Зашифрованное зодчество Риги

 Наталья Четверикова
 8 августа 2017
 6007

Уйдя с головой в повседневные заботы, жители латвийской столицы день за днём следуют по определённым маршрутам, зачастую не глядя по сторонам. Зато восхищённые туристы гуляют в центре города, делая снимки зданий загадочного архитектора, 150-летние которого отмечается в этом году.  

Из купцов — в генералы
На главных улицах города почти два десятка архитектурных творений с причудливым декором. Вы не в Барселоне, и автор музыки, застывшей в камне, — не Антони Гауди. Это Российская империя, Рига начала ХХ века, а имя зодчего — Михаил Эйзенштейн. Больше лавров досталось его сыну Сергею — советскому «архитектору кино» и любимцу Сталина.
В своё время один из потомков немецких евреев, петербургский купец Осип Эйзенштейн женился на девушке со шведскими корнями. 5 сентября 1867 года у них родился сын Миша. Усердный и настойчивый с детства, он поступил в Институт гражданских инженеров и окончил его с отличием. Михаил превосходно владел немецким и французским языками, коллекционировал живопись и книги, слыл заядлым театралом и обожал оперу. Но истинной его страстью была оригинальная архитектура.
По служебной надобности 25-летний Эйзенштейн поехал в Ригу. И здесь, в столице Лифляндии, перед новоиспечённым инженером открылась головокружительная карьера. Сначала он занял ответственный пост в Прибалтийском ведомстве по управлению государственным имуществом. Служив отлично-благородно, трудолюбивый чиновник взлетел на новую высоту — стал директором департамента путей сообщения Лифляндской губернской управы.
Старательность и щепетильность Михаила Эйзенштейна на высоких постах оценило начальство, наградив его орденами. Затем последовал чин действительного статского советника, что равнялось генеральскому званию, и возведение в потомственное дворянское достоинство.
 

Не сошлись характерами
Михаил Осипович ещё в Петербурге женился на Юлии Ивановне Конецкой, дочери купца 1-й гильдии. Это был брак и по расчёту, и по любви. В 1898 году в семье родился сын Сергей, а на следующий год Эйзенштейн спроектировал первый богато декорированный дом, с которого начинается творческий взлёт архитектора-любителя.
Однако в семейной жизни дела шли скверно. Вскоре после рождения сына между супругами начинается разлад. Своё сероглазое чудо с льняными кудрями родители ласково называли Котик. Ребёнка водили в цирк, театры, синематограф и каждое лето вывозили на Рижское взморье. Серёжа рос рафинированным буржуазным мальчиком, но у его родителей были «идейные» разногласия в методах воспитания единственного чада. Внешне семья Эйзенштейнов выглядела респектабельно. Званые обеды в их доме всегда были роскошными — хозяин-жизнелюб приглашал именитых гостей: депутатов Рижской думы, магнатов и деятелей искусства.
Деловая сторона жизни чиновника — благополучна, а дома — бурные скандалы. Сергей Эйзенштейн, вспоминая детство, пишет, что «с кем-то папенька стрелялся, с кем-то до стрельбы не доходило. В какой-то день маменька, как сейчас помню, …истерически бежала через квартиру с тем, чтобы броситься в пролёт лестницы. Помню, как её, бившуюся в истерике, папенька нёс обратно...»
В промежутках между скандалами с женой Михаил Осипович искал отдушину в творчестве, а также посещая оперу. В женских фигурах, украшающих здания Эйзенштейна, угадывались лица оперных див, его фавориток. На мастера посыпались выгодные заказы от богатых рижан, и он получил то, о чём мечтает каждый творец: свободу самовыражения без оглядки на смету.
 

Красота — это больно
Так совпало, что в самые тяжёлые годы семейной жизни Михаил Эйзенштейн испытал творческий подъём. Все его переживания можно прочитать по фасадам спроектированных им зданий. С 1901 по 1906 год архитектор возводил доходные дома для буржуа Риги, один необычнее другого — шедевры под заказ. Мастер полагал, что будущая недвижимость должна впечатлять яркой красотой. В начале XX века в Европе утверждался «стиль модерн», в основе которого лежит орнамент и декоративность как начало архитектуры. Во Франции этот стиль назывался ар-нуво, а в Германии и Риге — югендстиль. В поисках новых идей художники модерна ломали все привычные границы, стремясь к сказочности и мистике.
Архитекторы воплощали свои проекты целиком, вплоть до «последнего гвоздя»: дверной ручки, светильника, оконного переплёта. Наиболее фантастические формы появляются в работах гениального испанского зодчего Антони Гауди.
Проектируя здания, Эйзенштейн соединял элементы разных стилей, подвергая их творческой переработке. Его дома можно рассматривать бесконечно: в их декоре много зашифрованного. Тут и крылатый лебедь, и фигуры оперных див в мокрых одеждах, и трагические маски, застывшие в немом крике, и «месть жене» — в её огромное каменное лицо вонзилась балюстрада.
Сергей Эйзенштейн с нескрываемой иронией писал об архитектурных изысках отца: «Папа — растягивавший человеческие профили на высоту полутора этажей в отделке углов зданий... Папа — победно взвивавший в небо хвосты штукатурных львов, нагромождаемых на верха домов. Папа — сам lion de platre (гипсовый лев)». Работы папеньки вызывали у сына стыд. Но есть один дом с атлантами, кариатидами и разными штуковинами эпохи ацтеков, и эти образы кинорежиссёр Сергей Эйзенштейн, попав в Америку, использовал в своих фильмах.
 

Архитекторы собственной судьбы
Личность Эйзенштейна-старшего поросла загадками и противоречиями. Одни считали его домашним тираном, другие — художником, сделавшим свою жизнь произведением искусства, а третьи — мягким, деликатным человеком с врождённым чувством такта. Но как бы то ни было, в 1909 году семейной жизни Михаила с Юлией пришёл конец. Котик детским почерком написал о разводе родителей: «Драма, увиденная одиннадцатилетним мальчиком».
В суде жену Эйзенштейна изобличили в неверности, и от публичного позора она сбежала с отцом школьного товарища её сына в Петербург. Серёжа с отцом остались в Риге. Вмиг лишившийся материнской заботы мальчик писал «дорогой Мамуне»: «Целую крепко, так крепко, что дырка будет непременно. Твой Тебя истинно любящий Котик». О болезнях сына Юлия Ивановна почти всегда узнавала с опозданием. Ей оставалось лишь чаще писать письма да слать подарки — всё, чего бы Котик ни попросил.
Отец любил Серёжу самозабвенно, холил и лелеял, неустанно превознося перед гостями успехи сына — первого ученика в престижном реальном училище. Перед Сергеем тоже маячила стезя гражданского инженера, однако судьба распорядилась иначе — он добровольцем ушёл на фронт Первой мировой войны.
Пойти по стопам отца Эйзенштейну-младшему было не суждено — в его планы вмешалась Октябрьская революция. У папеньки большевики вызвали резкую неприязнь, а сын стал служить новой власти. Всё, что отличалось от буржуазного уклада собственной семейки, было ему по душе. Сергей записался добровольцем в Красную армию и получил настоящее раздолье для творчества. Отец-монархист не принял взглядов сына и перестал с ним видеться.
 

Цветы на могиле
Побег жены совпал с травлей Михаила Эйзенштейна — городская пресса злобно писала, что его здания с избыточным декором позорят Ригу. И хотя творения архитектора избавили облик города от скуки и однообразия, Эйзенштейн под напором общественного мнения демонтировал скульптуры, раздражающие обывателей. Он оставил архитектуру и больше к ней не возвращался. После революции Михаил Осипович эмигрировал в Берлин, где женился на владелице пансионата для престарелых и малоимущих Елизавете Карловне Михельсон, с которой и прожил остаток дней.
Незадолго до революции Сергей всё же встретился с отцом. В уездном городке Юрьеве-Польском Владимирской губернии он поздравил папеньку с 50-летием. Юбиляр сам тогда преподнёс сыну подарок — книги. Это была их последняя встреча: 1 июля 1920 года Михаил Эйзенштейн скоропостижно скончался в Берлине. Он похоронен на кладбище Тегель, где покоится цвет русской эмиграции.
О смерти отца Сергей узнал только через три года. Говорят, что он, находясь за границей, на многие годы вперед оплатил уход за могилой отца. В 1970-е годы делегация латвийских кинематографистов видела на кладбище Тегель в Берлине в цветах ухоженную могилу Михаила Эйзенштейна. Его знаменитый сын в мемуарах написал: «Мой папенька сделал себя сам». Рига же получила в вечное пользование шедевры зодчества в стиле национального модерна, на которые едут посмотреть со всего мира. Столицу Латвии называют жемчужиной югендстиля, а Михаила Эйзенштейна — рижским Гауди.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции