Двойной портрет на фоне софитов

Герои нашего времени
Кто-то сказал, что артисты — не совсем люди. Есть некая сила, заставляющая их делать такую странную вещь, как профессионально лицедействовать. Ведь от этого ни сна, ни отдыха, а только временные передышки. Артист служит неким музам, вынуждающим его перевоплощаться в разные образы и отдавать этому всю жизнь без остатка.
«Уже все ушли, а я все еще живу», — однажды горько заметила одинокая Фаина Раневская, актриса уникального дара, народный кумир. Писатель-юморист Эмиль Кроткий заметил: «Имя ее не сходило с афиши, где она неизменно фигурировала в числе “и др.”». Но Раневская говорила: «Нужны только доброта и сострадание». Она бездумно раздавала деньги всем нуждающимся, и даже домработницы ее обирали.
Горечи хватало и Зиновию Гердту, но его жизнь, полная драматизма, не сделала его душу закрытой. «Я считаю своей задачей в искусстве научить кого-нибудь состраданию, — признался артист. — Ради такого эпизода откажусь от большой роли. Есть идиотская фраза о том, что жалость может унизить. Это не так — “мирами правит жалость”».
«Комической старухе» Раневской достаточно было произнести одну фразу: «Муля, не нервируй меня!», чтобы войти в историю. Гердт же часто повторял: «Я вовсе не комик». Но для зрителей он стал олицетворением праздника и фонтанирующего юмора.
Они были непохожими, эти две великие личности. Как непохожи процветающий приморский Таганрог и захолустный северо-западный Себеж. Впрочем, и время рождения наших героев было началом и концом правления последнего русского царя.
 

Незнакомые земляки
1896 год был знаковым. Коронация Николая II завершилась давкой за «царскими гостинцами». На Ходынке погибло более тысячи человек. Семья бакинского нефтепромышленника Гирша и Милки Фельдман в то время жила в тихом Таганроге, и московские события не могли омрачить семейной радости. Милка Рафаиловна была беременна и 15 (27) августа родила младшего, четвертого ребенка — дочь Фаину.
Кто бы мог подумать, что малышка, повзрослев, сменит фамилию на творческий псевдоним. А косвенной причиной окажется соседство Фельдманов с бакалейщиком Павлом Чеховым. В октябре того же 1896 года Павел Егорович получил грустное известие от сына, уже известного писателя и драматурга. Премьера пьесы Антона Чехова «Чайка» в Александринском театре закончилась полным провалом. Зато другая его пьеса, «Вишневый сад», навсегда изменит жизнь маленькой Фани Фельдман.
Девочке вечно недоставало тепла. Да и внешность подкачала. Подруг у нее не было, учиться она не любила, к тому же сильно заикалась. Но подросший гадкий утенок Фаня влюбилась раз и навсегда — в театр.
Юная барышня не пропускала ни одного спектакля таганрогского театра, любовно построенного с помощью меценатов города, среди которых был и Гирш Фельдман. А «Вишневый сад» ее просто потряс — невероятно: мечту нескольких поколений порубали топором! И Фаня, горько обиженная на свое одинокое детство, поняла: театр — вот где настоящая жизнь.
Семья не поддержала выбор младшей дочери, и тогда 19-летняя Фаина сбежала из дому. В ее сумке было несколько купюр, втихомолку сунутых матерью. Беглянка словно в бреду повторяла цитату из любимого своего земляка Чехова: «В Москву, в Москву!..»
 

Не быть «как все»
Ни в одну театральную школу Фаину не приняли — мол, неспособная дурнушка. Но назло всем она устроилась в массовки в Малаховском дачном театре, выбрав себе псевдоним героини из «Вишневого сада» — Раневская. 
Потом было много всякого. В революцию семья Фельдманов покинула Россию. В Гражданскую войну Фаина отчаянно голодала в Крыму, но играла превосходно. В начале 1930-х она пришла в труппу Камерного театра к самому Таирову, взяв его измором. Потом из Театра Красной армии ушла со скандалом в Малый и почти четверть века служила в Театре имени Моссовета, ни разу не получив главной роли. В фильмах «Подкидыш», «Весна», «Александр Пархоменко» и других картинах, ставших советской классикой, Раневская снималась только в эпизодах. И лишь «Золушка» стала исключением.
Актрисы Фаину Георгиевну побаивались, режиссеры терпели за великий талант — ведь характер ее неуживчивый, а реплики равносильны пощечине. Она отбрыкалась от вступления в КПСС и даже от сотрудничества с КГБ: «Ой, что вы, голубчик! Я не могу: я кричу во сне!»
Свои ордена и медали, полученные за десятки ролей в театре и кино, «королева второго плана» Раневская называла похоронными принадлежностями. А незадолго до кончины с горьким сарказмом написала: «Когда умру, похороните меня и на памятнике напишите: “Умерла от отвращения“».
Великая Раневская скончалась 19 июля 1984 года. Вокруг нее сложилась обширная мифология — целый фольклор. Вот на одесской улице актрису догоняет поклонник и радостно протягивает руку: «Здравствуйте! Позвольте представиться, я — Зяма Иосифович Бройтман...» «А я — нет!» — отвечает Раневская и продолжает прогулку. Впрочем, Зяма появился снова — но другой и по другому поводу.
 

Кем угодно, только в театре
«Артист совсем не то же, что актер. / Артист живет без всякого актерства. / Он тот, кто, принимая приговор, / Винится лишь перед судом потомства…» Эти строки, как и многие другие свои стихи, Давид Самойлов посвятил лучшему другу с юношеских лет Зиновию Гердту.
1916 год был знаковым. В разгар Первой мировой войны, 8 (21) сентября, в уездном городе Себеже Витебской губернии в бедной набожной семье коммивояжера Афроима и Рахили Храпинович родился младший, четвертый ребенок — сын Залман. А в декабре в Петербурге был убит Григорий Распутин, предсказавший гибель империи.
Отгремела революция, кончилась Гражданская война, почти не задевшая многонациональный Себеж. Маленький Залман, или Зяма, как его ласково называли родные, выступая на школьной сцене, заслужил запись в аттестате: «Имеет склонность к драматической игре». Однако Храпинович-младший стал электриком, но очень хотел служить в театре — кем угодно.
Играть Зяма начал в Театре рабочей молодежи (ТРАМ), затем в Арбузовской студии, где ему придумали псевдоним Гердт. Началась Великая Отечественная война, но студийцы были освобождены от призыва и работали при госпиталях. Зиновий Гердт, имея бронь, ушел добровольцем на фронт. Его определили сапером и направили под Воронеж. Тяжело раненный в ногу, он четыре года провел в госпиталях, перенес 11 операций, но, превозмогая боль, танцевал на костылях.
После войны Гердта «приняли в стаю» Кукольного театра Образцова. За ширмой не видно, хромает актер или нет. Там он трудился 36 лет и объездил весь мир, но ушел из театра, не поладив с администрацией. Как говорится, двум пернатым не усидеть в одной берлоге.
 

Ни о чем не жалел
Гердт стал свободным художником, и его голос зазвучал с экрана. Уже есть «манера черта» — опыт постановки Кукольного театра «Чертова мельница». А первая кинороль Паниковского в «Золотом теленке» сделала Зиновия Ефимовича любимцем всей страны. Его воспринимали как комика, но он говорил: «Я не шут, а король Лир». Однако сыграть Шекспира так и не довелось — только озвучить. Но какой бы это был Лир!
Сыграв десятки ролей в театре и кино, озвучив и сдублировав десятки фильмов, получая признания и награды, Зиновий Гердт оставался «выдающимся мастером эпизода». Но с «королевой второго плана» Фаиной Раневской они, к сожалению, вместе не сыграли.
Зяма был дружелюбен, но общаться любил с учеными, в ком не было ничего актерского. Счастьем же считал момент, когда можно обнять единомышленника. Его дом был полон гостей, а жена Татьяна и дочь Екатерина были прекрасными хозяйками.
Что касается зрителей, то Гердт считал их самыми высокими ценителями того, что он сделал. Однажды, выступая с концертом в заводском цеху, артист решил не снижать планку, рассказывая о поэтах и читая стихи. Рабочие слушали с таким интересом, что время выступления продлили почти на час. По словам Гердта, это был самый величественный концерт в его жизни.
В сентябре 1996 года друзья и близкие Зиновия Ефимовича, включая самого 80-летнего юбиляра, знали, что дни его сочтены. Но геройски шутили и притворялись веселыми, как будто все в порядке. Великий артист ушел из жизни 18 ноября. О нем говорили: «Счастливей и грустнее всех…»
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия