Книжная лавка

Его документальная книга о семье Иглицких — не дань сиюминутной моде на составление родословных, не вдруг вспыхнувший интерес к истории своей семьи. По собственному признанию Евгения Семеновича, он за всю жизнь не выбросил ни одного полученного им письма, ни одной открытки, ни одной телеграммы, фотографии. За многие годы у него сформировался огромный семейный архив плюс записанные на магнитофон рассказы друзей семьи и его собственных друзей (опубликованы в книге «Хочу, чтобы они жили…», 2001) — «два полных чемодана писем и документов, которыми теперь, когда уходит старшее поколение, как-то надо распорядиться» (из предисловия к первой книге «Семья и Время», где автор объясняет, что побудило его написать эту книгу). Я знала Женю Иглицкого много лет, и все эти годы он стремился опубликовать и публиковал в разных периодических изданиях статьи, касающиеся жизни его семьи, причем не только родственников, но и друзей. Постоянные читатели «Алефа», может быть, помнят (№ 979, ноябрь 2008) его статью «История одного “исследования”», показательную в этом отношении: в ней рассказывается о семье Валентины Гуревич, жены старшего брата, Михаила Иглицкого, и ее знакомстве с К.И. Чуковским. В книгу «Семья и Время» вошло кое-что из предыдущих публикаций автора. В результате первая книга содержит 650 страниц (1895–1962 гг.), вторая — 778 страниц мелким кеглем (1963–1995 — и «далее везде»). Это последняя книга Е. Иглицкого в буквальном смысле — он ушел из жизни, когда первый том находился в типографии, второй был подготовлен к печати уже без него.
Всем письмам и документам предшествуют авторские комментарии, вводящие в атмосферу и содержание этих писем и других материалов, иногда комментарии располагаются и после документов. При этом в письмах максимально возможно сохраняются своеобразная лексика, стиль, орфография, пунктуация и особые, домашние слова и выражения, а иногда и недописанные слова, как это было в оригинале. Отсюда встречающаяся иногда несогласованность частей предложения, недоговоренность, пропуски — естественные в переписке с близкими людьми, понимающими друг друга с полуслова, с полунамека.
Хочется привести два эпиграфа, предваряющих книгу «Хочу, чтобы они жили…», потому что о смысле и пафосе титанической работы, проделанной Е. Иглицким, лучше, чем в них, не скажешь. Первый эпиграф: «Они жили, эти люди. Многие из них прошли и скрылись, как будто их ноги никогда не топтали легкие седые травы у дороги. Их следы остались только на этих страницах…» (Вера Инбер. «Место под солнцем»). И второй: «…А в час, когда мой след во всех сердцах сотрется, лишь в этот страшный час скажи, что умер я…» (Из персидской поэзии XV века). С этой точки зрения книгу «Семья и Время» можно рассматривать как выполненную миссию человека, который считал своим долгом сделать так, чтобы история его семьи и ее окружения стала известна, а может быть, и интересна следующим поколениям.
Коротко пересказать эту книгу невозможно — слишком большой круг людей и тем она охватывает. И, может быть, не все рассказанные в ней истории и события кому-то покажутся интересными (хотя вряд ли, по-моему, это очень занимательное и полезное чтение). Но главное, что они собраны под одной обложкой, что оживают голоса дорогих автору людей.
В 1912 году одесская газета «Южная мысль» писала: «Семья Иглицких — не только имена людей. Иглицкие — это глава российской истории». Через сто с лишним лет можно добавить: в книге «Семья и Время» оживает история семьи Иглицких на протяжении всего XX века и на его фоне. Все прочитавшие эту книгу не смогут не согласиться с этим.
Ведущая рубрики — Ирина ЛЮБАВИНА, Россия