Моя еврейская бабушка

 Галия Мавлютова
 11 декабря 2017
 2895

Знакомьтесь: юрист, подполковник, писательница

Писатель из Санкт-Петербурга Галия Мавлютова, автор около трех десятков книг, родилась в Томской области и уже в шестнадцать лет осталась без родителей. Переехав в Ленинград и закончив учебу в ПТУ, работала маляром на стройке. Свое образование продолжила в Ленинградском государственном институте культуры имени Н.К. Крупской, что позволило ей в дальнейшем стать инспектором по делам несовершеннолетних Петроградского РУВД Ленинграда. С тех пор Галия Мавлютова связала свою трудовую карьеру с органами внутренних дел: начинала опер­уполномоченным, а окончив Высшую школу МВД по специальности «юрист», работала старшим инспектором по особым поручениям, потом и начальником отделения Штаба ГУВД Санкт-Петербурга. Вступила в Международную ассоциацию женщин-полицейских. Вышла в отставку в звании подполковника. Сухие строки непростой биографии… А что стоит за ними, можно узнать из ее романов, повестей и рассказов, ибо Галия Мавлютова принадлежит к славной плеяде писателей, значительную часть жизни отдавших борьбе с преступностью, среди которых читатель помнит такие известные имена, как Лев Шейнин, братья Вайнеры, Леонид Словин, других замечательных мастеров отечественной литературы. В числе ее книг важное место занимают истории о работе в милиции, в быту часто именуемые «детективами», не чужды ее перу и «любовные романы», пользую­щиеся сегодня особой популярностью среди читателей, особенно читательниц. В сборнике рассказов Галии Мавлютовой «Моя еврейская бабушка» преобладают произведения на «правоохранительную тему». Автор сразу дает читателю почувствовать, что в полицейской среде она своя, правила игры знает хорошо и готова рассказывать не только профессиональные байки и анекдоты, но и реальные случаи из жизни. Хочется верить, что истории эти произошли на самом деле…  Стиль Г. Мавлютовой точен, лаконичен, чужд излишней красивости. Ее рассказы хорошо читать в метро по дороге на работу. Но это не означает упрощенности их содержания. Автор часто ироничен, и ее ирония предполагает определенную отстраненность от своих героев. Некоторые произведения — лучшие — оставляют послевкусие, которое не хочется сразу забыть. Рассказ «Моя еврейская бабушка», представленный читателям, — один из лучших в сборнике Галии Мавлютовой.  Леонид Гомберг, Россия

Моя еврейская бабушка

Тишина оглушала. В доме ни звука. Меня охватил ужас. Я оцепенела. Обычно день начинался с побудки. Мать стояла надо мной и ругалась, а я делала вид, что ничего не слышу, и куталась в одеяло. Ночью я засыпала за книгой, а утром не могла проснуться. Пробуждение расценивала как поражение. И вдруг тишина...
Никто не ругается. Печка остыла. Мама не может проспать. Она всегда встает рано. У нее такой закон — кто рано встаёт, тому Бог дает. Каждое утро начиналось с этих слов. Мать хотела научить меня жить по своему укладу.
Именно так я впервые встретилась со смертью. Она пришла в виде оглушающей тишины, и привычный мир рухнул. Потом мне пришлось встать, тревожить соседей, заниматься похоронами, а было мне тогда шестнадцать. Вроде бы немало, но и немного.
Смерть матери потрясла меня. До сих пор не примирилась со смертью. Не понимаю, что это такое. Всё знаю, многое могу объяснить, а что такое смерть — не по-ни-ма-ю. Даже себе объяснить не могу. Никогда не ходила на похороны. Принципиально. Ни на чьи. Увиливала от поминок под любым предлогом. Часто врала. Иногда говорила правду. В общем, делала все, даже шла на сделку с совестью, лишь бы не натолкнуться на хладный труп любимых прежде людей. Мне хотелось, чтобы они остались в моей памяти живыми, веселыми, молодыми. Окружающие не понимали, осуждали, упрекали, многие отворачивались, но я стояла на своем.
А недавно я переступила через собственные принципы и торжественно отправилась хоронить мою еврейскую бабушку, ведь мои кровные татарские погибли молодыми по дороге в ссылку. Моей бабушке Софье было всего тридцать, когда она умерла на барже от дизентерии. Говорят, была удивительной красавицей. Меня тогда и в помине не было, а моя мать была еще ребёнком. Это случилось в далеких тридцатых прош­лого века.
Но в моей жизни все же была бабушка, да не простая, а еврейская. Еще студенткой я познакомилась с Симой. Разумеется, по паспорту ее звали иначе. По-еврейски — Сима Абовна, на русский лад — Серафима Абрамовна. В те годы она была взрослой, но еще не старой женщиной. Мы не знали, что пойдем по долгой жизненной дороге в одной упряжке, не связанные кровным родством, национальностью, языком и даже интеллектом. Мы были разными, слишком разными. Сначала принюхивались к друг другу, присмат­ривались, а потом привыкли. И уже не смогли обходиться друг без друга. Когда Сима состарилась, она стала утомительной, но по-прежнему оставалась сильной и властной. Сколько народу с ней нянчилось, каких людей она заставила танцевать вокруг себя, со счету можно сбиться. Но ведь и нянчились, и танцевали, и прихоти исполняли, и терпели.
Она казалась вечной. Мы были готовы к тому, что нас всех не будет, а она останется. Но ничего вечного не бывает. Всё проходит. На днях она умерла. Я часто привожу ее в пример молодым: дескать, Симе было всего двадцать три года, а она вывози­ла мёртвых людей из промерзших блокадных квартир. В отряде по вывозу трупов их было несколько молоденьких девчонок. Она не любила вспоминать про блокадные дни. Расскажет что-нибудь, нахмурится, заругается и замолчит. Клещами слово не вытащишь.
Я впервые в крематории. Здесь чис­то. Обычный запах рядового казённого учреждения. Вполне приличное кафе, где предлагают хороший кофе со сливками. Ничего скорбного.
Перед смертью у Симы «поехала крыша». Хорошо, что это состояние длилось недолго. Рассказала дочери, что к ней приходила красивая женщина в красном платье, мол, пришла и сидит. Молодая, красивая. Это ей привиделось. Я сказала, что это Симина смерть приходила. Так и вышло.
Симу классно обрядили в последний путь. Надели на нее праздничное платье, сделали прическу, элегантно повязали шарф. Она неверующая была. Сима не верила ни в бога, ни в черта. Наряжала её бабушка в больнице Джанелидзе, сказала, что она одна из последних, кто моет покойников, как положено — руками и с мылом. Всех остальных теперь прос­то поливают из шланга. «Последняя из могикан» постаралась, Сима выглядела красавицей. Спокойная, величественная, красивая старуха. Вся в цветах, в руки ей положили третью часть материнского шарфа, это единственное, что осталось у Симы от еврейской матери. Когда её мать умерла, Симе было всего тринадцать лет. Отец на следующий день привел новую жену, а всех детей выгнал из дома. Это было в тех же далеких тридцатых, в Староконстантинове Хмльницкой области. Кстати, Симина мать была одной из первых женщин-врачей. Умерла от рака. Тогда его совсем не умели лечить. Старшая сестра успела вынести из дома материнский шарф. Она разрезала его на три части и раздала сёстрам. Все давно умерли. От большой родни Шенфилдов оставалась одна Сима. 
Она была смешной, часто нелепой, но всех и вся держала на привязи. Она умела дёргать за невидимые ниточки, а мы все подпрыгивали и бегали на задних лапках, лишь бы Сима не капризничала. Она часто выпрашивала у меня полюбившуюся ей вещь, а я с лёгким сердцем отдавала ей все свои модные шапочки и шарфики. Она хотела жить. Хотела ощущать себя модной и красивой. Мылась по два раза в день, борясь со старушечьим запахом. Если дочь не успевала прибежать к назначенному сроку, Сима звонила всем подряд и требовала, чтобы её срочно помыли: мол, родной дочери некогда, так хоть вы, люди добрые, придите и помогите старому человеку.
***
Сима была разной, но она никогда не была узконациональной. Пожалуй, так. Она была человеком своего времени. А это звание значительно выше национального вопроса. Я не знаю, какими бы были мои татарские бабушки. Даже моя мать не дожила до преклонных лет. И я не знаю, какой старушкой я стану, мне не дано этого узнать до поры до времени. Но жизнь всегда оставляет человеку запасной вариант. Забирая одно, она преподносит что-то другое. И я могу сказать, что, несмотря ни на что, у меня была бабушка, она многому меня научила и незаметно, по крупицам передала мне свой огромный житейский опыт.
Меня часто называют «специалистом по еврейской тематике», и многие не понимают, откуда у меня обширные познания, касающиеся этой национальности, — дескать, занималась бы татарской историей. Все, разумеется, от Симы Абовны. ИНТЕРЕС к еврейской теме возник не сам по себе, он прирастал понемногу, по дням, по минутам общения с этой незаурядной женщой. Сима прожила яркую жизнь, достойную по всем общечеловеческим стандартам. В тринадцать лет она приехала в Ленинград, поступила в ФЗУ, а потом всю жизнь работала на «Красном Треугольнике» на резиновом производстве. Когда «Треугольник» развалился, Сима стала болеть. Вся ее жизнь была связана с ним.
Сима любила меня. А я любила Симу. Теперь мне ее не будет хватать. Я больше не чувствую себя бедной студенткой, долго будет тревожить пустота внутри. Со временем боль утраты утихнет, но пустота останется. Близкого человека ничем и никем не заменишь. Просто привыкнется жить без Симы. Но она будет всегда в моей памяти. Своими словами, поступками, делами, образом жизни. Стремлением к красоте до последней минуты.
Ещё с её смертью ушло моё ощущение молодости. Пока была жива Сима, я была юной. Теперь мне нужно занять её место.
Она ещё не отпустила меня. Не успокоилась. А я желаю ей покоя. Она его заслужила. Мы все равны перед смертью и Господом, татары и евреи, русские и чеченцы. Когда-нибудь мы все встретимся на том свете. Надеюсь, что там не делят людей по национальному признаку. И каждый из нас обретёт свою мечту, уродливый станет красивым, обездоленный – богатым, больной – здоровым, одинокий вольётся в большую семью. Наверное, там не будет зависти. В таком случае Сима снова нас всех перехитрила. Упокой, Господь, её мятущуюся душу!
Галия Мавлютова, Санкт-Петербург



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции