. Тогда великую балерину обвинили в сокрытии нескольких миллионов лир: якобы деньги привезла и утаила от государства. Обвинение абсурдное, учитывая хотя бы курс итальянской валюты (в то время 10 тысяч лир равнялись 4 рублям 70 копейкам). В возбуждении уголовного дела было отказано, но туман уже сгущался. И вскоре последовало громкое увольнение.
Это было время больших перемен. Но Большой театр — государство в государстве. Конфликт Плисецкой и Григоровича, главного балетмейстера, с которым много лет отчаянно спорила балерина, разрешился предсказуемо. «Майе Михайловне просто нечего делать в Москве. Ее здесь лишили работы и даже пенсиона», — возмущался тогда Родион Щедрин.
Возможно, те годы — самые сложные в ее судьбе. Она окончательно разочаровалась в коллегах, в театре, в стране... «Еще как завидуют! По-черному, по-страшному! — восклицала Плисецкая. — К сожалению, люди главным образом состоят из зависти. Поэтому врагов у меня хватает, некоторые просто с удовольствием поприсутствовали бы на моих похоронах. А если и поплакали бы, то от радости. Плисецкая всегда была костью в горле для всех ведущих балерин».
С 1991 года Майя Плисецкая — своя среди чужих, чужая среди своих. Она работала во Франции, в Италии. Жила в Мюнхене — там у ее мужа был многолетний контракт. Жила хорошо, ни на что не жаловалась. Однако зачастую в ее интервью все-таки проскальзывала горькая обида.
«Скучаете по России?» — как-то спросили балерину. «Я жалею эту несчастную страну, в которой никогда хорошо не жилось, — ответила она. — Коммунисты все время старались сделать животных из людей. В результате превратили людей в рабов. Сейчас эту систему сломали, но люди, воспитанные уродливо, просто не знают, что делать со всей этой свободой. Нет, я не скучаю по России...»
Свое 90-летие она планировала отметить в Москве, в Большом театре. И приезжала — за три недели до смерти, — чтобы обо всем договориться. Как жаль, что этого не случилось. Видно, не судьба...
Дмитрий МЕЛЬМАН, Россия