Исторический пессимист

– Юрий Николаевич, за годы вашей жизни неоднократно менялись руководители страны, действующая идеология, устои жизни общества. Трудно ли было пройти через все это и внутренне не сломаться, сохранить собственный взгляд на мир и внутреннюю свободу?
– Свободным я стал не сразу, но у меня была хорошая закалка с самого детства. Мой отец Копель (Николай) Ефимович Безелянский, выходец из рабочей семьи города Витебска, после революции приехал в Москву, по призыву служил матросом Балтфлота, затем попал на работу в органы НКВД. В 1938 году его арестовали и посадили как «врага народа» по наскоро сфабрикованному обвинению. Мы с мамой Ольгой Алексеевной Безелянской (в девичестве Кузнецовой), портнихой по профессии, остались вдвоем. Началась совсем другая жизнь — трудная, жесткая, голодная. В 1952 году в возрасте 43 лет мама умерла от последствий контузии, полученной во время бомбежки в 1941 году. В 20 лет я остался совсем один; родственники существовали, но в послевоенное трудное время им было попросту не до меня. Так что я самостоятельно выплывал в бушующем житейском море.
Отца освободили в 1954 году, он вернулся, впоследствии был реабилитирован. Через десять лет после возвращения он умер, поскольку здоровье было серьезно подорвано. Копель Ефимович никогда не рассказывал о подробностях своей судьбы. Вышло так, что я, специалист по биографиям других людей, к сожалению, совсем не знаю историю собственной семьи. 
– Как вы выбирали свой жизненный путь?
– Поначалу хотел учиться во ВГИКе, но подвела анкета, поэтому поступил в Институт народного хозяйства имени Г.В. Плеханова (ныне Академия). Обо всем этом я подробно рассказал в книге «Избранное из избранного, или Салат воспоминаний», так что не буду повторяться. Отработав диплом, на долгие годы подался в журналистику, хотя на самом деле с детства мечтал стать писателем. Был книгочеем, сочинял стихи, как многие интеллигентные мальчики. Шанс осуществить мечту выпал мне гораздо позже.
– Что стало поворотной точкой в вашей биографии?
– Как и для многих, распад СССР и демократические ветры, которые повеяли в начале 1990-х. В одно мгновение все изменилось, вдруг стало непонятно, как жить дальше. Для многих это было мучительно трудное время, люди не выдерживали, ломались, спивались, кончали жизнь самоубийством, ибо привыкли жить по установленным правилам, боялись проявить инициативу, свобода их просто пугала.
– А что помогло вам выдержать эту внезапно обрушившуюся свободу?
– «Свобода приходит нагая», как писал Хлебников. Я внутренне был к ней готов, ибо в течение многих лет жил двойной жизнью: официальной и самиздатовской. Днем готовил материалы для радиопередач, был обычным пропагандистом советского образа жизни, секретарем партбюро главной редакции Латинской Америки, критиковал «загнивающий Запад». А вечером, в качестве отдушины, собирал в стол по крупицам информацию для моих будущих исторических календарей и статей, создавал биографические подборки. В том числе находил уникальную информацию, которая прежде была закрытой (например, о Троцком, Колчаке). В некотором роде я был «предтечей интернета»: подготовил три тысячи машинописных страниц по мировой истории, судьбам представителей Серебряного века. Такая работа помогала сопротивляться действительности, давала подлинную пищу для ума и души. Мой взлет начался с публикаций Исторического календаря в журнале «Наука и жизнь» и с выходом первой книги «От Рюрика до Ельцина» (1994).
Как только мне исполнилось 60 лет, я сразу ушел с Иновещания и оформил пенсию, став вольным, как птица, свободным журналистом. 
И началась напряженная бешеная работа, благо, интерес к моей информации был огромный. Только несколько цифр: за прошедшие годы вышло 36 книг, еще 7 подготовлены к изданию, напечатано более 2 тысяч различных материалов в разных газетах и журналах — от «Щита и меча» до «Космополитена». К этому следует добавить большое количество выступлений по радиоканалам и в программах телевидения (от «Белой вороны» до «Города женщин»). Еще многочисленные творческие вечера, встречи с читателями в библиотеках…
– При таком разнообразии вашей деятельности как бы вы определили главную жизненную миссию?
– Есть четкое ее осознание: популяризация отечественной и мировой литературы, новые трактовки биографий поэтов и писателей. В советские времена многие авторы находились под запретом (такие как Достоевский или Гумилев), их жизнь и творчество были сильно искажены в угоду идеологии. К тому же не дозволялось касаться личной жизни, ее как будто и не было, а все сводилось только к критике царского режима или служению революции.
Нынче дозволено многое, и когда создаешь психологический портрет знаменитого человека, в его жизни, как в зеркале, отражается вся история России, так что невольно сталкиваешься с его мыслями и раздумьями, которые мучают и тебя сегодня. То есть пишешь о другом человеке, скажем, о Тынянове или Шкловском, а параллельно еще лучше понимаешь самого себя.
– А что бы вы назвали главным итогом вашей долгой и интересной жизни?
– В целом все сложилось неплохо: человек, не имевший в детстве ни домашней библиотеки, ни мудрых наставников, в конечном итоге стал писателем. Но при этом отмечу: не избежал ошибок, заблуждений и неверных ходов. Помните, у Брюсова: «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок»? Гениально выразился на эту тему и поэт Андрей Вознесенский: «Но итоги всегда печальны, даже если они хороши». Кстати, Вознесенский на моем творческом вечере в ЦДЛ точно назвал меня поздней ягодой. Уникальное определение: это не сладкая малина, а чуть горьковатая брусника или морошка…
– Как вы переживаете свой возраст?
– Скорее, я его ощущаю. Виктор Шкловский как-то сказал: «Мне не хватает молодости». В том смысле, что стало меньше физических сил. Если раньше я печатал 25 страниц текста в день, то теперь не более трех-четырех. Несколько лет назад я издал книгу под названием «Плач по возрасту», на страницах которой, правда, не столько унывал сам, сколько подбадривал тех, кому далеко за 60…
– А какие у вас отношения с нынешним временем?
– Есть такое замечательное выражение: «В России нужно жить долго» — хотя бы для того, чтобы что-то понять. На мой взгляд, наша страна все еще находится в поисках своего исторического пути, мечется между Западом и Востоком. В России, где было репрессировано, загублено огромное количество людей, у интеллигенции всегда был выбор: прогибаться под власть и становиться ее барабанщиком или, вопреки всему, оставаться собой. В целом я исторический пессимист, который трезво оценивает происходящее, не впадая при этом в депрессию.
– Вы — исторический пессимист?
– Да, но не стопроцентный. В Америке в одном из университетов к Владимиру Набокову после его лекции подошла студентка и спросила, что необходимо знать о жизни. И Набоков ответил: «Нужно четко знать, что жизнь прекрасна и ужасна, и в этой парадигме существовать». Разве не прекрасна пора весны, когда пробуждается и расцветает природа? Или чувство первой любви?.. Творчество есть спасение от абсурда повседневности. А еще я разделяю мнение моего ровесника, итальянца Умберто Эко, который говорил: «Ирония — это мой подход к жизни, который помогает превозмогать ее несовершенства».
– Юрий Николаевич, вы цитируете то Набокова, то Шкловского, то Эко. Это те личности, на кого вы равняетесь?
– Мои учителя не среди политиков, а среди писателей, поэтов и философов: это Пушкин, Достоевский, Бунин, многие представители Серебряного века, Пруст, Кафка, Шопенгауэр, «датский Сократ» — Сёрен Кьеркегор и т.д. Каждый из них — живительный источник, из которого можно пить бесконечно.
– А какую роль в вашей жизни играет семья?
– Для меня важно создание крепкой семьи с человеком-личностью, чтобы супруга существовала не в качестве нарядной куклы и части быта, а была единомышленницей. Именно такова моя вторая жена, Анна Львовна, нашему браку в ноябре исполнится 50 лет. У нас не хозяйственный, а творческий союз. Анна Львовна по образованию филолог, оба мы пишем, сочиняем. В семье нет мужского диктата. Я не играю роли первой скрипки, скорее, мы — маленький оркестрик из скрипки и флейты под управлением любви, хотя оба и не музыканты. Пространство истории, литературы, искусства — это наш общий мир.
Беседовала Наталья ЛАЙДИНЕН