Все дороги ведут … в Самарканд

 Перевод с английского Наоми Зубковой
 30 июля 2018
 1650

Этой личной историей завершился Русский Шаббатон в «Краун-Плаза».

Раввин Хаим Меир Либерман, член Совета Любавичской молодежной организации, начал свой рассказ словами:

- Я приезжаю сюда уже несколько лет подряд, и каждый раз заново вдохновляюсь увиденным. Моя история представляется мне самому довольно убедительной иллюстрацией того, что в судьбе человека есть немало поводов для вдохновения.

Предыстория

Мои родителя – польские евреи, оба родились в Польше.

Началась война, и все побежали. Говорили, что можно спастись в России.

И сразу после Рош а-Шона 1939 года родители, тогда они были детьми, бежали во Львов. Но советское правительство потребовало, чтобы беженцы приняли советское гражданство, стали военнообязанными. Семьи родителей отказались - и очутились в Сибири. Со временем Советы сочли содержание беженцев, пусть и чрезвычайно убогое, обременительным, и польских евреев освободили.

Так мои родители оказались в Самарканде.

И только благодаря еврейской общине Самарканда, которая дала им кров, одежду, еду, они дожили до конца войны.

 

Каракас

Шел 1969 или 1970 год, точно не помню. Нас, бруклинских ешива-бохеров, посылали в разные концы земли с одной миссией – вдохновлять евреев на возвращение к Традиции. Мы не устраивали грандиозных Шаббатонов, а, груженые чемоданами книг, ездили по дальним странам и учили евреев, повстречавшихся нам на улице, накладывать тфиллин, стучались в двери еврейских домов и предлагали прибить мезузу…

Тем летом я поехал в Венесуэлу, в Каракас на восемь недель. По-испански я не говорил, поэтому всякий, кто говорил на идише или мог объясниться по-английски, сразу становился моим лучшим другом.

Как-то утром, когда я вышел из гостиницы, чтобы отправиться в синагогу, ко мне подошел пожилой еврей, одетый так, как одеваются хасидские раввины в Израиле, и спросил, куда я направляюсь. Узнав, что я иду на молитву, он попросил разрешения пойти со мной. Мы взяли такси, приехали в синагогу, помолились, и я собрался на встречу с местной еврейской общиной. Она преимущественно состояла из бессарабских евреев, говоривших на идише. Израильский раввин опять же захотел пойти со мной. Так всю неделю он неотступно следовал за мной и моими товарищами. Он мне в отцы, а, может быть, и в деды годился.

Он не спрашивал, как зовут меня, я не спрашивал его имени. Только «привет!» и «пока».

Наступил вечер пятницы. В Каракасе тогда была всего одна ортодоксальная синагога. Там я и увидел этого еврея во всем великолепии. Одет он был роскошно, а говорил по-русски – в смысле, на русском идише, на каком говорят Любавичские русские евреи. Зато одет он был не так, как принято у русских евреев. На нем было роскошное облачение венгерских евреев.

И я, мальчишка, подхожу к нему и спрашиваю:

- Что ты из себя строишь: говоришь, как русский, одеваешься, как венгр?

Он не рассердился, а спокойно сказал:

- Твой вопрос правомерен. Я родился и вырос в Кременчуге. Мой отец был Чернобыльским ребе. Некоторые люди и меня называют Чернобыльским ребе. Я действительно русский. Но традиции и одежда моих родителей – венгерские. Что я и унаследовал.

На следующее утро после молитвы один человек – я и сегодня помню его имя: г-н Вайнберг – подходит ко мне, чтобы пригласить к себе домой на кидуш. И дает: шикарный пент-хаус в фешенебельном квартале города.

Прихожу на кидуш и вижу, что тот, кого я высмеял накануне, сидит во главе стола в окружении двух десятков евреев. С закрытыми глазами он поет двар-Тору…

Хозяин дома сажает меня за стол рядом с этим человеком, а сам садится по другую сторону от меня. Когда пение заканчивается, они затеяли разговор, невольным свидетелем которого я и оказался.

И вот, что я услышал:

- Г-н Вайнберг, откуда вы родом? Вы польский еврей?

- Да.

- Откуда?

- Из-под Кракова. - И он называет городок, где родился мой отец, а дед был раввином. Тут-то я стал прислушиваться внимательнее.

- А ты знаешь ребецн этого городка? – спрашивает Чернобыльский ребе г-на Вайнберга.

(То есть речь зашла о моей бабушке).

- Да, я ее знаю.

- Она и моя мама – двоюродные сестры.

(Тогда получается, что мы с Чернобыльским ребе - довольно близкие родственники? Но я молчу, по-прежнему не вмешиваюсь в разговор, все еще не веря услышанному).

А тот продолжает:

- Ты не знаешь, пережил войну кто-нибудь из семьи ребе?

Г-н Вайнберг отвечает, что ничего об этом не знает, поскольку приехал в Каракас еще до войны.

Ребе говорит, что, по слухам, один из сыновей того раввина живет в Тель-Авиве.

(Брат моего отца действительно жил тогда в Тель-Авиве).

- Ты помнишь младшего сына раввина?

- Конечно, помню. Он был такой мешугине, вечно лез на прямые стены. Отец никогда не покупал ему черных ботинок, только белые: черные ботинки сразу обдирались и становились белыми.

 

Я понимаю, что они говорят о моем отце, и решаюсь вмешаться.

Но старшие обрывают меня:

- Почему ты вмешиваешься в наш разговор? Мы предаемся воспоминаниям о войне!

- Я невольно слышал ваш разговор, и понял, что вы говорите о моем отце.

- Кто ты?

И я рассказываю о своей семье – называю имя моего отца и его отца…

Чернобыльский ребе окрылен – он нашел родственника, о котором ничего не слышал с войны! Он понятия не имел, что кто-то из этой родни пережил Холокост!!!

Восторги продолжаются довольно долго, и наконец ребе начинает меня расспрашивать: он должен знать, на ком же женился мой отец. Мы родня, и он не хочет позора в семье…

- Мой отец, - говорю я, - женился на ХАБАДской девушке. Но что ты можешь знать про ХАБАД?

- То есть как?! Я же из Кременчуга, там учился в ХАБАДе... Наверное, знаю о ХАБАДе больше тебя! Так на ком женился твой отец?

Называю девичью фамилию мамы.

- Ее зовут Ривка?

- Откуда вы знаете мою маму?

 

Рассказ Чернобыльского ребе

Он родился и вырос в Кременчуге. Когда началась война, его мать осталась одна с тремя детьми и поняла, что не сможет дать им в этом городе еврейское образование. Но она слышала, что это возможно в Самарканде. И рискнула: взяла детей и поехала в Самарканд. Добраться туда они смогли, но там их ждало непредвиденное: она не смогла снять комнату в этом чужом, незнакомом городе. Но ее никто не пускал. Она была одета как венгерская ребецн, и евреи боялись, что она шпионка.

Поэтому ей пришлось ночевать с детьми на лавке в синагоге.

 

Моя бабушка славилась мудростью и благочестием среди польских евреев Самарканда. Когда она узнала, что еврейская женщина с двумя девочками и мальчиком вот уже несколько ночей спит на лавке в синагоге, она пошла выяснить, в чем дело.

И услышав, что никто не хочет сдавать этой еврейке комнату, пригласила к себе в дом.

- Я жил в доме твоей бабушки около трех лет, - продолжил Чернобыльский ребе. – Мы с твоей мамой – ровесники. И мы с ней заключили сделку: я учил ее всему, что запоминал на своих еврейских занятиях, а она пересказывала мне прочитанные книжки. Одной из книг, которую я слышал в пересказе твоей мамы, был Шекспир.

С Чернобыльским ребе мы стали друзьями. А г-н Вайнберг, узнав, что мой папа пережил войну, на следующий же день сел на самолет и полетел в Бруклин, чтобы обнять его.

На этом моя история не заканчивается. Ее можно было бы продолжать еще долго…

Но важно одно: мы все связаны, и нас всех вдохновляют русские евреи, евреи Самарканда и Бухары. Благодаря им мы спаслись, и вовсе не только физически.

Надеюсь, мы сможем отблагодарить их тем же.

Русский Шаббатон – действенное средство умножения евреев, возвращающихся к своим корням. С каждым годом число участников Шаббатона растет, сюда приезжают все новые и новые люди, они находят здесь свой путь, свою судьбу.

Перевод с английского Наоми Зубковой



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции