Здоровые крылья

 Таня Гринфельд
 9 августа 2016
 1804

…открывается страница

Иных судеб, оставивших свой след.

Пусть жизнь их никогда не возвратится,

Верни строкою жизнь их радостей и бед.

………………………..

Сравнимо это, может быть, лишь

с глухотою,

С тем несравненным чувством высоты,

Когда строка бежит сама собою

И выявляет вдруг портретные черты.

***

 

«У меня здоровые крылья, я полечу в далекие миры,

в край вечной Красоты, солнца и фантазии,

в заколдованную страну…»

М. К. Чюрлёнис

 

Так велико отчаянье было,

Когда узнала про контракт.

Я разве что не в голос выла,

Что для кого-то жизнь – пустяк…

И стала слышать я мотивы,

Не слышимые просто так,

И всем друзьям я изменила,

Разбив отдельно свой бивак.

 

Однажды, было, возвратила…

Робея Дар такой принять.

Но Он сказал, чтоб не глупила,

Раз Сам дает – нельзя не взять.

«Чтоб людям правду ты открыла», –

Успел Он в сердце начертать

И с тем вручил прекрасны крыла,

Я не посмела отказать.

 

***

Альберто Моравиа

 

Крупинки смысла тут искать не стоит,

но, может быть, придет оно позднее,

как рана нанесенная, что ноет,

любовь приходит к нам сознанием пигмея

нас в этом мире, полном неустроя

и колыхания часов неравномерных,

непонимания себя, как ты устроен,

и перед жизнью таковой – благоговенье;

и на кудыкину какую идти гору

нам предстоит не раз по многу жизней,

страдая плакать, насмехаться сдуру

и причащаться вновь на общей тризне.

Откликнись, Боже! если это правда,

что есть Ты рядом, больше не скрывая

Себя в портьерах пыльных всех и давних,

пусть даже истина окажется нагая!

 

***

 

«Если эта зима пройдет,  я действительно

Буду fort comme la mort* – или просто mortе**…»

М. Цветаева

 

Сердобольные старушки

Унаследовали привкус

Обнищавшего Петрушки

И его надежд на выигрыш.

 

В ту злосчастную годину,

В год зимы той трагедийной,

Так завьюжившей Марину

И забравшей дочь Ирину…

 

Было – не было, простится

Всем, кто рядом был, но вместо

Хлеба, для нее просившей,

Предлагали в горсти снега…

 

Но ведь можно было, братцы,

Ей помочь, но вы спивали:

«Упокоится раба… дочь такой-то…»

И едва ли

Вам простится злодеянье,

То, что пошлость именуют,

Равнодушие людское

Оборвало жизнь земную…

 

 

* Сильна, как смерть (фр.)

** Мертвая (фр.)

 

***

Артур Шопенгауэр

 

«Кристаллизовано сознанье ваше…» -

Сказал однажды он на лекции одной,

Мыслитель истин непродажных,

Философ с буквы «А» большой.

И пусть предначертание не сбылось,

Хотя все было на мази,

Сознанье с Богом все ж не слилось,

Хотя стояло у последней,

            их разделяющей черты.

Возможно, эта незадача случилась

           по вине чужой…

Но нерешенная задача

Предстанет в жизни уж другой.

 

 

***

 

Демосфен

 

Приоритеты расставлены как надо,

И может быть нежданною победа.

В ораторском искусстве нет диктата,

Лишь надо обойти в нем Полифена.

И отголоски прежней речи

Звучат в умах престижною тирадой,

Когда б с афинским говорил наречьем,

Тебя б ждала изыскана награда.

А речь течет, что вложена

ведь Богом

В тебя десницею своей непобедимой.

Когда б сегодня захотел прослыть

       ты снобом,

Тебя бы многие опередили.

 

***

 

Эстебан Мурильо

 

Актерствуя немудро на полотнах,

ты предпочел остаться «Эс. Мурильо»,

и может быть, правы, кто сводит счеты

с тобою до сих пор в Севилье…

И может, не правы те счеты,

что взвесили талант твой, Эстебано…

Ведь знаешь сам, как зла толпа тупая,

в искусстве ничего не понимая.

 

 

***

 

Трафальгарская битва

 

«Если бы на свете было

Больше таких Эмм, то

Было бы также больше

и Нельсонов».

Горацио Нельсон

 

Одиночки не выходят

На такую битву сами.

Только флот, Им оснащенный,

Выдержит тот бой с врагами.

Он нарочно так задумал

Их свести в лоб в океане,

Чтобы имя адмирала

Гордо в мире прозвучало.

 

Нельсон, многие сраженья

Знал ты, но до исступленья

Женщину любил такую,

Что готов на преступленье

Был, и лишь нее ты ради

Принял бой и был представлен

К высочайшей сей награде.

 

Англия тебя б носила

На руках, коль жив остался…

Но а с той, что так любила,

Никто больше не знавался.

 

 

***

Барклай де Толли

 

Отпустил его навеки

на просторы Аустерлица…

И не может позабыть он

то, как пела та певица

о его судьбе надменной,

претворенной в его битвах,

и не вспомнит он, наверно,

(не Оккама была бритва)

чем закончилась та битва…

 

 

***

 

Фрагонар

 

Пребывав в просторечьи Ферузо,

Он оставил себя в дань потомкам.

На двери красовалась мезуза

Без боязни, назло кривотолкам.

Он, наверно, не ведал бы страха

Пред святой инквизицией даже,

Заявляя без охов и ахов:

«Не отказываюсь. Вера наша!»

 

 

***

 

Фрэнсис Бэкон

 

Открытием для него стало новым

предположение о Разуме Вселенском,

как если бы вдруг нашептали гномы

о сокровенном языком обыкновенным.

И надо же такому вдруг случиться,

как если б пролетела рядом птица…

Но как столпам всей философии

          вместиться

гвоздикою одной в петлицу?..

 

 

***

 

Гейнсборо

 

Лихоимец, опередивший Время,

в своем развитии ушедший далеко.

Так далеко, что за пределы Воли

и не видать его

теперь. Оставим сей разговор в

преддверии стиха основоположника

немыслимой структуры и

обитающего на Небесах, где с

верхотуры

за вами наблюдает он слегка,

смеясь над начинающими

предаваться пенью

и впереди строки ложиться тенью,

тем самым предвещая им успех.

 

***

 

Кулибин

Открой часы. Нажми на стрелки.
И обнаружишь механизм,
заставивший его спуститься вниз
и закружить во Времени,
                                 подобно белке...
А знаешь ты, что было с ним потом?
Ведь он открыл ТО,
                           что люди давно ждали.
Чтоб жизнь отсчитывал им
                                      некий метроном
и разбивал событья на детали.
И манускриптов пыль
                            и скрип пера,
Подвержено всё Времени теченью...
Бой башенных часов - игра,
в которую играл он с упоеньем
                                и по стеченью
волшебных сил и разума нужде.
И тем отвоевал свое бессмертье.
 

 

***
 

«История не в том, что мы носили,

А в том, как нас пускали нагишом».

Борис Пастернак, «Спекторский»

 

 

Спекторский. Лоэнгрин. Анафема. Победа.

Бывали времена получше, чем вчера?

Но не боясь ни смерти, ни стилета,

боялся одного – утраты языка.

 

И может быть, боюсь теперь и я того же,

хотя и не клонюсь к предтече наших дней,

но что мне на Земле уже всего дороже:

потертая тетрадь и эти строки в ней.

 

Ведь главное – судить: «А он не обезумел?!»

способны вы всегда, в любые времена…

А то, что был поэт, а значит, это – умер

с ним вместе и язык, и это – навсегда.

 

***

 

 

Анне Ахматовой

 

Реквием

 

Преамбула. Литье. Чугун решетки Сада.

Ты пела, а не выть тебе было невмочь,

когда твои стихи, единственна отрада,

в тетрадь уж не лились, а ускользали в ночь…

 

Наверно, трудно быть отвергнутой богами,

но, может быть, трудней – оплеванной людьми…

Как смела опоить? Отравлены стихами.

Как смела о Любви ты с ними говорить?

 

Ведь души их мелки, а помыслы так робки,

и не выходят за

                              пороги их дверей.

Шептаться за спиной и крикнуть

вслед: «Кокотка!»

им радостней всего и за семью морей.

 

Но то, что не сбылось, то сбудется когда-то…

Возможно, и не здесь – в долине из ручьев.

И только повертев коробочку «Ахмата»,

ты вздрогнешь, но на миг,

   не вспомнив ни о чем…

 

 

 

***

«Надеюсь, что кончилась Война…»

 

«Мне вновь туда пора,

Где, разгоняя мрак…»

Дж. Р. Р. Толкин

 

Властелин колец

 

В будуаре какой-то Виктории,

не давая заснуть вечерами,

лежит книга с такою историей,

что не видно за нею нас с вами.

Это только так кажется – просто

говорить языком тем эльфийским…

Автор был небывалого роста

духом, облика Гендальфа чисто.

Властелином колец он недаром

слыл, и его сверхзадача

была в том, показать, как

     ударом

сообща падет Зло. Не иначе.

 

 

***

 

Сердолик

 

Уступишь мне – тебе я уступлю

и подарю в твое владенье

все замки и мечты прошедших лет,

живущие лишь в сновиденьях,

покоящиеся в самой глубине

души моей, оторванной от дома,

плывущие со мною от страны

к стране,

зовущие любовь, ушедшую надолго.

Так уступи мне, я тебя прошу

        на этот раз,

мне жить совсем недолго…

Не в силах отвести я взгляд

     от этих глаз,

в плену которых вою диким волком.

 

 

***

 

Гилберт

 

Гилберт Уилкинс попал

в переплет.

Гилберт не спал третью ночь

напролет.

Гилберт пропал. И возможно…

Как знать,

это Любви роковая печать.

 

***

Откуда в тебе эта грусть, ну скажи?

Откуда приплыл тот корабль? Из-за моря,

Где не было, не было больше земли,

Прожженной твоими сандалями горя…

Давай же уйдем, наконец, из вельми,

Где были соблазны для духа и плоти.

Наверно и царствовать бы не смогли,

Все те, кто предаться им были не против.

Откроем чуланы, замки с алтарей,

Божественных ризниц откроем завесы.

И рухнут надежды угрюмых парней,

Пытавшихся людям всучить свои пьесы.

Приплыл тот корабль не просто, не зря.

Он хочет отвезть тебя в дивные страны,

Где свод в хрустале и чудесна земля,

Усеяны знаньем о Боге поляны.

Приди же, открой, и вкусивши, затем

Людей не чураясь, верни им все сразу.

Поведай об этом им голосом тем,

Что будет подарен тебе, Чьим приказом

Ввели тебя в эти чертоги во сне,

В том сне, что так Колридж воспел

в «Кубла-Хане».

И лишь не забудь, что во время одне,

Душа пребывала та в Веспасиане…

 

-----------------------------------------------------------------

 

 «И суфии с их розой и вином…»

 

«Вот мой Восток – мой сад,

где я скрываюсь».

Х.Л. Борхес

 

 

Выборг. Выбор. Сторона –

молодость зеленая.

На Васильевском не умирать,

ни на Апшеронском…

 

Значит ль это, что судьба

завела далёко,

чтобы поняла – земля

сбоку не припека.

 

Земля родины твоей

манит долго, кличет.

Зовет дочерью своей,

детства песнь мурлычет.

 

А спустя десяток лет

вдруг однажды ночью

явится к тебе сонет,

и поймешь воочью,

 

что рассвет в той стороне,

где протяжны звуки,

где мугам и минарет…

где друзья, подруги…

 

Всё слилось в единый хор,

что сейчас ты слышишь.

Не живи в тебе тот двор –

строчки не напишешь.

 

***

 

«Созвездия ярко сияют

На ночном небе».

(Сибианский градус)

 

 

Подсолнухи, умытые дождем.

Возможно, это – не Ван Гог и не голландцы,

а лето где-то, где мы были под дождем.

Вдвоем. Совсем одни. Как сироты казански.

Возможно, да. Иль это все же блеф,

как все те миражи, что мимо глаз проходят

моих сейчас, и ты их не сочти «a kleff»

за посулы тебе, ведь даже грусть проходит.

Останется сирень,

рука на чьих-то все ж плечах,

и пенье жаворонка в мае…

Желаю, чтоб душой ты не зачах,

когда однажды я истаю…

 

Когда не станет больше сил

пытаться вырваться на волю,

когда иссякнет плоти пыл

пенять на выпавшую долю.

Тогда, быть может, и поймешь,

что мы одним лишь духом живы.

Тогда Любовь в душе найдешь,

и в этом будет моя сила.



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции